Вся ваша ненависть - Энджи Томас

ничего плохого, – говорю я. – Халиль не превышал скорости и вел спокойно. У полицейского не было причины нас останавливать.

– Ясно. Что произошло потом?

– Полицейский заставил Халиля выйти из машины.

– Заставил? – переспрашивает она.

– Да, мэм. Он его вытащил.

– Потому что Халиль медлил, верно?

Мама издает гортанный звук, словно хочет что-то сказать, но сдерживается. Затем сжимает губы и принимается кругами гладить меня по спине.

Я вспоминаю, что говорил папа: «Не позволяй им навязать тебе чужое мнение».

– Нет, мэм, – отвечаю я Гомез. – Он вышел из машины сам, но дальше полицейский все время его толкал.

Она еще раз повторяет свое «ясно», но ясно ей быть не может – она этого не видела, а потому, скорее всего, мне не верит.

– Что случилось потом?

– Полицейский трижды обыскал Халиля.

– Трижды?

Ага. Я считала.

– Да, мэм. И ничего не нашел. Тогда он приказал Халилю оставаться на месте, пока он проверит его права и техпаспорт.

– Но Халиль не стоял на месте, правда?

– Да, но и сам в себя он не стрелял.

Черт. Долбаный язык без костей.

Детективы переглядываются. С секунду они безмолвно друг с другом разговаривают.

На меня надвигаются стены. Легкие снова сдавливает. Я оттягиваю воротник футболки.

– По-моему, на сегодня хватит, – говорит мама и, поднимаясь, берет меня за руку.

– Но, миссис Картер, мы еще не закончили.

– Да мне все равно…

– Мам, – говорю я, когда она переводит взгляд на меня. – Все нормально. Я продолжу.

Тогда она одаривает детективов таким взглядом, каким одаривает нас с братьями, когда мы испытываем ее терпение, и садится обратно, но руку мою уже не отпускает.

– Ладно, – говорит Гомез. – Значит, он обыскал Халиля и приказал ему не двигаться, пока будет проверять права и техпаспорт. Что дальше?

– Халиль открыл пассажирскую дверь и…

Бах!

Бах!

Бах!

Кровь.

По моим щекам текут слезы. Я вытираю их рукавом.

– Полицейский застрелил его.

– Ты… – начинает Гомез, но мама тычет в нее пальцем.

– Пожалуйста, дайте ей секунду. – Звучит как приказ, а не просьба.

Гомез не отвечает. Уилкс продолжает что-то записывать.

Мама вытирает мне щеки.

– Как будешь готова, – шепчет она.

Я сглатываю комок в горле и киваю.

– Ладно. – Гомез делает глубокий вдох. – Старр, ты знаешь, почему Халиль подошел к двери?

– Мне кажется, он подошел, чтобы спросить, все ли у меня в порядке.

– Кажется?

Я не телепат.

– Да, мэм. Он уже начал спрашивать, но не закончил, потому что полицейский выстрелил ему в спину.

На губы мне падает еще пара соленых слезинок. Гомез вновь подается ко мне через стол.

– Мы все хотим докопаться до сути этого дела, Старр. И мы ценим твое сотрудничество. Я понимаю, что сейчас тебе очень тяжело.

Я снова вытираю лицо рукой.

– Да.

– Да. – Она улыбается и говорит в том же сахарном, сочувственном тоне: – А теперь скажи, как считаешь: Халиль продавал наркотики?

Пауза.

Какого хрена?

Слез больше нет. Серьезно, глаза мгновенно высыхают. И прежде чем я успеваю что-то сказать, подключается мама:

– Какое отношение это имеет к делу?

– Это просто вопрос, – говорит Гомез. – Ты что-нибудь об этом знаешь, Старр?

Все ее сочувствие, все ее улыбки и понимание были лишь приманкой…

Они хотят узнать, что случилось на самом деле, или оправдать коллегу?

У меня есть ответ на ее вопрос. Я все поняла, когда увидела Халиля на вечеринке. Он никогда не носил новую обувь. И украшений (маленькие цепочки за девяносто девять центов из магазина косметики не в счет). К тому же мисс Розали уже все подтвердила. Но какое, нафиг, отношение это имеет к его смерти? Неужели это оправдывает убийство?

Гомез склоняет голову набок.

– Старр? Пожалуйста, ответь на вопрос.

Я не собираюсь помогать им оправдывать убийство моего друга.

Выпрямившись, я смотрю Гомез прямо в глаза.

– Я никогда не видела, чтобы он продавал или употреблял наркотики.

– Но как ты считаешь? – спрашивает она.

– Он никогда мне ничего об этом не говорил, – отвечаю я, ведь это правда. Сам Халиль мне не признавался.

– Но ты хоть что-нибудь об этом слышала?

– Что-то слышала.

Это тоже правда.

Она вздыхает.

– Ясно. Ты знаешь, состоял ли он в банде «Королей»?

– Нет.

– А в банде «Послушников из Сада»?

– Нет.

– Ты употребляла алкоголь на вечеринке?

Этот прием я знаю по «Закону и порядку». Она пытается меня дискредитировать.

– Нет. Я не пью.

– А Халиль?

– Так, секундочку, – перебивает мама. – Вы пытаетесь отдать под суд Старр с Халилем или копа, который его убил?

Уилкс отрывается от своих записей.

– Я не совсем вас понимаю, миссис Картер, – бормочет Гомез.

– Пока что вы не задали моей дочери ни одного вопроса о том копе, – говорит мама. – Вы все время спрашиваете ее про Халиля, словно это он виноват в своей смерти. Старр уже сказала: сам он в себя не стрелял.

– Мы просто хотим восстановить полную картину происшедшего, миссис Картер. Только и всего.

– Сто-пятнадцать убил Халиля, – говорю я. – А Халиль не сделал ничего плохого. Что еще вам нужно знать?

Пятнадцать минут спустя мы с мамой покидаем полицейский участок. И обе понимаем одно: нас ждет не расследование, а фикция.

Семь

Похороны Халиля пройдут в пятницу. Завтра. Ровно через неделю после его смерти.

В школе я стараюсь не думать о том, как он будет выглядеть в гробу, сколько придет людей, как он будет выглядеть в гробу, знают ли другие, что я была рядом, когда он погиб… Как он будет выглядеть в гробу.

У меня не получается об этом не думать.

В понедельник в вечерних новостях наконец раскрывают подробности убийства и назвают Халиля по имени, но