Пассажир Седьмого Класса - Владимир Савченко

– Но это не мой муж! - воскликнула женщина.

– Пробное тело принадлежит Спиридону Яковлевичу Математикопуло, сорока пяти лет, без определенных занятий,- пояснил начотдела, пожал плечами,- чем богаты, тем и рады.

Мужчина поднял голову, взглянул на сетку, молвил сипло:

– Здрасьте, чего ж это я не твой? А чей же еще?

– Вы признаете, что это ваша жена?- спросил Звездарик.

– Моя, а чья же еще? Люська, Людмила Сергеевна Майская.

– Олеже-ек! - жена всхлипнула, приложила платок к глазам.

– А чего это ты сразу начинаешь: не мо-ой!.. Другого, что ли, завела? Смотри мне!

– Олежек, ну о чем ты говоришь! Но тело у тебя какое-то…

– А что?- мужчина оглядел себя.- Тело как тело. Без плавников. Без хобота.

Без чешуи. Без рогов…- он снова с сомнением поглядел на свою Людмилу.- То есть я так полагаю, что без рогов. Смотри, если узнаю!.. А тело - хоть каким-то разжился.

– Но ведь… не твое оно.

– Ну, это - было ваше, будет наше. (Начальник ОБХС обменялся взглядом с

Витольдом: не понравилось обоим такое суждение "некомплекта"). Ну… так как оно ничего?-мужчина с натугой улыбнулся.

– Скажите,- Семен Семенович решил оживить беседу,- а вы осознаете, где находитесь, на какой планете - без хобота и чешуи?!

– Что значит, где нахожусь! - вяло окрысился мужчина.- Вы не той… не того.

Не этого. Что вы себе позволяете? У себя на Земле нахожусь, а то где же еще!

Звездарик поморщился. Не нравился ему этот Олег Майский, психикой не нравился.

…Он не встречался с ним в жизни, видел только фотографии в журналах и сборниках (правильные черты, крутой лоб, красивая шевелюра, блестящие и зажигательные какие-то глаза, спокойно-ироническая улыбка… Если прибавить к этому молодость, поэтический дар и известность, то ясно, что жена должна быть от него без ума, какие там измены!), но помнил и любил его стихи: умно романтические, приподнимающиеся над обыденностью.

Особенно одно стихотворение, из ранних, запало в душу Семену Семеновичу, и не только потому, что называлось "В альбом психиатру и было близко его тогдашним занятиям. В вирше этом Олег Майский обыгрывал образчики словесного творчества душевнобольных из попавшегося ему якобы на глаза "Атласа психиатрии"; особенно один, с фразами "Светлость душ не может возвыситься через деловые отношения" и "Я хочу в голубой зенит, там моя точка!". Поэт в раздумчиво-лиричных строфах как-то очень изысканно ставил вопрос, что, мол, если эти фразы свидетельствуют о ненормальности пациентов в добром здравии составителей "Атласа", то что она, собственно, такое - человеческая нормальность? Ведь в самом деле не возрастает светлость душ в деловых, сделочных отношениях, что греха таить! И… чем плохо стремление в зенит? Не есть ли наша нормальность просто видом согласованного помешательства?

С подобным поэтическим экстремизмом С. С. Звездарик, конечно, не соглашался, но стихами был пленен.

– Так расскажите нам, где вы побывали, Олег Викторович?- не отставал он.- Вы же будете выступать с творческим отчетом, с новыми стихами, созданными в разных мирах. Вот и считайте это вашим дебютом.

Мужчина опасливо глянул на Звездарика мутными глазками:

– Вы не того… не этого. Что это вы начинаете? Как, где побывал? Где побывал, там и побывал. Согласно командировочному предписанию. Сначала у барнардинцев остановились, у гуманоидов непарнокопытных пластинчатых.

Гостиница неважная, без удобств. Но кормили хорошо, не спорю. Насчет выпить слабаки, мы там перепили всех. Вместо аплодисментов сучат копытами и прядают ушами. Потом перескочили к звезде Браттейна. К дельфинообразным. Гостиницу дали хорошую, только под водой. Там у них все под водой. Кормили неважно, сырой рыбой. Стихи читал дыхалом, а дышал жабрами. Аплодировали плавниками, но не слишком. Перебрались к инфразвезде Буа, к сдвинутым фазианам.

Гостиница паршивая, в магазинах сувениров полно, а с продуктами неважно. К выпивке не подступиться. Зато дамочки там очень даже доступны…- Мужчина оживился, на лице возникла широкая улыбка, глазки заблестели.-

Сфероящерочки, бесовочки-цыпочки - ух, хороши, хоть и с хвостами! Ну, мы и сами там были с хвостами и с усами… годится для стиха, хе-хе?.. А на соседней планетке - там опять все в воде, разумные структуры из Н2О, гостиниц нет вовсе, и не кормят, только поят… зато на поверхности из пены возникают такие Афродиточки, Афро-деточки!..- он даже заплямкал губами.- Я там с одной…

– Олежек, как ты мо-ог; - прорыдала жена.

– А что… что как я мог? Обыкновенно. Ты не той… не того. Не этого.

Сама-то здесь небось еще больше хвост распускала. Думаешь, я не знаю вашу сестру, нагляделся в круизе-то: хоть с ящером, хоть с облаком, хоть с вихрем

– лишь бы новый. Погоди, вернусь домой, порасспрошу соседей, как ты здесь без меня обитала. Если что узнаю, бубну так еще выбью:

– Олежек, ну что ты такое говоришь!!!

– А где вы еще были, Олег Викторович?- направлял беседу начотдела.

– Ну, где был, где был… разве все упомнишь! На обратном пути к Проксиме залетели, к кристаллоидам. Гостиниц нет, планет нет, одни орбиты с астероидами. И не кормят. Хошь, питайся светом звезды через фотоэлементы, не хошь, летай так… И любовь там только духовная, информационная, хуже платонической - без ничего. А, ну их! - и он махнул рукой.

– Скажите, это ваши стихи?- Семен Семенович продекламировал с выражением:

Скучно на этой планете жить: ладить с коллегами, служить в тресте…

Я тоже хочу в голубой зенит.

Давай полетим вместе!

– Ну, мои, мои…- мужчина скривился.- Вызывающие стишата. Эпатаж. Ради славы и не такое сочиняют.

– Олежек!..- жена только всплеснула руками; глаза у нее были совсем красные, аккуратный носик вспух от слез.

– М-да!.. Так что,- обратился к 'ней Звездарик,- берете? Он в общем-то нормален, опасности для окружающих не представляет. Если согласны, сейчас доставим его собственное тело, перезапишем - и, как говорится, любовь да совет. А?

Женщина затравленно взглянула на мужчину за сеткой, на людей по эту сторону, замотала головой:

– Мне такого нормального не на-а-ааадоооо! - и с девчоночьим ревом уткнулась

Семену Семеновичу в грудь.

3

Далее разыгралась настолько безобразная сцена, что начотдела в самом ее начале поспешил выдворить жену поэта в коридор. Он чуть не выставил туда и

Лили, но спохватился, что она - НООС, а тот видывал и не такое. "Некомплект"

Майский забунтовал, категорически отказался покинуть пробное тело, вернуться в машину. Такое случалось с "некомплектами", и, в отличие от принудительного считывания присвоенных чужих сутей (когда злоумышленник, угнетаемый чувством вины, сознавал в конечном счете свой проигрыш и неизбежность расплаты), данная проблема технического решения не имела. Решали ее в Кимерсвильском отделе примитивно, кустарно: Лаврентий Палович надевал тугие перчатки, входил в отсек и бил строптивому "некомлпекту" морду. В удары он вкладывал воспоминания о полученных около "стены плача" обидах. Обычно этого было достаточно: личность осознавала, что в блоках (пси)-ВМ ей будет уютнее, утекала по проводам туда, а опорожнившееся пробное тело с мычанием валилось на пол. Но для самых стойких и этого было мало.