Эспеджо - Александра Шервинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно где-то глубоко сначала робко, а потом смелее зашевелилась мысль о том, что вот он — мой шанс изменить себя. Я прекрасно помнил, что сказал мне Марио. Так, может быть, сейчас самое время попытаться… слово «потренироваться» вызвало волну одобрительных эмоций от Косты и шквал жгучего стыда от меня самого. Как можно так цинично, хладнокровно рассуждать, собираясь вонзить кинжал в живого человека⁈ Я не смогу! Я просто не смогу!
Прервало мои судорожные метания появление из тумана уже двух псин, которые присматривались к лежащему на земле парню с конкретным гастрономическим интересом.
И я вдруг понял, что, сколько бы я ни страдал и не истерил, вариантов развития событий не так чтобы много: или я убиваю парня и даю ему шанс отправиться в лучший мир, или я ухожу, а его, ещё живого, сжирают муэртос. Окончательно и бесповоротно. И, как бонус, шанс для парня после смерти превратиться в какую-нибудь тварь Изнанки. Я готов взять на себя такую ответственность и такой груз?
Неожиданно парень открыл глаза, и я увидел в них мольбу, он хотел что-то прошептать, но не смог, лишь на губах выступила кровавая пена. Муэртос в тумане радостно взвыли, словно почуяв лакомый кусочек. Не могли ведь они уловить мои сомнения? Или могли?
Я глубоко вздохнул, стараясь избавиться от отвратительного медного привкуса во рту. Почему-то подумал о том, что главное — чтобы не дрожали руки, иначе я сделаю только хуже. Но тут на помощь мне пришёл Коста, и кинжал вошёл точно туда, куда нужно было, чтобы ударить точно в сердце, не застрять в рёбрах, не промахнуться, заставив несчастного мучиться ещё больше. Парень вздрогнул и обмяк, а муэртос разочарованно взвыли, но не спешили убираться подальше.
Следуя мысленным, даже, скорее, эмоциональным подсказкам Косты, я положил руку на лоб так и оставшегося неизвестным человека, закрыл глаза и проговорил несколько слов, значения которых не знал. Понимал лишь, что это что-то вроде заклинания, которое помешает тварям Изнанки сделать из погибшего подобного им.
Откуда-то пришло знание, что теперь муэртос не тронут его, так как, во-первых, они предпочитают в качестве пищи живых, а во-вторых, их отпугнёт заклинание. Скорее всего, парня обнаружит кто-нибудь из горожан и дальше уже не моя забота. Я сделал для него всё, что мог.
Сделав несколько шагов дальше в сторону Южных ворот, я вдруг почувствовал, что ноги подгибаются, а к горлу подступает тошнота. Понимание того, что я только что сделал, заставило меня судорожно начать вытирать ладони о брюки, словно можно было стереть с них чужую смерть. Коста не мешал, и я был ему за это бесконечно благодарен. Мне нужно был пережить это самому, справиться с собой. Наверное, навсегда попрощаться с тем милым и добрым мальчиком Костиком, который так неудачно решил пойти в поход.
Минут через пять я глубоко вздохнул, вытер тыльной стороной ладони мокрые от слёз щёки, встал и решительно зашагал к воротам.
Южные ворота издавна пользовались в Стылой Топи дурной славой: сразу за ними начинались предгорья, которые через несколько десятков километров переходили сначала в высокие холмы, а потом и в настоящие горы. Никто из горожан отродясь туда не совался, так как горные племена доброжелательностью и гостеприимством не отличались. Поэтому Южными воротами пользовались преимущественно купцы во время сезона торговли. Он продолжался несколько недель, а потом ворота снова запирали. Около них даже стражу не оставляли, потому как свои не ходят, а если горные полезут, так никакая охрана не поможет: сметут и даже не заметят.
Раньше, если сразу за воротами свернуть направо, можно было попасть в бескрайние яблоневые сады, давшие название целому району, нынче превратившемуся в логово тварей Изнанки. Под убивающим всё живое влиянием той стороны, которое здесь ощущалась особенно отчётливо, некогда прекрасные яблони сбросили листву. Стволы деревьев изогнулись под самыми невероятными углами, скрутились в узлы, переплелись, затвердели. Непонятно откуда — хотя почему непонятно: всё от Изнанки — на яблонях появились длинные острые шипы, на кончиках которых порой можно было увидеть капли яда. Когда-то великолепные сады превратились в непроходимый лабиринт, выйти из которого живым было практически нереально. Поэтому люди — даже Ловчие — в Яблоневые сады старались лишний раз не соваться. Зато твари чувствовали там себя как дома, устраивали в переплетениях деревьев гнёзда, рыли норы, даже строили нечто вроде землянок.
Я смотрел на жуткую путаницу веток и стволов со странным чувством: одновременно испытывая и отвращение, и восторг. Отвращение, поскольку знал, кто обитает в глубине этого лабиринта, а восторг потому, что Яблоневые сады были совершенны в своём смертельном уродстве. От этого места веяло опасностью, оно было окружено ею, словно плотным, но незримым облаком.
И где-то там, глубоко внутри, свила гнездо эспира. Она, если верить словам трактирщика, живёт здесь уже три года, значит, несколько лёжек устроила наверняка. Лезть за ней в хитросплетение веток, рискуя наткнуться на шип или встретиться с кем-нибудь из местных обитателей, я не собирался. Не стоит облегчать работу тем, кто захочет сделать тебя своим ужином.
Я закрыл глаза и прислушался: Яблоневые сады жили своей невозможной и совершенно чуждой жизнью. Вот прошелестело по высохшей земле длинное тело гигантской плотоядной серпьенты, один укус которой мгновенно убивает лошадь. Вот негромко рыкнул жарвис, явно предупреждая кого-то или требуя убраться со своей территории. Вот с писком пролетели мелкие тварюшки, похожие на летучих мышей, только с гораздо более острыми и многочисленными зубами. Такие если нападут стаей, даже от здоровенного тирра за считанные секунды останется только тщательно обглоданный костяк.
Эспиры слышно не было: её я узнал бы по характерному пощёлкиванию, которое издают костяные пластины хвоста. Значит, она или спит, или сидит в засаде. Если исходить из того, что мне поступил на неё заказ, она голодна, а значит, недавно проснулась и теперь, пока не налопается до отвала, в логово не уползёт. Значит, придётся выманивать…
Порывшись в сумке, я извлёк пузырёк тёмного стекла, взболтал его, выплеснул немного на найденный в кармане платок и принюхался. От тонкого, но концентрированного аромата миндаля защипало в носу, и я поспешил убрать флакон в сумку, а платок зашвырнуть за ближайший куст. Никто не знает, почему, но эспиры просто обожали запах миндаля, словно домашние кошки — валерьяновый корень. Учуяв его, они неслись, не разбирая дороги, к источнику любимого аромата и на какое-то время впадали в состояние неконтролируемого блаженства. Если использовать эти минуты грамотно, то вполне можно успеть подобраться к твари, запрыгнуть ей на загривок и вонзить клинок в единственную уязвимую точку между рогами. Ну а если не получится — тогда вся надежда на везучесть и умение быстро бегать. Очень быстро, так как эспира передвигается стремительно, от неё просто так не удрать. Впрочем, если это действительно трёхлетка, с ней несложно будет справиться.
От сведений, которые я впитывал из памяти Косты, меня отвлёк звук, похожий на негромкое щёлканье испанских кастаньет. Я сосредоточился и всё-таки сумел уловить момент, когда эспира выскользнула из, казалось бы, полностью закрытого ветками прохода между двумя искривлёнными яблоневыми стволами.
Трактирщик соврал: этой твари было как минимум лет семь, судя по количеству колец на бронированном хвосте, и она находилась в полном расцвете сил. Высокая, около двух метров в холке, с отливающей болотной зеленью чешуёй, она напоминала гигантскую кошку, зачем-то сменившую мягкую шёрстку на бронированные пластины. Голову твари украшали острые рога, способные проткнуть рыцаря в броне, не то что обычного Ловчего в куртке. Длинный хвост нервно подёргивался, и его костяные пластины издавали то самое пощёлкивание. Ноздри одного
