Остров Безымянный - Юрий Александрович Корытин

Замысел директора уже перестал быть для меня загадкой. Найдёнов, задержав на Острове московских хозяев рыбозавода, рассчитывал пробудить в нас или, по крайней мере, во мне «социальную ответственность бизнеса», к которой он безуспешно взывал вчера, во время переговоров на заводе. Вероятно, он с самого начала определил, что из нас двоих именно я являюсь «слабым звеном». Не ясно только, с чего это он решил, что я буду содержать Остров за свой счёт? Я, конечно, сочувствую проблемам островитян, да и люди они симпатичные, но с какой стати я стану действовать вопреки своим собственным экономическим интересам? Вадим прав: завод должен умереть! Так что Найдёнов зря затеял свою интригу, ничего у него не выйдет.

Тут директора отозвали в сторону несколько мужчин, и они стали обсуждать какие-то свои проблемы. Чуть подождав, ко мне подошла Полина. Она сдержала своё обещание – договорилась с кем надо, и завтра мы с ней сможем посетить береговую батарею, ту самую, что я заметил утром, поднимаясь на вулкан. Сообщив об этом, Полина поспешила скрыться за колонной – она явно избегала возможных вопросов со стороны Найдёнова, да ещё в моём присутствии.

Вадим опять не проявил никакого интереса к её предложению. Вынужденная задержка на Острове его явно тяготила, он мог думать и говорить только о возвращении в Москву. Любые разговоры, связанные с Островом и жизнью островитян вызывали у него брезгливую гримасу. Вывести его из хандры мог только приход судна, обещанного Найдёновым.

Вместе со всеми мы с Вадимом прошли в актовый зал, заставленный стульями со следами неоднократных ремонтов и разномастными лавками и табуретками. Зал был совсем небольшой и заканчивался крохотной сценой. Он освещался подвешенной под потолком керосиновой лампой с отражателем, на сцене стоял стол, на котором была ещё одна лампа.

Подошли ребята из спортивных секций, зал почти заполнился. На сцену поднялась Полина, она была одной из лучших чтиц, и этим вечером была её очередь. Родители уняли своих детей, и началось чтение.

Я сразу узнал ту главу из «Поднятой целины», в которой рассказывается, как Макар Нагульнов с дедом Щукарём слушали по ночам петушиную перекличку. Я во всех подробностях помнил сюжет, но великая проза всё равно захватила меня. В полутёмном зале негромкие слова, долетающие со сцены, магическим образом воздействовали на сознание. Стоило закрыть глаза, и начиналось «кино». Передо мной возникали памятные по советскому кинофильму образы Нагульнова и чудаковатого деда. Причём Нагульнов явно позаимствовал некоторые свои внешние черты у такого же «защитника прав угнетённых» – директора рыбозавода. Я плыл в душной южной ночи, ощущая кожей чуть заметное дуновение тёплого ветерка, видел в окне хаты жёлтое пятнышко света, окружённое угольной темнотой. В этом притихшем зале кукарекали петухи, пахло степными травами и становились реальностью никогда не существовавшие люди.

Полина читала негромко, почти без нажима, делая только лёгкое ударение на ключевых словах. Вместе с тем она очень хорошо передавала конструкцию фраз, выделяя голосом все знаки препинания. Она не старалась подражать своеобразному южнорусскому говору, в её устах он звучал естественно, как будто она сама была по рождению казачкой.

Народ слушал молча, стараясь не скрипеть стульями. Усталые лица людей просветлели, книга пробудила в них те же добрые чувства, что владели мной – сопереживание героям, их мыслям и поступкам, наслаждение звучностью и образным строем родной речи. Я вместе со всеми проживал чужую жизнь как свою собственную. Нельзя было не испытывать восхищения поразительным мастерством автора, сумевшим вызвать у нас эти чувства и заставившим переживать вымышленные события так, словно они случились на самом деле.

Даже маленькие дети, которых, казалось, было невозможно угомонить, сосредоточенно слушали, раскрыв рты. Чтение книг было для них «сериалом», который они воспринимали с такой же степенью погружения в сюжет, что и дети на материке, бурно реагирующие на похождения героев американских мультфильмов.

Недалеко от меня сидела незнакомая молодая женщина. Слегка прищурившись, смотрела она на сцену. Её лицо светилось чуть заметной улыбкой, так поразившей мир на картине Леонардо.

Глава 7

Третий день на Острове начался для меня рано – я проснулся, когда дети Клавдии ещё спали, только сама она копошилась на кухне. Вставать с постели не хотелось. Я перевернулся на живот и решил было и дальше давить головой подушку, но тут вспомнил о сегодняшнем походе на артиллерийскую батарею, и остатки сна сразу куда-то отлетели. Меня мигом сдуло с постели… Давно уже я так не радовался утру. Мало того, что экскурсия обещала быть интересной, так впереди ещё ждала встреча с симпатичной мне девушкой.

К тому моменту, когда пришла Полина, я уже собрался, осталось только надеть резиновые сапоги. Мы пошли к батарее не той дорогой, что вчера, не вдоль моря, а прямиком в гору. Тропа оказалась довольно крутой, даже я со своей тренированной дыхалкой был вынужден перейти на режим экономного расходования сил. Несмотря на это, моё сердце очень скоро заставило вспомнить о своём существовании: оно, как кулаком в дверь, стало стучать в грудину, требуя прекратить над ним издеваться. Ноги тоже не замедлили присоединиться к этому протесту. Не спасала и постоянная велосипедная практика: сейчас в ногах ныли и болели совсем другие мышцы, не те, что при езде на велосипеде.

Тем более удивительно – и чувствительно для моего мужского самолюбия! – было видеть, что моя спутница поднималась без видимого напряжения. Она с изяществом прирождённой горянки ступала с камня на камень, периодически оборачиваясь, чтобы оценить моё состояние. Но я думал только об одном: сколько там ещё осталось?! Полина поднималась вверх, как горная козочка, я же полз, как жук по склону. Но сдаться и попросить передыха я не мог: ситуация исчерпывающе описывалась надписью на мужских трусах, которые я когда-то увидел в витрине одного универмага: «Хочешь – не хочешь, а хотеть надо!».

Уф-ф, наконец-то забрались! А однако, моя спутница всё-таки раскраснелась и запыхалась… Ну, прямо гора с плеч! А то я весь испереживался, что опять перед ней опозорюсь. Не хочу, чтобы Полина приняла меня за московского интеллигента, не способного выдержать девчачьи – по меркам Острова – физические нагрузки. Стараясь говорить медленно, с паузами, чтобы не выдать прерывистого дыхания, я сказал Полине, что первый раз в жизни встречаю такую лёгкую на подъём барышню. Но она проигнорировала мой комплимент:

– Я привыкла. В детстве мы с друзьями чуть ли не каждый день забирались на