Робин Гуд - Ирина Измайлова

Епископ Антоний тоже проснулся с первыми лучами солнца и, совершив утреннюю молитву, как ни в чем ни бывало, вскинул на плечо свою тяжелую сумку:

– Я готов, мессир шериф! Полагаю, мы обойдемся без завтрака, чтобы не терять времени?

– Правильно полагаете, ваше преосвященство. Вам это будет не трудно: ведь мессу вы служите, не вкушая перед тем пищи, а мои воины – люди привычные.

Однако, они потеряли куда больше времени, чем могло бы уйти на завтрак: едва все сели в седла и тронулись в путь, как обнаружилось, что восемь из двадцати шести лошадей захромали. Причем, это были те, которых привязали на краю деревни, и которых хуже всего освещали костры.

– Неужели кто-то искалечил их? – не без тревоги воскликнул епископ. – Я слыхал, что лазутчики иногда подрезают или прокалывают лошадям сухожилия.

– Это невозможно, – возразил Веллендер. – Какая же лошадь даст покалечить себя, не издав громкого визга, даже не заржав? А ничего такого за всю ночь никто не слыхал.

Впрочем, совершенно отметать предположения епископа не следовало, поэтому шериф соскочил с коня и принялся осматривать сухожилия ближайшей захромавшей лошади, но не обнаружил следов подреза или прокола, в чем, впрочем, почти и не сомневался.

– Значит, дело куда проще! – воскликнул сэр Эдвин, не слишком утешившись и оставаясь мрачнее тучи (он уже на чем свет проклинал себя за то, что не послушался епископа и не устроил ночлега прямо в поле). – А ну-ка, посмотрим!

С этими словами шериф приподнял хромую ногу коня и осторожно поддел кинжалом подкову. Ковырнул раз, другой, пока из-под подковы не вылетел и не упал на землю небольшой острый камешек. Такие же камешки оказались и под подковами семи других лошадей, у которых обнаружилась хромота.

– Кто мог это сделать? – в ярости Веллендер сгреб ошалевшего от испуга деревенского старосту за куртку и, дернув, почти оторвал от земли, хотя весил почтенный виллан не меньше кантара[36].

– Кто мог это сделать?! – голос шерифа дрожал от ярости. – Отвечай, мерзавец! Кто из твоих селян связан с разбойниками? И если ты мне этого не скажешь, то знай: я спалю дотла всю твою деревню!

– Клянусь Богом и всеми моими восемью детишками, – прохрипел в отчаянии староста, – что не знаю в нашей деревне никого такого… Может, это был кто-то чужой?

– Да?! Кто-то чужой болтался по окраине деревни немалое время, судя по тому, сколько он успел напакостить, и ни одна из ваших собак не подняла лая?! Говори, скотина, да поживее: к вам приезжали люди Робина Гуда?!

– Сэр шериф! – вмешался один из воинов отряда, ночью стоявший на карауле. – Во время дежурства мне показалось, будто какая-то тень мелькнула неподалеку от костра, причем в том месте, где мы привязали к дереву пленных разбойников. На ночь-то мы их с седел сняли, дали по куску лепешки, а потом снова скрутили и посадили отдыхать вон у того граба. Там мне и померещилась какая-то тень. Я окликнул: мол, кто там. Молчок. После этого мы с Ником, он со мной вместе дежурил, разожгли костер посильнее и уж старались с пленных глаз не спускать. Дальше все было спокойно.

– Почему не доложили сразу? – не выпуская трепыхавшегося в его руке старосту, рявкнул сэр Эдвин.

Молодой воин попятился.

– Так думали, показалось… И вы уж заснули.

– Идиоты! Ну?! – шериф вновь пронзил яростным взглядом пораженного ужасом виллана. – Еще нужны доказательства?! Ты знаешь всех своих жителей, как свою семью, не то бы тебя не выбрали старостой. Кого из них можно заподозрить в связи с Гудом?

– Н… не знаю! Правда! Божией матерью, Пресвятой Девой Марией клянусь, не знаю!!! Сэр шериф, умоляю, не жгите деревню, нам же тогда только помереть и останется!

В это время к отряду подошел деревенский кузнец, невысокий, но кряжистый мужчина лет тридцати.

– Сэр! – обратился он к Веллендеру. – Дозвольте сказать.

– Говори.

– Я с утра обнаружил, что у меня подмастерье пропал, Томми. Я бы сразу сказал, да сперва на него и не подумал. Ему тринадцать всего.

– Кто такой? Чей сын?

Шериф отпихнул от себя старосту и повернулся к кузнецу.

– Да ничей он! – развел тот руками. – Жил в соседней деревне, она в двух милях отсюда. Родители и двое братишек у него год назад умерли, говорят, грибов каких-то не тех съели: у них в деревне тогда еще человек семь Богу душу отдали. А мальчишка взял да и пришел к нам, ко мне, то есть. Сказал, хочу учиться на кузнеца. И я его взял: у меня своих детей четверо, только трое из них дочки, а сын еще тогда еще сиську сосал. Ну, а в кузнице без помощника все же трудновато. Взять-то взял, да малый был какой-то угрюмый, слова не вытянешь. Мои его не любили. А сегодня с утра гляжу: и нету его. Вот, кто мог незаметно к лошадям подобраться, так это он – только около скотины и вертелся, с людьми ни гу-гу, а с мерином, да с козами, да с ослом все время переговаривался, точно они понимают Кто знает, может, он и засунул камешки под подковы?

– Он такой сообразительный? – Веллендер с сомнением покачал головой.

– Да обычный он. Только за год в кузнице раза два такое бывало: подходит проезжий, ведет коня в поводу. Говорит, захромал, меняй подковы. Я ковырну, а под подковку-то камень попал. Подколочу, и все в порядке. Томми же это видел.

Шериф понимал, что кузнец не врет, слишком простоватое у него лицо, да и вряд ли ему было выгодно ставить себя под подозрение: парнишка-то, как ни крути, жил именно у него. Явно не врет и староста.

– Этот твой Томми часто отлучался? – спросил сэр Эдвин кузнеца. – В лес ходил, например?

– Ходил, а то как же! Когда работы нет, я отпускал его. С нашими, деревенскими мальчишка так и не сдружился, вот и болтался по округе в одиночку.

– Ясно! Вчера он тоже уходил?

– Вчера? Да, вроде нет. Днем нет. Вечером-то я мог и не приметить – наломался, да рано спать лег. И жена тоже.

Несколько мгновений Веллендер раздумывал.

– Хорошо, – сказал он затем. – Как тебя зовут, кузнец?

– Кидом кличут.

– Так вот, Кид: тащи сюда молот и побыстрее поправь подковы у этих восьми лошадей. Как можно быстрее, понял? Справишься, получишь шиллинг.

– С чем же тут не справиться, сэр? – мужчина даже слегка обиделся. – По три раза стукнуть, и будет порядок.

Все время, покуда шериф разбирался с крестьянами, епископ Антоний стоял поблизости, однако не вмешивался в происходящее. Теперь же, когда Веллендер отдал распоряжение кузнецу, епископ подступил к нему и негромко спросил:

– Выходит, вы, мессир, полагаете, что нас преследуют разбойники Робина Гуда? Но это невозможно! Даже, если Малыш Джон добрался до Гуда очень быстро, то как же они за одну ночь сумели нас догнать?

Веллендер нахмурился еще сильнее.

– На Робина это вообще непохоже: только из-за троих своих разбойников он едва ли рискнул бы нападать на немалый отряд, даже и большими силами. А догнать он нас как раз может: Шервудский лес уходит на север, в сторону от этой дороги, но тянется вдоль нее довольно долго, почти до этих мест. Отсюда леса не видно, но он там, за холмом, рукой подать. Так что, если предположить, что Робин не был вчера в той деревне, где мы собирались его накрыть, а был предупрежден и увел своих людей раньше, и если они направились как раз в ту часть леса, что находится вблизи дороги на Йоркшир, то мы могли бы уже на рассвете подвергнуться нападению. Этого, слава Богу, не случилось, значит, все не так. Подмастерье кузнеца, вероятно, якшался с разбойниками, возможно, даже вероятно, был их соглядатаем: село-то на большой проезжей дороге, по ней проходят и богатые караваны, и добро всякое часто возят на ярмарки. Увидав троих пленных разбойников (может, даже он и в лицо их знает?), Томми решил выручить «своих», а заодно задержать наш отряд. Во-первых, чтоб мы не пустились в погоню, чего мы, конечно, делать не станем, а во-вторых, просто, чтобы насолить ненавистному Ноттингемскому шерифу. Освободить негодяев у него не получилось, стража не подвела, а вот с лошадьми он управился. И, возможно, думает, что едва расскажет Робину о пленниках, как тот помчится их выручать.

– А это совершенно исключено? – епископ внимательно глянул в лицо шерифу. – Вы в этом абсолютно уверены?

– Не абсолютно, – сэр Эдвин ответил таким же прямым взглядом. – Спасать своих в ущерб себе и своей шайке не в обычае у Гуда, это я знаю давно. Но я не знаю, что такое вы везете в этой огромной сумке, которую ни на минуту не выпускаете из рук, и не может ли Робин быть в этом отношении осведомленнее меня.

Епископ нисколько не смутился:

– Вы сами предложили мне помощь, шериф, сами вызвались проводить до границ графства и не настаивали на том, чтобы я выдал вам чужую тайну. Что до возможной осведомленности разбойника, то это маловероятно – мои люди мне преданы.

– Верю. Но кто же, в таком случае, навел на вас тот, первый отряд, то ли наемников, то ли слишком отменно вооруженных разбойников, с которым мы вам вчера помогли справиться?