Коллекционер женщин - Марина Серова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже не играет.
— Что вам больше нравится — срок за убийство или за сокрытие преступления? Учтите, друг мой: добровольное признание облегчит вашу участь.
Белова промолчала…
19 часов 06 минут
Битый час я стараюсь уговорить мольку прекратить истерику и начать долгий, скучный рассказ о том, как некая странная дама зачем-то тюкнула милейшего Витю Баргомистрова антикварным канделябром. Настя на уговоры не поддается, хлюпает носом и время от времени рукавом драпового пиджака размазывает по лицу остатки косметики.
Миша с несчастным видом застыл на диване. Милый ты мой, сострадатель! Только толку-то от твоего безмолвного сострадания…
— Миша, будьте любезны, принесите девушке воды…
В дверь позвонили — громко, требовательно.
От неожиданности я вздрогнула.
— …и заодно откройте, пожалуйста.
Вошел Дима. Сухо поздоровался; показал Насте служебное удостоверение; важно прошествовал в угол, к стулу, сел, спросил:
— Ну-с, гражданка Белова, — правильно я разумею? — будем отпираться или выложим все начистоту?
Только бы не улыбнуться. Если б я не знала этого стража порядка достаточно хорошо, решила бы: сухарь, зануда. Кстати, удостоверение мадемуазель Белова предъявить и не требовала.
Спектакль, надо сказать, сыгран на «бис». Умница, товарищ Ковалев: тупая физиономия, ничего не выражающий взгляд — то, что надо. Теперь передохни немного, а то моль и так сильно напугана.
— Итак, — Настя, вы слышите меня, — итак, «она звалась Татьяной», — негромко подсказала я. — Это мы, слава богу, выяснили. Какова же наша фамилия?
— Тимошенко, — прошептала «домохозяйка и гувернантка», глядя на Дмитрия как кролик на удава.
Вот уж не думала, что моль бледная так боится милиции.
— Татьяна Тимошенко. Замечательно. И кем же сия особа приходится вам, сударыня, — сестрой, близкой подругой, дальней знакомой?
Полегче, Татьяна Александровна. Не дави на девочку. И перестань издеваться.
— Она моя сестра, — вздохнула мадемуазель Белова. — Фамилия у нее мужнина.
Оказывается, у загадочной леди есть муж?! Жалко беднягу; хороший, наверное, человек.
— Сестра, значит? — сурово переспросил страж порядка.
Помолчи, радость моя. Ты и так уже напугал девицу до полусмерти. Сиди теперь тихо и для устрашения человечества жутко вращай глазами. Умеешь ведь!
— Рассказывайте, Настя, рассказывайте. Ну, жила-была девушка. Жила — не тужила. Так? Окончила — что?
— Таня? Школу окончила…
И все?
— …потом институт. Технический.
— На работу, конечно же, устроилась…
— Да, — с тяжким вздохом подтвердила моль бледная. — Но не по специальности. Диспетчером.
— Получала, естественно, мало.
— Мало…
Мама родная, из девицы каждое слово клещами вытягивать надо! Наберись терпения, Танечка.
— Ну хорошо. Устроилась ваша сестра на работу — и что было дальше?
«Домохозяйка и гувернантка» всхлипнула.
— Таня познакомилась с мужем Маргариты Вадимовны. Будущим. Тогда он, конечно, ничьим мужем еще не был…
Существенное уточнение. Продолжим.
— Итак, все было бы хорошо, если б не встретился на жизненном пути Тани Беловой — тогда еще Беловой?..
Настя кивнула.
— …если б не встретился на ее пути красавец-сердцеед Виктор Баргомистров. Что случилось потом?
Потом случилась истерика.
Мой возница — в который раз! — с помощью воды и ласковых слов стал приводить мольку в порядок, а я подумала: ни красавцем, ни сердцеедом Ксюхин любовничек, пожалуй, не был. Он был… коллекционером. Ну, как там иные люди марки собирают или, скажем, календарики — Витя коллекционировал женщин. А Рита — дочек не считаем — стала его лучшей «маркой», той, ради которой покупается целый альбом и на которую после не устают любоваться: поглаживают пальчиком, пылинки сдувают…
— Настя, так как насчет продолжения?
Молька судорожно вздохнула, но молчала, и я была вынуждена продолжить:
— В общем, познакомилась девушка Таня с молодым человеком по имени Витя. Стали они встречаться. Верно?
— Да… Вы знаете, сестра Таня — она вроде бы как и ничего, но случается… Сестра всегда была любимой дочерью, любимой племянницей и все такое…
Понятно. Избаловали девицу до предела.
— Она капризная, Таня… Ну и вот…
М-да. Слушать сбивчивое молькино повествование, неоднократно прерываемое обильным потоком слез, — не слишком большое удовольствие, господа присяжные заседатели.
— Ну и вот… — повторила мадемуазель Белова.
Весьма содержательное изречение. Бездна смысла.
— Вите перемены ее настроения, наверное, не нравились…
Разумеется. Странно было бы, если б случилось обратное. Все мы со сдвигами, но в меру же.
— Они встречались год…
Ого! Господин Баргомистров терпел эту даму целый год — ничего себе! Ну и выдержка у человека.
— …а потом расстались. Знаете, ругались, ругались…
Разбежались молодые люди со скандалом — что может быть естественнее в наше время. Да еще с таким характером, как у моей тезки.
Нет, как-то я не так фразу построила. Надо бы по-другому. Если учесть тот факт, что характер моей тезки оставляет желать лучшего… Ну, поехали! Вам больше нечем заняться, Татьяна Александровна? Что вы себе всякой глупостью голову забиваете?
Ладно, следуем далее.
— Настя, милая, ваша сестра и муж — будущий — Маргариты Вадимовны, расстались давным-давно — сколько лет с тех пор прошло?..
У меня со счетом плохо. У мадемуазель Беловой, видимо, тоже: она промолчала.
— …так почему же этой леди вдруг приспичило убивать своего любовника именно сейчас? Объясните же мне наконец!
— Они перестали встречаться…
Девочка моя, это я уже слышала.
— …но Таня осталась одна, а Вите в скором времени подвернулась юная хорошенькая Ксеня… А ведь она хороша, правда?
Ничего особенного. Однако пощадим Мишино сердечко.
— Да, безусловно. И что же дальше?
— Таня, как оказалось, была… ну, это… как это…
Ясно. Познакомился мистер Баргомистров, грешный, с любимой дочерью «известного бизнесмена», так и не узнав, что бросил мать своего первенца… будущего, конечно.
Тяжелый случай.
Все эти сентиментальные истории не вызывают ничего, кроме улыбки… и снисходительного презрения. А мне на протяжении всего дела приходится заниматься сплошными сантиментами. Посочувствуйте мне, господа.
— Ксеня с Витей долго встречались… наверное, несколько лет. Потом он поменял ее на Маргариту Вадимовну, потом они поженились, потом родились девочки…
Ну, как развивался роман Виктора с Королевой-младшей, мы знаем, что называется, из первых уст… Только Ксения, помнится, утверждала, что о существовании в ее жизни некоего шофера никто даже не догадывался. Ай да моль бледная!
— Настя, с Ксенией Вадимовной мы уже беседовали на эту тему. Мне интересна судьба вашей сестры.
— У Тани появилась дочка.
Любил Баргомистров девочек «дарить»: три дочери — и ни одного сына.
— Виктор об этом счастливом событии, разумеется, так и не узнал.
Мадемуазель Белова пожала костлявыми плечиками.
— Конечно… Только Машенька слабенькая родилась, больная… Думали, не выживет.
— Выжила?
— Нет, умерла… через пять лет.
— И безутешная мать, естественно, в своем горе решила, что во всех напастях виноват беспутный Машенькин папаша, — пробурчал Дима из своего угла.
Долго ж ты молчал, родимый! И вещать-то как начал — в моем стиле.
Моль бледную, однако, сие изречение напугало. Видимо, к безмолвно сидящему стражу порядка девица более-менее привыкла — а тут он голос подал. Полное безобразие.
Настя захлопала глазками, всхлипнула жалобно. По-моему, опять играет. Дмитрий, кажется, того же мнения: хмыкнул, отвернулся к окну.
— Настя, Настя! — позвал мой возница.
Все это время он бесшумно ходил по комнате, приносил-уносил чашки, кофейник, вазочку с печеньем. У Миши призвание такое — кормить. Он называет это «хобби» — с моей легкой руки. Кроме всего прочего, шофер мой вменил себе в обязанность периодически вытряхивать окурки из пепельницы, стоявшей у меня под рукой, на журнальном столике.
«Домохозяйка и гувернантка» отмахнулась от Миши как от мухи.
— Настя, дружочек, следователю не терпится узнать, что произошло потом.
И снова — ахи, охи, «слезные» реки… Антракт. Можно спокойно выкурить очередную сигаретку.
На сей раз, однако, истерика продолжалась недолго. Да и какой смысл ее затягивать: Миша больше не суетится с водой и уговорами, устал…
— Так что там дальше?
Моль затихла. Пошмыгала носом. Наконец продолжила:
— Детей Таня больше не могла иметь, муж ее бросил…
Значит, мужа нет. Не выдержал, бедный человек.