Мой адрес - Советский Союз! Том третий - Геннадий Борисович Марченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя если соответствующие органы напрягутся — найдут. Ну и ладно, отмажусь, что для себя записывал, давал друзьям слушать, кто-то из них, видимо, и сделал копию. Главное, что Сан Саныч меня чуть в дёсны не расцеловал за такой подгон. Ну не то что расцеловал… Так-то он человек, не склонный к проявлению чувств, но видно было, что доволен. Это я ещё малым отдарился, поскольку человек так впрягся за нашу студию, вернул такое дорогущее оборудование, что я должен был подарить ему ещё с десяток таких альбомов. А тем временем в «Комсомолке» на второй полосе вышла заметка под заголовком «Какой урожай нас ждёт в 1972 году?.». Именно с точкой после вопросительного знака. Хм, могли бы что-нибудь и поинтереснее спросить… В заметке некий профессор сельскохозяйственных наук Тимофей Ильич Кучин рассуждал о видах на урожай, отталкиваясь от чуть ли не математических прогнозов. По его словам, климатические условия в 1972 году должны были способствовать хорошему урожаю. Однако я в своём письме разочарую, пожалуй, профессора Кучина. Так как прекрасно помнил, что следующем году на протяжении всего летнего периода ожидается страшная засуха на всей европейской части РСФСР. В частности, будут сильные торфяные пожары в Подмосковье и ближайших областях. Возможно сильное задымление столицы. Так что рекомендуется что-то заранее делать с торфяниками в той же Шатуре. И хорошо бы прислушаться к доводам астронома и метеоролога Анатолия Дьякова, предсказывающим засуху на основе наблюдения за Солнцем. Этого деятеля я помнил, правда, о нём заговорили уже в Перестройку.
До кучи написал второе письмо, с заделом на будущее. В общем, улетели весточки на Трубниковский переулок.
Ну а студия заработала на полную катушку. Причём дело оказалось поставлено на коммерческие рельсы — за запись предстояло платить деньги. Оплачивать предстояло заранее в бухгалтерии Управления культуры, из расчёта, что час аренды студии обходился в 10 рублей. В эту сумму входили оплата расходных материалов и работы звукорежиссёра. По-моему, цена божеская, учитывая, что альбом можно было записать за один рабочий день при минимуме дублей. Петрович как-никак был мастером на все руки, прекрасно разбираясь в музыкальных инструментах, микрофонах и прочей технике, а 8-канальным микшерным пультом владел не менее виртуозно, чем фон Караян дирижёрской палочкой. Ему и помощники не требовались. А в случае чего, если намечалась «переработка», не укладывались в отведённое время, он мог за бутылку и «похалтурить». Из расчёта бутылка — час. Брал Петрович исключительно «Столичную», с другой маркой к нему можно было даже не подходить. При этом, забегая вперёд, в студии я никогда не видел его пьяным или мучившимся с похмелья, даже нотки перегара ни разу не уловил. Умеет же человек употреблять так, что с работой это никоим образом не соприкасается.
И одновременно с тем он никогда — за исключением моего первого визита — не брался за запись в обход разрешения цензуры. Неси заключение от ответственного лица. Нет? До свидания! Такой вот был порядок.
Помимо Петровича в здании с 8 утра до 8 вечера находилась бабушка-вахтёрша, и её рабочее место сразу на входе было оборудовано «тревожной кнопкой». Вечером её сменял вылечившийся пенсионер, утром отправлявшийся досыпать домой. В воскресенье — официальный выходной — он тоже дежурил. Ему, кажется, было всё равно, где жить — на работе или дома, где он после смерти своей супруги коротал время в одиночестве. Дети и внуки, по его словам, навещали редко, у них своих забот хватало. Тем более на студии у него была возможность и чайку скипятить, а немудрёную еду он брал с собой из дома и грел… на батарее отопления. А что, не плита, но всё же.
Кстати, цензура была чисто номинальной, представлена в лице начальника одного из отделов областного Управления культуры. Звали цензора Василий Филиппович, фамилия Уткин, и к музыке он имел такое же отношение, как я к балету. Его главной задачей было чтение текстов и подпись «Утверждаю», либо «Не рекомендуется». Пока он всё утверждал, тем более что в первый месяц работы студии желающих записаться было не так много. Просто мы особо пока это дело не афишировали. Не плакаты же вешать на афишных тумбах. Хотя слухи о новой крутой студии в музыкальной тусовке уже бродили, но всякие барды и самодеятельное ВИА, подозреваю, только при большом желании потратят кровные на профессиональную запись. Среди же тех, кто уже встал в очередь, была и «ЭВИА-66», им тоже захотелось выпустить наконец собственный винил, хотя бы миньон.
С Василием Филипповичем я познакомился первым делом, догадываясь, что в будущем придётся не раз к нему обращаться. В первый же визит выставил на стол бутылку привезённого из Армении коньяка, которая была принята благосклонно, и таким образом, контакт с ходу был установлен. Так что при желании я мог позвонить Василию Филипповичу или лучше прийти с бутылкой уже купленного в Свердловске его любимого коньяка и за кого-нибудь попросить. В общем, взятки что Петровичу, что Филиппычу исключительно спиртным.
Естественно, первым — если не считать моего «Здравствуй, мама…» — был записан альбом «Свердловчанки» под названием «Влюблённая женщина». Вот для них сделали исключение, записали бесплатно, так как они были мои протеже, а я, можно сказать, считался основателем студии.
Оригинал записи мне предстояло отвезти на завод по производству грампластинок «Мелодия», где в ходе предварительного телефонного разговора обещали оценить музыкальный материал (куда же без цензуры, хотя худсовет в Свердловске альбом уже прошёл), а также качество звучания и выдать заключение, пригодна ли запись для печати на виниле.
Заодно мне предстояло
