Осьмушка - Валера Дрифтвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Валить надо, прежде чем всем мясом прирастёшь.
Когда в Зелёном доме ложатся доспать остаток ночи, межняку почему-то не хочется отгораживаться полотнищем от остальных костлявых. Портки можно стянуть и под одеялом, невелика возня. Ёна поворачивается лицом. Без полотнища можно даже почувствовать тепло, исходящее от Ёниного крепкого мяса, живой крови и кожи. Возможно, после завтрашнего дня они больше и не увидятся. Эх. А могли бы дружить.
– Ты не промах, – произносит Ёна в потёмках. Протягивает руку – дотронуться до осьмушкиного острого локтя.
– Я слабачка, – признаётся Пенни шёпотом, без выражения. – Перетрусила, как овца. Ножик забыла.
Ёна хмыкает:
– Ай да ну. Когда старшак впервой ученье нам устраивал, так из нас половина вообще портки обмочили.
По плечу гладит, будто крадучись.
– И ты тоже, что ли? – удивляется Пенни.
– Я… не. Меня прям в маску со страху стошнило, – отвечает Ёна.
Не то чтобы Пенелопе кажется это смешным, да если уж на то пошло, Ёниной байке она не очень-то верит. А всё-таки становится намного легче. Пенни хихикает, прикрыв рот ладонью. Ёна тоже хихикает, хотя если оно и в самом деле когда-то случилось, то тогда ему явно было не до веселья.
– А ну-ка спать, беси баловные, – подаёт голос бабушка Сал из своего закутка. – Я всё слышу.
– Спи, Резак, крепко, полной силы набирайся, – Ёна вздыхает глубоко и добавляет не очень понятное: – Тебе во всю стать дорасти ещё малёх… я пожду, ничего.
Пенелопа хочет сказать молодому орку что-нибудь хорошее, но ничего не идёт на ум. Поэтому она лишь говорит:
– Добрых снов, Ёна.
И вскоре сама засыпает, без единой мысли о завтрашнем дне, и даже – удивительно! – без особенной стыдобы за нынешнюю беспокойную ночь.
* * *
С утра в стойбище неспокойно. Перед самым рассветом кошачьи пастыри слышали над озером далёкие сиреньи голоса.
Штырь рассудил так, что водяные соседушки вроде кого-то ищут. Пробовал сам позвать «дружбой-мясом», узнать, не нужна ли помощь в сухопутном поиске – худо-бедно, а сумели бы столковаться, была бы на то добрая воля, но сирены не откликаются.
Старшаки решают, что не лишним будет на всякий случай обследовать ближайшие вёрсты берега в обе стороны. С Ковалем идёт Марр-следопыт, а ещё Сорах и Костяшка, которые и так вечно возле конопатого крутятся на кузнице. Со Штырём идут Ёна, Дэй и Чабха Булат, а Руби дуется, как мышь на крупу, что её с собой не берут.
Пенни думает, что эти обстоятельства очень ей на руку. Из старших при лагере остаются только Магранх-Череп да нэннэчи, может, и удастся уйти без лишних расспросов и отговорок. Вот бесячий Штырь… Тис Штырь-Печень её бы отговорил. Влёгкую. Сказал бы: «Здесь твоё место, шакалёнок. У наших костров». Или так: «Резак, не дури». Или даже просто бы посмотрел да хмыкнул – и она осталась бы.
Большая удача, что Штыря сейчас нет.
Большая и обидная удача.
* * *
Заплечник собран наскоро, и всё равно полупуст. Перемена одежды с чужих плеч. Подаренный Марром гребешок – Марр вроде для всех такие пилит, костяные частые патлодёрки, чтобы не разводились вши в колтунах. И всё. Кроме ножика, ничего больше не нажила. Теперь пойти вымыться перед дорогой – это вроде как принято, это поможет совсем решиться. Идти в одиночку Пенни не страшно: путь хоженый, как-никак ноги запомнили дорогу. Если даже и повстречаются какие-нибудь подозрительные хари, что очень вряд ли, то чего проще спрятаться или убежать – так она себе говорит. У Дрызги подождать спокойно поездки в город, обзавестись кстати новой обувкой: на старых кедах подмётки истёрлись уже почти до дырок. Пенни слышала, что конопатый собирался покупать детям башмаки навырост, для холодного времени, даже обводил их лапки жирным карандашом на листе бумаги. А потом…
* * *
– О, привет, Резак.
Ржавка – грива рыжая собрана растрёпанным пучком над неприлично обритым затылком – стоит себе у Пенниного бережка. Уффф! Хоть джинсы на себя натащить успела до этого, блин, явления!
– Эй, у тебя грудина болит, что ли? Чего руками прижимаешь?
– А ТЫ ЧЕГО ПЫРИШЬСЯ, ДУРИЛА!!!
– А. Людской обычай? – Ржавка ладонями закрывает себе глаза. – Никак его не пойму. Когда у Марра-Маррины были для красоты человеческие цыцки приделаны, так он их тоже прятал. Вот как тут в толк взять. Для красоты приделаны – и прятать. Потом у нас Хильда появилась. У неё от природы цыцоньки свои. Она не прячет. Нэннэчи по самую шею любят одетые ходить, даже в самую теплынь – ну они старенькие, может, их кровь уже слабо греет? Потом Рэмс Коваль. Опять не прячет ничего. Хотя у него лады как у некормячего орка, только с подшёрстком, так. Теперь ты. Вроде орчанский же грудак, ну, подумаешь, с людскими жирочками немножко. И ты прячешь. Ххе. Хоть деревом меня стукни – не понимаю ни черта в этих человеческих обычаях.
Пенни не слушает Ржавкину трепотню – сражается с футболкой, не желающей послушно надеться на мокрое туловище; одержав над шмоткой победу, сразу зачехляется в тонкую курточку, застёгивает молнию до самого горла.
– А ты чего здесь?!
– А глаза открыть уже можно?
– Открывай.
– Да чистухи думаю набрать, – Ржавка показывает на густую лопушню при самой воде. – Сейчас у чистух корневища мясистые, самый сок. Сырьём их не особо нагрызёшься, а испечь можно вкусно. Резак, а ты куда собравшись? Ранец-то…
– На Дрызгину ферму, поработать захотелось, аж зубы сводит, – отвечает Пенни, засунув руки глубоко в карманы.
– Так вчера же последняя банда туда отправилась.
– А я вчера не хотела, а сегодня передумала.
– Ясно, это бывает, – Ржавка пожимает плечами. – Только старшаки нынче не велят по одному ходить.
– Ну пусть они меня поругают потом, когда встретят.
Ржавка теперь стоит близко. На осьмушкины слова вдруг жмурится, фыркает, улыбается во всю пасть.
– А ты знатная заноза, Резак. С тобой не заскучаешь. То-то Ёна по тебе сохнет – даже со мной обниматься не хочет.
Ветерок морщит озеро мелкой рябью, качает чистухи, рогозы и прочую дикую зелень.
– Ээ… чего? – Пенни успевает прикинуть, не случится ли сейчас злая драка. Но Ржавка ничуть не подбирается и смотрит кротко, чуть набок склонив голову.
– Это уж вы сами разберётесь. Я другое давно сказать хочу. Мы с тобой вроде похожие, я ещё с первого денёчка примечаю. – Вытягивает руку ладонью
