Поджигатели (Книга 2) - Николай Шпанов

Молодой инженер, появившись на заводе, быстро завоевал симпатию Эгона умением схватывать на лету его идеи. Он был исполнительным помощником и способным организатором. Мало-помалу к нему перешла часть работы, мешавшая Эгону: распределение обязанностей между инженерами бюро, наблюдение за выполнением задании. Эгон и не заметил, как Штризе стал его фактическим помощником.

В личных отношениях Штризе привлекал Эгона кажущейся непосредственностью. Он не стеснялся выражать свои мнения. Когда Штризе критиковал существующие порядки, Эгону нечего было добавить. Но зато очень часто вслед за этими суждениями следовали другие, резко противоположные взглядам Эгона.

Эгон искренно удивлялся: в голове молодого инженера точные технические идеи уживались с очевидным абсурдом, преподносимым министерством пропаганды. Когда Эгон рисовал Паулю картину того, что было бы с Германией, если бы ее западные соседи взялись за оружие, Штризе со смехом возражал:

- Но ведь не взялись же!

При всем том Штризе знал свое место. Он был скромен, не лез на глаза, вносил в дело свою долю помощи незаметно.

Узнав, что Штризе играет на скрипке, Эгон несколько раз звал его к себе и охотно ему аккомпанировал.

Эльза ревниво следила за развитием их отношений. Она не любила Штризе и, пока была близка с Эгоном, делала все, чтобы помешать этой дружбе. Может быть, теперь Эгон нарочно подчеркивал свое расположение к Штризе, чтобы досадить ей? Чувствуя свое бессилие, Эльза могла только нервничать и плакать по ночам. Матушка Германн приписывала исчезновение Эгона боязни поддерживать отношения с семьей арестованного книготорговца. Сидя по ночам у постели дочери, старушка бранила трусливого доктора Шверера.

От утешений матери Эльзе становилось еще тоскливей, но она не смела возражать.

Через несколько дней после отъезда комиссии, когда Эльза, понурая и одинокая, шла к автобусу, к ней подошел блоклейтер.

- Тебя ждет Шлюзинг.

Она попыталась ускользнуть, но блоклейтер ухватил ее за руку и повел в бюро Шлюзинга. Эльза не скрывала испуга и отчаяния. Она упала на стул перед столом Шлюзинга и, не дав ему произнести ни слова, сквозь рыдания, сбивчиво и путанно объяснила, что не может быть полезной.

К ее удивлению, Шлюзинг не закричал, как обычно, не застучал кулаком, не затопал ногами.

- Вы глупая курочка, - сказал он, пряча от Эльзы маленькие колючие глазки. - Мы вовсе не собирались разбивать ваше счастье. Только помочь вам, понимаете? Помочь!

Но и это доброе слово звучало в его устах, как страшная угроза.

Шлюзинг помолчал. Эльза сидела, уронив голову на руки.

- Шверер знает о том, что вы работали у нас, - сказал Шлюзинг.

При этих словах Эльза содрогнулась. Так вот в чем разгадка охлаждения Эгона!

Блоклейтер должен был подать ей стакан воды. Ее зубы стучали по стеклу.

Как сквозь сон, она услышала окрик Шлюзинга:

- Да перестаньте же наконец! Мы хотим, чтобы вы были счастливы. Мы даже поможем вашему счастью, но... вы должны будете нас отблагодарить: сообщать нам все, что говорит доктор Эгон.

- Никогда! - горячо вырвалось у Эльзы.

Шлюзинг сбросил маску любезности. Эльза рыдала, уткнув лицо в платок. Шлюзинг обрушился на блоклейтера:

- Ты подсунул мне эту дуру! Убери ее ко всем чертям, и чтобы я ее больше не видел!

Блоклейтер схватил обессилевшую Эльзу, вытащил в прихожую и вернулся к Шлюзингу. Тот быстро успокоился и коротко бросил:

- Эта дура вернется к Швереру, или я спущу с тебя шкуру.

- Понял, начальник, - прошептал блоклейтер, бледнея.

Крепкий влажный ветер дул с моря, силясь сорвать с Эльзы незастегнутое пальто. Она брела, как пьяная, попадая ногами в лужи. Долго шла молча. Ранние сумерки обволокли город промозглой темнотой. Редкие шары фонарей расплывались в холодном тумане. Усадив Эльзу на скамейку, блоклейтер сказал:

- Ей-богу, Шлюзинг хороший парень. Он хотел выдать тебя замуж за Шверера.

Эльза откинулась на спинку скамьи.

- Я понимаю, - сказал он, - ты втрескалась в Шверера и думаешь, что он с другой.

Она отчаянно замотала головой и стиснула зубы.

- Это чепуха, - сказал блоклейтер. - Глупости. Он тебя любит, да, да, очень любит. И ты вернешься к нему. Все забудется. - Помолчав, он добавил: У вас будет ребеночек...

Эльза вскочила. Он схватил ее за руки. Она рванулась, но у нее не было сил. Он усадил ее, стараясь скрыть торжество. Ведь он вовсе не был уверен в том, что сказал, а Эльза выдала себя.

Она бормотала, глотая слезы:

- Убирайся, или я закричу. Слышишь, я буду звать на помощь!

Он наклонился к ней:

- Я позабочусь о том, чтобы Шверер не забыл, что он - отец.

Эльза закричала:

- Ты не смеешь! - Она заплакала. - Не ходи к нему, я прошу тебя. Он ничего не должен знать, - жалобно бормотала она.

- Дура, это же в твоих интересах! И послушайся моего совета: не ломайся. Ведь он женится на тебе, когда узнает, что у тебя будет ребенок.

Эльза сидела неподвижно и слушала, что говорил гитлеровец. Слова его заглушал свист ветра в ветвях еще оголенных деревьев. Ветер делался все холодней. Он гнал с бухты соленую сырость. Эльзу трясло, она слышала, как стучат ее зубы.

Вскоре после этого к подъезду дома Эгона подошел Лемке. Мокрый клеенчатый плащ блестящими складками висел на его широких плечах. Прежде чем позвонить, он оглянулся по сторонам.

При виде Лемке лицо экономки расплылось в угодливой улыбке. Она поманила его к себе и топотом выложила все, что успела подсмотреть и подслушать со времени его последнего посещения.

Эгон несказанно обрадовался Францу.

Франц сказал:

- Условимся: если вы получите от меня открытку, где будет сказано, что Эльза ни в чем не виновата, - значит это так.

После этого Лемке попросил написать рекомендательное письмо к генералу.

Разговаривая, друзья не услышали звонка в прихожей. Звонок был очень короток и чуть слышен. Перед экономкой стояли двое. Один из них был Шлюзинг. Его спутник придвинулся к экономке, молча отвернул лацкан пальто и показал значок гестапо. Экономка прошептала что-то на ухо Шлюзингу.

- Инспектор? - Шлюзинг поднял брови. - Какой инспектор?

- Тот который наблюдает за господином доктором. Я уже давала ему сведения о жизни господина доктора.

Шлюзинг и полицейский переглянулись. Полицейский быстро обшарил карманы плаща Лемке, оставленного на вешалке. В них ничего не оказалось.

- Стреляный воробей, - сказал он Шлюзингу.

Растерянная экономка получила строгий приказ: ни слова мнимому инспектору об их посещении!

Шлюзинг быстро зашагал по улице, а шпик нырнул в ворота дома напротив. Закурив папиросу, он приготовился ждать. Дом Эгона был ему хорошо виден.

Выйдя от Эгона, Лемке благодаря опыту и постоянной настороженности быстро заметил слежку. Это было неприятное открытие, но если "они" и напали на его след, то еще не могли знать, кому он принадлежит.

Франц понимал, что сколько бы он ни плутал по улочкам городка, шпик не отстанет. У фонаря Франц взглянул на ручные часы: ночной автобус в Любек уже ушел. Осталось два часа до последнего поезда. Если он с ним не уедет, то не попадет на утренний берлинский.

Франц быстро зашагал по дороге к Реннау. Через пятнадцать минут он вошел в подъезд одиноко стоявшего дома. На лестнице было темно. Франц ощупью взобрался на второй этаж и постучал. За дверью поднялась испуганная возня. Долго не открывали. Франц слышал, как отворилась входная дверь внизу. Вспыхнула спичка, Франц увидел полицейского.

- Да открой же скорей, дядя Крауш, - нетерпеливо прошептал Франц.

- Это ты, а мы думали бог знает кто!

- Ну, ну, все в порядке!.. - Франц поспешно затворил за собою дверь. Вы бы шли спать, матушка Крауш. Мне нужно переброситься с вашим стариком несколькими словами. Спите спокойно!

Крауш неловко топтался под недовольным взглядом жены.

- Давай-ка потолкуем на лестнице, - сказал он и взялся было за ручку двери. Лемке едва успел его удержать. Они прошли в кухню, и Франц рассказал о неожиданно замеченной слежке.

Высокий, тощий Крауш долго чесал седую щетину небритых щек. Франц включил свет и посмотрел в окно.

- Пусть убедится, что я здесь. Это заставит его подождать.

- Я думал, ты хочешь спрятаться.

Лемке отстранил его от окна.

- Тебя ему незачем видеть! Принеси-ка мой плащ и шляпу.

Франц задернул занавеску и недовольно покачал головою, слушая, как устало шаркает ногами Крауш.

- Ты не мог бы ступать пободрей, отец? - спросил он, когда старик вернулся.

Крауш вытащил трубку и стал набивать ее крупным табаком.

- Если тебе на шестом десятке придется посидеть год без работы, то и ты тоже не станешь прыгать, как лань...

- Примерь-ка мой плащ и шляпу!

Крауш отогнал ладонью облако табачного дыма.

- Зачем?

- Может быть, сойдешь за меня.

- Так бы сразу и говорил! - Крауш накинул плащ и надвинул на уши шляпу. - Хорош?