Наваждение - Мелани Джексон

— А теперь, — продолжил некромант, поворачиваясь, — вы оба уверены, что хотите увидеть Дьявола?

— Более чем уверены, — ответил граф.

Я не ответила, поскольку сомневалась, что хочу увидеть Сатану собственной персоной.

— Ваше имя?

— Сэр, мне обязательно его называть? — спросила я с дрожью и голосе.

— Это необходимо.

— Мое имя Анна де Ланкло, по прозванию Нинон, — сказала я неохотно.

— А меня зовут Жорж де Сандрелс, граф де Люд.

— Клянетесь ли вы никогда не упоминать о том, что сейчас произойдет у вас перед глазами?

— Клянемся.

Граф снова ответил за нас двоих. И снова я промолчала.

— Клянетесь ли вы не бояться и не призывать на помощь небеса или святых?

— Клянемся.

Жорж нахально ухмыльнулся. Мысль о том, что что-то может его напугать, казалась ему смешной.

Маг поднялся. Длинным эбонитовым жезлом он описал в пыли круг вокруг нас и начертил в нем какие-то каббалистические знаки. Затем обратился к нам:

— Еще не поздно отказаться. Неужели вы совершенно не боитесь?

Я уже хотела было ответить утвердительно, но тут граф глумливо рассмеялся:

— Бояться Дьявола? Стыдитесь! За кого вы нас принимаете? Не тяните.

И в ту же секунду раздался оглушительный грохот, за которым едва можно было разобрать голос мага. Вскинув руки над головой, он яростно жестикулировал, кричал и исступленно взывал к Дьяволу на непонятном нам языке. Я почувствовала, как волосы встали дыбом, и меня охватило сильнейшее отвращение. Я схватила графа за руку, умоляя его уйти из этого жуткого места.

— Поздно! — вскричал маг. — Не выходите из круга, иначе погибнете!

Вдруг к грохоту присоединилось лязганье цепей, которые тащили из глубины пещеры. Затем раздался душераздирающий вой. Некромант продолжал биться в конвульсиях, его вопли усилились. Он извергал из себя поток абракадабры и, казалось, входил в транс. В мгновение ока нас обступили языки пламени.

— Смотрите же! — вскричал Пердитор.

Из груди у меня вырвался крик ужаса, когда в бушующем пламени появился черный козел, скованный раскаленной докрасна цепью. Вой становился все истошнее, пламя разгоралось все сильнее и сильнее, вокруг животного плясали отвратительные черти, размахивающие факелами и злобно выкрикивающие какие-то фразы на неизвестном мне языке. Козел поднялся на дыбы.

— О, ради всего святого! — воскликнул де Люд. — Должен признать, комедия разыграна блестяще, но мне хотелось бы взойти на эту сцену и поближе разглядеть костюмы артистов. Анна, идемте со мной!

Он схватился за рукоятки пистолетов и сделал вид, что собирается выйти из круга, но тут по команде мага пламя погасло, козел с чертями исчез. Мы снова погрузились в кромешный мрак. Не успели мои глаза привыкнуть к темноте, как нас схватили, протащили по коридорам и вышвырнули наружу.

Я была рада, что наше приключение на этом закончилось, и даже не стала предлагать вернуться за зельем и выброшенными на ветер пятью луидорами.

Но граф не собирался на этом останавливаться. Он горел желанием разгадать загадку и сорвать маску с лже-Дьявола. Он настаивал на том, что мы стали жертвами мерзкого шарлатана. Но я не разделяла его уверенности, и гротескная постановка, которую мы увидели, еще долго терзала мое воображение. Весь остаток дня и следующую ночь у меня из головы не выходили черти, скачущие среди языков пламени, и пронзительный вой.

Непристойность заключается не в самих вещах, о которых мы говорим. Не в наших речах или даже мыслях, а в помыслах говорящего и распущенности тех, кто ему внимает.

Сильнее всего нас пугает не наша непригодность. Больше всего мы боимся безграничного могущества. Это наш свет и наша тьма, которые пугают нас.

Глава 8

Многие женщины готовятся к свиданию с «горячим» парнем, просто кладя в сумочку презервативы. Но Нинон была более практична и носила с собой адреностимуляторы. Просто на всякий случай, если вдруг во время акта увидит «небо в алмазах» в прямом смысле слова или сердце и впрямь замрет. Более того, она одевалась на свадьбы «по залету», то есть «траурные», так, словно это была настоящая церемония, а не «как бы торжество». Хотя она, пожалуй, была единственной из гостей, кто понимал, что у этой свадьбы, скорее всего, будет продолжение, на котором невеста отпустит жениха на волю.

Коразон заворчал.

— Знаю, — ответила Нинон. — Я и сама понимаю, как глупо в моем положении прихорашиваться.

С одной стороны, происходящее могло показаться невероятным — по крайней мере, тем, чье мировоззрение было сформировано под влиянием подкованных в науке уроженцев Запада двадцать первого века, восприятие реальности которых было весьма ограниченным. Но ей уже приходилось видеть и участвовать в невероятном, поэтому она ни секунды не сомневалась в том, что ситуация сложилась крайне опасная и вполне реальная. Это не было галлюцинацией, плохим сном или наркотическим бредом. И она действительно могла сегодня умереть. Либо все закончится тем, что она убьет Мигеля — пытаясь защититься от его нападения или втянув его во вновь созданный опасный план.

По крайней мере, божество сдержало слово. Все действо будет происходить на фоне грозы с молниями. Она приближалась, как припадок у ненормального, что, в сущности, было неудивительно, учитывая, кто ее вызвал. Неожиданно воздух стал душным и влажным. Он безжалостно прилипал к ее коже подобно власянице. Но она не возражала, потому что статика не позволяла Сен-Жермену читать ее мысли. Мудрые люди не советовали вести войну сразу на нескольких фронтах. Вызова, брошенного Дымящемуся Зеркалу, для одного дня было достаточно.

Она последний раз взглянула на сгущающиеся на небе тучи и закрыла ставни. Ветер, который гнал по небу тучи, был мягким и зловонным, как дыхание койота. Нинон готова была поспорить, что если они снимутся с места, то гроза последует за ними. Мигель сейчас являлся эпицентром бури, посланной его сумасшедшим отцом. Но очень скоро все должно было измениться.

Кроме того, у нее были все основания подозревать, что, несмотря на помехи от грозы, антенна Сен-Жермена все равно зафиксирует момент, когда она отдастся Мигелю. Он определенно узнает, когда в нее ударит молния и она заново воскреснет. И это ей только на руку, потому что до этого он не знал ее точного местонахождения. Она хотела, чтобы он примчался к ней в спешке, несобранный, ослепленный яростью. Чтобы его поймать, ей нужно было заставить его совершить ошибку.

Спустя некоторое время Нинон вышла на поляну, на которой была назначена встреча с Мигелем. Это место было на безопасном расстоянии от города и вдали от водоемов, в которых мог бы затаиться Дымящееся Зеркало или его жрицы. По всей видимости, вампиршам и их божеству для перемещения требовалась вода, и все же Нинон не теряла бдительности. За этот день Дымящееся Зеркало успел неоднократно удивить ее.

— Привет! — мягко сказала она при появлении Мигеля. Обдуваемый ветром, с развевающимися волосами он выглядел великолепно. Нинон вдруг поняла, что к ней возвращается давно утраченная способность искренне улыбаться. Она чувствовала, что его тело пахнет грозой, а значит, он давно вышел из дома.

Мигель шагнул к ней, окидывая оценивающим взглядом, и на этот раз она позволила ему осмотреть себя снизу доверху. Она позволила ему видеть. Нет, не все, но достаточно, чтобы он понял, что она чувствует. Потому что она хотела его и нуждалась в нем. Кроме того, она знала, что ему понадобится поощрение, чтобы сделать то, для чего они здесь собрались.

Ее тоже ждали сюрпризы. И хотя Нинон опасалась, что годы одиночества и воздержания убили в ней чувственность, все же она не забыла, что такое желание, и была рада в этом удостовериться — пусть даже при таких обстоятельствах. Страсть примиряла с суровой реальностью, позволяла подсластить пилюлю. Поэтому она поделилась ею с Мигелем, впервые за последнее время раскрывшись перед другим человеком.

— Твой рот… — произнес он наконец.

Она кивнула. Она поняла, что он имеет в виду. На ней не было ни грамма косметики, и ее ненакрашенные губы были гладкими, нежными, розовыми, как персик или арбуз, — рот юной девушки, который никогда прежде не целовали и на котором никогда не было ничего, кроме невинной улыбки. Ее лицо тоже было очень юным без макияжа. Ее тело было изменено, заморожено, когда она была еще почти ребенком.

За исключением глаз. В них жили опыт и вековая мудрость.

Мигель больше не пытался с ней заговорить. Его первое неуверенное прикосновение к ее щеке словно спрашивало, уверена ли она. Ее тело ответило утвердительно. На то, чтобы избавиться от одежды, много времени не понадобилось: одежды на ней было сравнительно немного, поэтому когда она только потянулась к его рубашке, то была уже почти обнажена.