Иван Грозный. Двойной портрет - Роберт Виппер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Без сомнения, в перестановках 1564 года сказались результаты раздражения, вызванного военными неудачами и первыми изменами. Это была какая-то временная постройка, возведенная с большой поспешностью; потом в этих рамках, данных в начале, постоянно менялось содержание. Сам Грозный выразил смысл своей реформы в следующих словах иронической челобитной, которую он подал подставному царю Симеону Бекбулатовичу: «Людишек перебрать, бояр и дворян и детей боярских и дворовых людишек». Действительно, он совершал как бы непрерывный пересмотр всего служилого класса и его владений, передвигал и перетасовывал отдельных его представителей, создавал новое их распределение и опять менял его без конца.
Иван IV лишь довел до полного развития те начала военной монархии, которые наметились во времена его деда. Главное учреждение военной державы — поместная система — развивалось и крепло в борьбе со степью. С середины XVI века сильнейшим побудителем к ее расширению становится западная война. Грозный, вооруженный опытом своих предшественников, пытается придать ей наибольшую гибкость и производительность, на какую она только была способна. Опричнина отражает взгляд на служилое сословие, в силу которого оно должно явиться вполне послушным орудием центра; порядки, заведенные с 1564 года, составляют верх напряжения военно-монархического устройства.
То обстоятельство, что реформа совершалась во время трудной войны, что она осложнялась столкновением с княжатами и старым боярством, среди которого, вероятно, было немало сочувствовавших Курбскому, придало ей характер особенной резкости. Введение опричнины сопровождалось массовыми опалами, казнями, конфискациями. В этой внутренней размельченной войне новым доверенным помощникам и слугам, опричникам, было предоставлено, быть может, слишком много произвола. Но не в террористических мерах Грозного заключалась сущность перемен. Работая над введением нового военного строя, реформатор не имел покоя и простора. Преобразование было задумано как орудие для устранения опасных для родины людей и для использования бездеятельных элементов в интересах государства, а сопротивление превращало реформу в боевое средство для их уничтожения; вследствие этого преобразование и становилось внутренней войной.
5
В опричнине большинство историков XIX века хотели видеть, исключительно или главным образом, орудие возникающего деспотизма. Конечно, верно, что в 1558–1564 годах Иван IV сделал ряд очень резких усилий, чтобы сбросить слагавшуюся вокруг него олигархию, но монархию он укрепил не только террором, а также теми средствами, которые рекомендовали Пересветов и Ермолай-Еразм, то есть сближением с армией и привлечением в нее людей из различных слоев общества. Впечатление такого призыва к патриотизму широких общественных кругов производит Земский собор 1566 года, созванный почти следом за установлением опричнины, и как бы предназначенный показать, какую важность придает правительство настроениям армии.
Русские историки сходятся теперь в том, что собрание 1566 года было первым настоящим Земским собором (позднейшее изображение собрания 1550 года с его речами государя к народу в виде Земского собора относят единогласно в область мифотворчества). Установлены в науке и предшественники «совета всей земли»: это — соединение разных разрядов воинства, образчик которого дал Иван III в 1471 году, и, с другой стороны, освященный собор, совет высшей иерархии. В эпоху опеки правительство связало оба вида собраний для обсуждения церковной реформы; Стоглав 1551 года был соединением «властей» (духовенства), «синклита» (Боярской думы) и представителей воинства.
В 1566 году Иван IV возобновляет форму совещания 1551 года для светской цели. Он собирает духовенство, Боярскую думу в ее полном составе с секретарями, приказными дьяками, и представителей главных разрядов служилых людей; но при этом он вносит важное нововведение, приглашая впервые гостей и торговых людей. Что касается поводов к созыву, то здесь Грозный возвратился к традициям своего деда. Как Иван III спрашивал свое воинство, идти ли походом на Новгород, так Иван IV поставил собранию военно-служилых и торговых людей вопрос о том, согласны ли они продолжать войну за обладание всей Ливонией, между тем как Польша предлагала раздел страны на фактических условиях владения с удержанием в своих руках Риги.
Помимо участия торговых людей, впервые появляющихся в большом государственном совещании, — что указывает на возросшее их значение в государстве, — есть еще другие оригинальные черты собора 1566 года. Среди низших разрядов служилых людей, в качестве особой группы, упоминаются торопецкие и луцкие помещики; по-видимому, это были оказавшиеся в Москве ко времени переговоров с Польшей мелкие дворяне, сидевшие на окраине, наиболее угрожаемой, взятые из непосредственно действовавших на войне корпусов. Хотя их немного, но они занимают видное место в собрании; их мнение отбирается отдельно. Правительство Грозного допускало свободный обмен взглядов: мы узнаем, что среди отзывов на соборе было оглашено особое мнение дьяка Висковатого, руководителя иностранной политики, который предлагал допустить раздел Ливонии, но при этом потребовать от короля вывода гарнизонов из занятых им городов.
В собрании 1566 года своеобразно соединяются старина и новизна, предание и политическое изобретение. В. О. Ключевский обратил внимание на преобладание в Земском соборе 1566 года представителей знаменитой «тысячи», набранной в 1550 году и испомещенной в окрестностях Москвы, чтобы быть готовой на посылки и поручения правительства. С другой стороны, Н. Мятлев[10] показал, что дворяне, набранные в 1550 году, занимали в последующие десятилетия большую часть важных должностей по военному командованию, внутренней администрации и дипломатии. Мы видим, что Грозный, несмотря на резкость кризиса 1564–1565 годов, на опалы и казни, все-таки держится старого испытанного состава людей, привлеченных к управлению, и даже окружает себя его представителями на большом совещании по крупнейшему вопросу политики.
Собор 1566 года составляет чрезвычайно искусный ход в политике Ивана IV. Удовлетворив самолюбие воинства, еще лишний раз закрепив за собой опору рядового дворянства против аристократического боярства, Грозный выиграл вместе с тем блестящее положение в международной политике. Отправляя в Литву полномочного посла Умного-Колычева с решительным отказом мириться без Ливонии, он выступил окруженный славой популярного государя, который только что удостоверился в единодушии своей армии, духовенства и купечества. Мог ли развернуть что-нибудь даже отдаленно похожее его противник Сигизмунд II, с тяжелым на подъем, неподатливым, многоречивым сеймом, собиравшим шляхетство, которое, в отличие от московского дворянства, перестало быть воинством? Вот когда военная монархия московского государя должна была чувствовать свое превосходство над шляхетской республикой!
Если можно говорить об изобретениях в политике, Иван Грозный имеет право считаться изобретателем земского собора также, как Симон де Монфор[11] был изобретателем парламента, а Филипп IV Красивый — генеральных штатов.
6
Одним из первых успехов Ивана IV в Ливонской войне было, как мы уже видели, занятие
