Робин Гуд - Ирина Измайлова

– Я поеду с тобой? – спросил Малыш, отлично зная ответ.

– Не стоит. Ты слишком заметен. Позаботься о хорошей лошади и малозаметной одежде. Это с утра. А сейчас, идемте в лагерь, друзья, до рассвета надо бы выспаться.

Глава 8

Ночлег

После сражения на дороге от сопровождения епископа осталось семь человек, и одного из них его преосвященство почти сразу отправил вместе с другими ранеными назад, в Уорвикшир: у воина обнаружилась глубокая рана в левом плече, кровь едва удалось остановить, и было очевидно, что долгого пути ему не выдержать. У шерифа насчитывалось семнадцать бойцов. Сэр Эдвин приказал нескольким воинам, на всякий случай, держать под рукой заряженные арбалеты, хотя опыт подсказывал ему: нападавшие не вернутся. По крайней мере, сейчас не вернутся – пускай даже у них есть вблизи подкрепление, все равно – на большой, хорошо вооруженный отряд они среди бела дня уже не нападут, тем более, если поняли, кто пришел на помощь епископу. Слава грозного Ноттингемского шерифа была известна далеко за пределами Ноттингемшира.

– Я ведь даже не назвал вам своего имени, – извиняющимся тоном заметил епископ, когда они миновали окрестности Шервудского леса и выехали на широкую проезжую дорогу, ведущую к границам Йоркширского графства. – Простите мою забывчивость, просто события были из ряда вон выходящие. Мое имя Антоний.

– Я слышал о вас, Преосвященный Антоний, – сказал шериф. – Во всяком случае, в наших краях слава у вас добрая. Многие рассказывают, как вы во время эпидемии оспы устроили в нескольких аббатствах больницы, как девять лет назад, в год неурожая благословили раздать голодным все зерно из запасов монастырей.

– Возможно, тогда я поступил не совсем разумно, – улыбнулся епископ. – Оставлять монастыри вовсе без запасов нельзя – мало ли, что может случиться в следующий год, мало ли, для чего еще потребуются запасы хлеба? Но неурожай и впрямь был жестокий, и я не выдержал – возле моего замка толпами собирались женщины с голодными детьми… Однако, Господь простил мою неосмотрительность – следующие два года, если помните, были богатыми, и мы быстро восстановили свои закрома. А вы? Я о вас тоже слышал немало. Кажется, вы здесь шерифом вот уж восьмой год?

– Именно так, ваше преосвященство. И надо же было случиться, что именно при мне в Ноттингемшире завелась такая нечисть, как этот Робин Гуд!

Преосвященный Антоний вздохнул, но не только от сочувствия к сэру Эдвину – просто его конь, должно быть, утомленный долгой скачкой, никак не мог попасть в ногу с конем шерифа, и епископ то слегка отставал от своего собеседника, то вырывался вперед, что, конечно, не могло не мешать их разговору.

– Разбойников много по всей Англии, – заметил его преосвященство с грустью. – Не у всех хватает силы духа бороться с нуждой молитвой и трудолюбием. Тот же голод девятилетней давности доказал мне, как по-разному ведут себя люди, когда им самим и их близким бывает плохо. Кто-то делает все, что может и как может, чтобы преодолеть невзгоду, борется из последних сил и до последних сил, и чаще всего таким удается спасти себя, свою семью. Другие же впадают в уныние, в отчаяние, начинают роптать, и спасение проходит мимо них, порой совсем рядом… Но на путь насилия чаще всего становятся не отчаявшиеся.

– Да? – казалось, шериф был удивлен. – Среди многих разбойников, которых мне приходилось допрашивать, большинство говорили, что до этого их довели горе и нищета.

– Конечно, – голос епископа стал суров, – конечно, так они и думают, потому что больше всего на свете жалеют себя. А на самом деле, действительно испытал горе и нищету, возможно, один из сотни таких людей, да и то сдался при первых же сильных ударах судьбы. Чаще всего преступает Божьи Заповеди тот, кто, либо считает себя в чем-то лучше других, а потому гнушается быть бедным или низкородным, как другие, либо просто не хочет изнуряться работой. Однажды ко мне пришел каяться такой разбойник. В схватке с воинами он потерял руку, вынужден был сделаться нищим и тогда, кажется, что-то понял. Его рассказ, признаюсь, сокрушил меня: раза три у этого человека была возможность устроить свою жизнь честным путем, но каждый раз ему казалось, что он лучше такой судьбы. Он потерял родителей, семью, обагрил свои руки кровью, а, в конце концов, остался ни с чем. И ведь какую милость оказал ему Тот, Чьими дарами он так легкомысленно пренебрег: если б не потеря руки, этого несчастного ждала бы смерть без покаяния!

– И что с ним стало потом? – не удержавшись, спросил сэр Эдвин.

– Я отправил его в один из монастырей и благословил помогать при отливке свечей. Кажется, он уже умер.

Некоторое время они ехали молча. Веллендер несколько раз оглядывался, желая убедиться, что отряд двигается следом, и никто не отстает. Маленькую Изабель шериф давно уже пересадил со своего седла в седло одного из воинов, и девочка задремала уронив головку на теплый, нагретый солнцем металл кольчуги. Троих пленных разбойников везли позади отряда.

Дорога на Йоркшир шла через несколько частных владений, и один раз отряду уже встретился конный разъезд, состоявший из трех вооруженных молодцов. Они сразу узнали Веллендера и поспешили, отъехав к обочине, поклониться ему, лишь тогда приметив, что в обществе сэра Эдвина едет еще и высокое духовное лицо, с которого они, возможно, взяли бы плату за проезд, но как ее возьмешь в присутствии шерифа? Кругом дороги редкие рощи перемежались с засеянными и уже заколосившимися полями ржи и овса, обширными полянами, на которых паслись овцы. Встречались деревни, но они не стояли вплотную к дороге, а стыдливо от нее отодвигались: какому крестьянину охота, чтобы в его дом постучались какие-нибудь припозднившиеся путники? Ведь попросятся не просто переночевать, а и поужинать, а заплатят ли за ужин, еще поди знай… Поэтому, чем дальше дом от дороги, тем оно лучше. Есть ведь постоялые дворы, вот туда и езжайте, господа путники, они для того возле самой дороги и строятся.

Но как раз постоялого двора им все не встречалось и не встречалось, да собственно, сэр Эдвин, хорошо знавший эту дорогу, помнил, что такой двор будет лишь возле самой границы с Йоркширом, и до темноты они туда не доберутся.

– Лошади уже едва плетутся! – с неудовольствием заметил он, еще раз оглядываясь и видя, что хвост отряда стал опасно растягиваться по дороге. – Придется делать привал. Доедем до ближайшей деревни – она примерно в миле отсюда и там заночуем.

Епископ Антоний, к которому сэр Эдвин обратился с этими словами, покачал головой:

– Мне кажется, деревни здесь не богатые. Постой целого отряда разорит этих людей. Не лучше ли остановиться в одной из рощиц?

– Но не думаете же вы, что я не заплачу вилланам за хлеб? – удивился шериф. – Да нам много и не потребуется. Запасов, правда, у моего отряда нет – мы в дальнюю дорогу не собирались. А у вас что-нибудь припасено?

– Конечно, – подтвердил епископ. – Нам ехать еще далеко. И поскольку мой отряд сократился более, чем в два раза, мы можем поделиться провизией. Сегодня ее хватит на всех, а завтра можно пополнить запасы. Вы ведь провожаете нас только до границы соседнего графства?

Шериф кивнул:

– Дальше не могу, мне нужно вернуться в Ноттингем.

Они вскоре добрались до деревни, вызвав там вначале небольшой переполох, однако крестьяне быстро успокоились, поняв, что у шерифа к ним нет никаких претензий. Хлеб в селении был, и путникам охотно продали два десятка свежеиспеченных лепешек.

– А ежели хотите, могу продать ягненка! – предложил Веллендеру деревенский староста. – Сам зарежу, сам освежую и сварю вон в том, большом чане. По миске бульона хватит всем вашим воинам, а вашей светлости с их преосвященством мяса будет вдоволь. Я смотрю, с вами девчушка едет молоденькая. Ей бы тоже кусочек мяса не повредил.

– У меня с собой не так много денег! – возразил шериф.

Но епископ тотчас снял с пояса кошелек.

– Думаю, у меня их как раз хватит. Только, если позволите, мессир, мы разделим мясо на всех. Как раз по кусочку и будет.

– Я всегда так делаю! – засмеялся сэр Эдвин. – Мне слишком дорога моя дружина. А тебя, добрый человек (это относилось уже к деревенскому старосте) хочу попросить устроить в своем доме на ночлег его преосвященство и эту девочку. Мы все – люди военные, и ночлег у костра для нас – дело привычное, а вот духовному лицу и малышке лучше будет под крышей и на постели, хотя бы и соломенной.

Епископ Антоний засмеялся:

– Мне тоже нередко приходилось ночевать не под крышей, так что я с радостью разделю с вами место у костра, ваша светлость.

– И я! – воскликнула Изабель, все это время стоявшая неподалеку от шерифа. – В крестьянских домах не топят до самой зимы, а у костра тепло. Можно я тоже переночую с вами?

– Можно, – стараясь казаться суровым, – разрешил шериф. – Но утром мы тронемся дальше, а ты, дитя мое, останешься в этой деревне. Через сутки я буду возвращаться и заберу тебя в Ноттингем.