Последний солдат президента - Дмитрий Черкасов

– Хашиму Тачи и Ибрагиму Ругове.

– Про Ругову я бы посоветовал просто забыть.

– С чего это вдруг?

– Ибрагим из дома выйти боится, не то, что участвовать в каких-то переговорах. Несколько полевых командиров из УЧК объявили, что убьют Ругову, если тот появится на контролируемой ими территории.

– Мы можем дать ему охрану, – отрезала Олбрайт.

– Тогда убьют и охрану, – спокойно отреагировал руководитель спецотдела.

– Это будут американцы! – Госсекретарь повысила голос.

– Боевикам без разницы, американцы или сербы. Недавно британцы с этим уже столкнулись…

– Вы имеете в виду конфликт между патрулем СЛС [Специальная Летная Служба – спецназ вооруженных сил Соединенного Королевства] и отрядом Тачи.

– Да.

– Это было недоразумение… Руководитель спецотдела промолчал.

Спорить с уверенной в своей правоте Госсекретарем было себе дороже. И совершенно бессмысленно, когда речь заходила о косовских боевиках, коих Мадлен Олбрайт считала благородными борцами за свободу собственного народа, не обращая внимания ни на грабежи, совершаемые на «освобожденных» территориях, ни на похищения и убийства мирных жителей, ни на развернутую верхушкой УЧК наркоторговлю.

– Подготовьте письмо на имя Тачи и закроем этот вопрос, – приказала мадам.

– Какого рода письмо? – руководитель спецотдела насупился.

– Благожелательное… Без угроз, но с предупреждением о нашей позиции по отношению к их планам касательно Македонии и остальных.

«Как же! – зло подумал разведчик. – Будет он тебя слушать! Подотрется бумажкой и все дела… „Леденец“ [»Леденец Моники" – Monica's candy, Levinsky drop – прозвище президента США Билла Клинтона] идиот, что поставил эту грымзу на такую должность. Нам ее работа еще икнется. И не один раз…" – Теперь о России, – Олбрайт потянулась, разминая затекшую от долгого сидения спину. – Я просила вас провентилировать вопрос по составу нового правительства…

– Это несложно, – руководитель спецотдела вытащил из папочки скрепленные листы. – В составе русского правительства сейчас есть два наших «друга». Об одном вы знаете.

– Мистер Адамчук? – утвердительно кивнула Госсекретарь, имея в виду министра атомной энергетики.

– Именно.

– А второй?

– Мистер Кацнельсон. Сейчас он назначен на должность вице-премьера по оборонной промышленности.

Олбрайт вскинула вверх брови.

– Я не знала, что мы можем на него рассчитывать.

– Данная информация до поры до времени не афишировалась.

– Он действует инициативно или под нажимом?

– С ним работают по несколько отличной от общепринятой схеме. Естественно, что деньги он любит не меньше других русских, но мы позволили ему не чувствовать себя в прямой зависимости. С ним общается один из наших людей, имевший дела с Грибановым еще по Санкт-Петербургу, где объект возглавлял оборонное предприятие.

– Насколько успешно идет работа?

– Вполне успешно. Мистер Кацнельсон очень интересуется авиационными контрактами с Израилем и Германией, так что проблем не будет. У него есть очень солидная доля в нескольких оффшорных фирмах соответствующего профиля и он впрямую заинтересован в принижении роли русской авионики.

– Это хорошие новости, – улыбнулась Госсекретарь. – Но я слышала, что он активный сторонник союза России и Белоруссии.

– Да, – подтвердил разведчик. – Однако здесь следует учитывать конечную цель. Мистер Кацнельсон работает на перспективу, на приватизацию белорусской промышленности по схеме российской. К чему это приведет, вы понимаете…

– С кем из бизнесменов он связан?

– С Абрамсоном и Фридмановичем. Со вторым больше, чем с первым…

– Когда, как вы считаете, он войдет в силу?

– Через полгода-год, – прикинул руководитель спецотдела. – Думаю, к лету двухтысячного года мы сможем перейти к активной фазе его деятельности.

– Что ж, это неплохо, – Мадлен Олбрайт пожевала нижнюю губу. – Перейдем теперь к ситуации внутри белорусского правительства… Меня волнует положение премьера Снегиря. Что у вас есть по данному вопросу?…

Террорист негромко бормотал себе под нос, на ходу копаясь в кармане своей куртки.

Влад откинул в сторону плащ, сделал шаг вперед и со всего маху засадил посохом по спине противника, перетянув того стальной трубой чуть пониже лопаток. От удара террориста переломило назад, что-то хрустнуло, и тело с глухим стуком упало навзничь. Изо рта упавшего вырвался легкий сип.

Рокотов знал, как и куда бить, чтобы человек отключился с гарантией. Удар в район надпочечников приводит к болевому шоку, выбросу воздуха из легких и спазму гортани. Даже остающийся в сознании человек минуту не сможет дышать. Соответственно – позвать на помощь. А при вложенной в удар достаточной силе заодно перебивается и незащищенный позвоночник.

Так и произошло.

Полый стальной посох раздробил два позвонка, разорвал тонкий слой мышц, и динамический удар порвал сосуды внутренних органов. Началось ураганное внутреннее кровотечение.

Владислав прислушался.

Ни звука.

Товарищи оглушенного террориста были слишком далеко, чтобы расслышать какой-то шум.

«Пока все в норме. – Биолог ощупал спину лежащего. – Хана… Отсвистался, голубок. Тело придется прятать. Хотя зачем? Все равно не поверят, что он незаметно сбежал. Труп надо как-то использовать… Пугануть остальных, например. А что, это мысль! Наворотим побольше бреда, сей метод всегда хорошо действует. Та-ак, что у нас с оружием? Ага, два „узи“ с глушака-ми… Даже не просто „узи“, а „мини-узи“. Подсумок с магазинами, – пальцы быстро пробежали по торчащим крышкам обойм, – шесть штук. Плюс два в стволах. Рожки длинные, на тридцать два патрона. Нож… Он нам не нужен. Вот и славно…» Рокотов подхватил плащ, перекинул через плечо безвольное тело и потащил его к ведущему на следующий этаж пологому пандусу.

Людмила Маслюкова положила телефонную трубку и повернулась к сидящему в кресле Герменчуку.

– Что Йозеф говорит?

– Завтра ждет нас к двенадцати тридцати. На Вальку опять злится…

– Натворил чего? – Илья поднял брови.

– Опоздал на встречу с доктором.

– Да, с ним это бывает.

Маслюкова открыла дверцу высокого плоского буфета и достала два хрустальных фужера.

– Где у тебя штопор? – поинтересовался Герменчук, сдирая пластик с горлышка бутылки «токайского».

Людмила на несколько секунд задумалась.

– Штопора нет…

– Тогда хотя бы шило, – Илья встряхнул бутылку, – не хочется пробку крошить. Иначе крошки выдавливать придется. Или через сито процеживать.

– Сейчас принесу…

Маслюкова прошла в туалет, покопалась на верхней полке стеллажа и достала толстое, немного изогнутое портняжное шило с потемневшей от старости рукояткой. Заодно она потянула за свисающий из-под потолка шнур и наполовину приоткрыла небольшое окошечко. В квартире стояла жара и вентиляция мест общего пользования была не лишней.

– Держи.

Герменчук сноровисто подцепил пробку и разлил по бокалам янтарную жидкость.

– Курбалевича надо как-то дисциплинировать, – Людмила взяла свой бокал и расслабленно откинулась на спинку дивана.

– Он всегда таким был, – Илья недовольно скривился. – Я Иозефа честно предупреждал, когда о Валентине разговор зашел.

– В принципе, Кроллю виднее, – Маслюкова пожала излишне широкими для женщины ее роста плечами. – Расхлябанность Вальки ни на что серьезное не влияет.

– Это пока, – заявил Герменчук.

– Да и дальше тоже. На финальном этапе, я думаю, Йозеф оставит его стеречь аппаратуру… Да, кстати, я Вальку вчера на улице встретила. Только из парадной вышла, смотрю – он идет.

– А что ему здесь надо было?

– К приятелю какому-то заходил. Сапеге что-то потребовалось, а Валькин дружок, тот, что компьютерную фирму держит, недалеко отсюда обитает.

– Ах да! – кивнул Илья. – Знаю… Петруха живет в трех домах от тебя.

– Тоже твой приятель?

– Ну, не так, чтобы близкий. С ним в основном Валентин общается. Но дома у Петрухи я бывал, – Герменчук потянулся и помассировал правое плечо.

– Валька не проболтается?

– Что ты! – усмехнулся Илья. – Валентин – нормальный парень. Ну, чуток безалаберный. Но во всем остальном на него положиться можно. Могила…

Маслюкова отпила вино и поставила бокал на столик.

– Ты есть не хочешь?

– Разве что-нибудь легкое, типа бутерброда…

– Сейчас принесу, – Людмила встала и тяжелой «гренадерской» походкой отправилась на кухню.

Герменчук зевнул.

Сигизмунд Габонис снял трубку полевого телефона.

– Мне долго еще Опанаса ждать? Передай ему, что его смена началась полчаса назад.

Находящийся в пятистах метрах от литовца Василий Шлындиков удивленно крякнул.

– Так он давно к тебе пошел!