Очень уж краткая история человечества с древнейших времен до наших дней и даже несколько дольше - Игорь Бестужев-Лада

Особенно значительные изменения произошли в искусстве. Разом во всех его пяти основных видах: литературе, драматургии, музыке, живописи и ваянии, архитектуре.

Собственно, и началось-то Возрождение — после того, как оно вышло за рамки узкого кружка гуманистов — с поэм и прозы, решительно порывавших со средневековой рутиной (упоминавшиеся выше вершины средневековой литературы — не в счет). Достаточно назвать «Божественную комедию» и «Декамерон».

В драматургии появился автор, не виданный ни в античные, ни в наши времена. Трагедия сына, преданного матерью ради любовника. Трагедия столкновения Любви и Ненависти. Трагедия моральной расплаты за содеянное преступление. Трагедия столкновения Любви и Ревности. Всего не перечислишь. Всего настолько много, все настолько глубоко и высоко, что до сих пор некоторые сомневаются, что такое мог написать обыкновенный (необыкновенный?) актер, у которого, как известно, другая профессия и иное видение жизни. Впечатление такое же, как от трагедии о царе Эдипе античных времен. Но ее сегодня редко ставят, потому что требуется адаптация к сознанию современного зрителя. А трагедии актера-драматурга не сходят со сцены, потому что они и сегодня созвучны эпохе, потому что для многих они даже несколько выше уровня их понимания (и потому интересны).

Музыке пришлось проделать долгий мучительный путь от средневековых церковных канонов (мы не говорим здесь о само собой разумеющемся фольклоре, в том числе и музыкальном) до непревзойденных вершин XVIII–XIX веков, когда последний композитор, достойный Духа Возрождения, умер одновременно с началом в России периода упадка.

Такой же триумфальный путь совершили живопись и ваяние. При этом поднимаясь, словно по ступеням, от века к веку, вплоть до декаданса. И оставаясь на каждой ступени самоценными, недостижимыми.

Наконец, архитектура поднялась до вершин барокко и рококо, роскошнее чего, кажется, ничего невозможно выдумать. И в каждом городе по сию пору, помимо памятников древности, турист ищет те или иные отголоски Возрождения. Потому что все остальное (об исключениях речь позже), мягко говоря, неинтересно, потому что все остальное являет собой всего лишь различные проявления Упадка.

Как известно, не существует такой добродетели, которая, сделавшись самоцелью, не оборачивается пороком. Гуманизм, обращенный на себя самого, оборачивается индивидуализмом, а индивидуализм — уже совсем рядом с эгоизмом. Поэтому Возрождение с самого же начала столкнулось с проблемами морали И, надо сказать, встретило их с честью. Одним из первых манифестов Ренессанса явилась знаменитая «Утопия», породившая гору литературы и выродившаяся во времена Упадка в «Антиутопию». Проблема оптимального сочетания потребностей личности и общества осталась актуальной по сей день. В 1487 году появилась «Речь о достоинстве человека». Можно считать, что она осталась неоконченной до сих пор. Особенно в евразийской цивилизации вообще и в России в особенности.

Средневековое право исходило из «божественности» властей. Отсюда — понятия: «всякая власть от Бога», «Миропомазанник Божий», поединок — «Суд Божий» и так далее. Возрождение с самого начала поставило право в иную плоскость — как орудие укрощения произвола (включая преступность).

Любопытна в этом отношении эволюция понимания поединка. В древние и античные времена поединок носил ритуальный характер (например, поединок наиболее именитых воинов перед началом сражения), в иных обстоятельствах он мог носить характер развлечения толпы (бои гладиаторов, как предшественники нынешних единоборств). В эпоху Средневековья поединок стал способом отстаивания своей чести в дворянской среде. Сохранился по инерции в эпоху Упадка, и только в современные времена (после Первой мировой войны) стал рассматриваться как пережиток дикости, да и то не сразу. В среде подростков он сохранился до сих пор (только без оружия).

Средневековая политика — это «кулачное право», ограниченное отношениями «сюзерен — вассал» (нередко нарушаемыми, ёсли это выгодно вышестоящему). Возрождение переносит политику из сферы традиций, обычаев и все той же религии в сферу науки и искусства. Появляются трактаты о политической науке и политическом искусстве. Закладываются основы современной политологии.

Наконец, надо подчеркнуть, что гуманисты восстали против злоупотреблений католицизма как церкви. Но, как известно, церковь, религия и Вера — это не одно и то же. Постепенно был выработан императив свободы совести, предусматривающий, что выбор религии и церкви — дело совести, внутреннего убеждения каждого. И даже атеизм — это своего рода религия (точнее, «антирелигия»). Ведь на самом деле, как уже говорилось, нам не дано знать — чтобы избежать злоупотреблений и катастрофы — как именно устроено Мироздание. И только когда атеизм деградирует до «воинствующего безбожия», он превращается в разновидность изуверства и появляется оподленное, оболваненное, остервенелое общество, в котором мы в России (и не только в России) скоротали почти весь XX век.

Если одна церковь (католическая) выступила врагом Возрождения, то другая (протестантская), напротив, стала его союзником. И даже, в своем роде, повитухой. В начале XVII века на берег будущих США высадилось триста «отцов-основателей Америки» — пуритан, гонимых королевской Англией. То есть это были английские протестанты-экстремисты. И они, а также их потомки за минувшие столетия во многом сформировали господствующую мораль и нравственные ценности этой страны. Если вдуматься, то эти триста протестантов явились духовными «отцами-основателями» не одних только США, а всей современной западной цивилизации.

Есть такой многозначный термин: кумуляция. Он означает накопление чего-нибудь (все равно чего) до такой степени, когда количество переходит в новое качество или сумма слагаемых дает дополнительный эффект. Например, растущий напор воды может на каком-то этапе вызвать слияние потоков и снести казалось бы, прочную преграду. Нечто подобное произошло с Возрождением. С какой даты ни считай, прошло много десятилетий, прежде чем стало ясно, что дело идет не о возвращении к вершинам античной цивилизации, а к подъему на совершенно новую ступень развития общества.

К концу XVIII века в Западной Европе, а затем и во всем мире осознали, что этот век знаменует собой совершенно новую эпоху, которую назвали эпохой (веком) Просвещения. В некоторых странах (например, в Англии) это началось еще в XVII веке. Во многих других странах мира (в том числе и в России) этот период затянулся до второй половины XIX века, когда мир стал погружаться в другую эпоху — в эпоху еще одного упадка.

В основе и здесь лежала революция в мировоззрении светской интеллигенции (мы, русские, ошибочно думаем, будто интеллигенция — это чисто русское явление второй половины XIX века, когда выделилась особая социальная группа, которую нельзя было отнести ни к кому, даже к разночинцам; мы забываем при этом, что далеко не все священнослужители всех религий были тупыми и алчными развратными паразитами, что среди них встречались достойные уважения мыслители, не выходившие за рамки религии и поэтому достойные зваться клерикальными интеллигентами; в свою очередь, для некоторых из них религия была лишь прикрытием для занятий философией; Возрождение породило принципиально новую социальную группу — светскую интеллигенцию, представленную ранее лишь из ряда вон выходящими одиночками; и именно эта группа стала «мотором» эпохи Просвещения).

И прологом этой революции стала идея деизма — религиозно-философской доктрины, которая признает Бога как Мировой Разум, сконструировавший целесообразную «машину природы», давший ей законы и движение, но отвергает дальнейшее вмешательство Бога в самодвижение природы, не допускает иных путей к познанию Бога, кроме Разума.

Такой мощный интеллектуальный импульс (даже если к нему относиться критически), во-первых, поднял на самый высокий пока что уровень философское мышление, дал философов XVIII — первой половины XIX века, гениальных философов, которых до сих пор нам остается лишь изучать. Во-вторых, дал столь же мощный толчок науке — и естественной, и даже социальной (призыв относиться к познанию общества как к явлениям природы — позитивизм, переживший XX век). В-третьих, через науку дело вскоре дошло до техники, и разразилась Промышленная революция второй половины XVIII — первой половины XIX века — началась механизация промышленности и транспорта, а затем сельского хозяйства и (уже во второй половине XIX века) связи.

В искусство, надо признать, век Просвещения не привнес таких качественных изменений, как предыдущий период. Вершины Ренессанса остались недостижимыми. Но появились такие литература и драматургия, музыка и «застывшая музыка» (архитектура), живопись и ваяние, которые до сих пор создают впечатление завершения золотого века западной культуры (от Ренессанса до декаданса). Тем более что потомки сами дистанцировались от своих гениальных предков, причислив себя к творцам серебряного — то есть этажом ниже — века, до которого, впрочем, нам тоже не дотянуться и поныне.