Спецназ, который не вернется - Николай Иванов

— Собака, — проговорил вслух Туманов. — Хреново.

Она еще не учуяла чужих, брехала в охотничьем азарте, но постромки уже рвала, готовая отличиться. И такую хлебом, даже если бы он имелся, не ублажишь. В Афганистане Заремба удивлялся, почему собаки, которые жили при лагере, не трогали своих — даже разведчиков, уходивших на операцию переодетыми под местных жителей. Но стоило настоящему афганцу ступить на территорию части, собаки оскаливались и неслись к нему со всех ног.

Как утверждали знатоки, распознавание своих от чужих шло по запаху. Афганцы, например, настолько пропахли бараниной, что никакая другая пища уже не могла перебить этот запах.

Наверняка они, русские, тоже окажутся легко распознаваемыми среди чеченских специфических запахов. Ветерок легонький, плавненький преподнесет собаке меню под нос. Куда уходить — выбор невелик. Только обратно в горы.

Заремба проверил пистолет, Туманов поправил на поясе ножи. Хотел, как в кино, посыпать след табаком, даже вытащил из пачки сигарету.

Но пересчитал количество оставшихся и пожалел: на весь путь все равно не хватит. Подбодрился:

— Испугали бабушку дедушкой.

— А вот снайперку нужно было взять, — единственно о чем пожалел Заремба.

Волонихин испуганно схватился за карман — на память о Марине он взял ее маленький дамский пистолетик. Все остальное — а остального лишь полулиповое удостоверение да боеприпасы, забрал подполковник. А снайперка — снайперка лежит рядом с Мариной в земле. Зарыли ее. Из нее больше не стрелять, не убивать людей. Вот только сама Марина — убита…

Рюкзаки, наполненные боеприпасами, тянули вниз, прижимали к земле, успокаивали: все обойдется, зачем себя насиловать? А тут еще и Туманов обрадованно позвал:

— Сюда. Орехи.

Разлапистое, курчавое дерево грецкого ореха раскорячилось посреди поляны, осыпая подножие первыми, еще не совсем зрелыми плодами. Скорее всего, они сорвались от близких разрывов или их насбивал кто-то раньше и не все подобрал. Но спецназовцы на ходу нахватали зеленых комочков, затолкали в карманы, благо «пятнашки» обшиты ими даже на спине. Лай между тем продолжал накатываться. То ли собака все же взяла верхний след, то ли у боевиков имелось задание прочесать именно данный район, но получалось, что бежать спецназовцам требовалось все быстрее и быстрее.

— Кажется, идут за нами, — предположил Волонихин.

— Не идут, а бегут, — поправил Туманов.

— И побыстрее нас, — внес свою лепту в оценку обстановки Заремба. — Готовимся к бою, мужики.

Каждый поправил автомат, хотя «АКМсы», прижатые рюкзачными ремнями, боязливо льнули к груди хозяев и вместе с ними поворачивались, оглядываясь вокруг. Суперменов на самом деле очень мало. Это по страницам книг и на видеокассетах их бегает столько, что укладывай штабелями до Луны. Да, есть люди, которые умеют и знают больше, чем все остальные. Но тех, кто может буквально все, — нет.

Вон Дождевик — вроде из всех самый крутой, а мальчишка выстрелил, и нет на свете прапорщика. На войне драк, где можно демонстрировать приемы, мало, и потому загнанными волками бегали по кругу и спецназовцы: жизнь посуровее книг и кино. И точки обычно ставят пули.

Боевики издалека, на всякий случай попробовали поставить несколько штук. Очередь из автомата вышла вялой, словно заранее знала, что незачем тратить силу и злость на пустоту. Требовать от подчиненных бежать быстрее Зарембе не имело смысла — коли подкашиваются ноги, их не уговоришь забыть об усталости. Сачкующих нет — не спортивный кросс бегут, а жизнь спасают. Так что лучший вариант — заранее выбрать наиболее удобную позицию и изготовиться к бою. Теперь не убегали, а искали место.

Повезло Волонихину. Какие-то непонятные давние раскопки за поляной словно ждали своего часа, чтобы оказаться полезными спецназовцам.

— Есть контакт, — запрыгнув в них, лег на бруствер Иван. — А теперь — марш дальше, — приказал он Зарембе и Туманову.

Те не поняли доктора, уставились: что за новые командиры появились? Тогда Иван, раздражаясь, повторил:

— Я остаюсь. Прикрою.

Остаться на прикрытие в чеченском тылу — это остаться на смерть.

— Не говори ерунды, — оборвал подполковник, хотя прекрасно понимал, что предложение Ивана — едва ли не единственный шанс остаться в живых остальным.

— Не творите глупость вы, — не менее эмоционально отреагировал доктор, и даже поднял вверх ствол тумановского автомата, когда тот улегся рядом. — Уходите.

Заремба и Туманов переглянулись. Поняли: просил и приказывал не Волонихин, а его боль за Марину. Чувство собственной вины. Будь в сумке подполковника секретные документы, спасая их, они бы ушли. Но спасать криминальные бумажки, прятаться за них самим…

Когда в армии, прикрывая голые зады, голодные обмороки и отсутствие боеприпасов, погнались за внешней атрибутикой и затребовали, чтобы каждая отдельная часть разработала собственную эмблему и девиз, в своей бригаде Заремба утвердил слова: «Слава Отечеству, себе — честь!» Снятые погоны не освобождали, по крайней мере его, от взятого обязательства.

— Тихо, — остановил все эмоции и новоявленные приказы Заремба. Вслушался, надеясь, что группа преследования Одинокого Волка останется около вертолетов.

Но «вертушки», поднявшие десант в воздух, уже смолкли, не желая встревать в драку и оберегая свои стеклянные носы даже от случайных ударов. А собака вела чеченцев в их сторону. Сколько боевиков окажется в цепи?

— Встречаешь банду в лоб, — отдал подполковник приоритет боя Волонихину. — Мы с Василием охватываем ее с боков. Главное, не перестрелять в суматохе друг друга, бить только наверняка в цель.

— Ушли бы вы, — продолжал настаивать доктор.

— Уйдем вместе, — закончил спор командир.

Вытащил два кругляшка «лимонок», положил на бруствер рядом с Иваном. То же самое проделал Туманов. Посмотрели друг на друга — на всякий случай попрощались. Что-то говорить посчитали излишним, однако перед тем, как разойтись, пограничник заговорчески подмигнул доктору:

— А я понял, какой памятник надо делать. Ласточка вылетает из круга, и крепится к нему одним крылом. Тогда сохранится чувство полета. А?

— Да, — сразу согласился Волонихин, забыв, что совсем недавно отказался от идеи.

— Мы все-таки его создадим и поставим. В крайнем случае, у меня на заставе.

Он все еще продолжал думать, что служит…

Мечты прервал совсем близкий лай собаки и поставленные каким-то настырным учеником новые точки. Заремба и Туманов шмыгнули в разные стороны, принялись охватывать склон с двух сторон, выдвигаясь навстречу погоне. Теснее соприкоснешься — легче убить врага.

Волонихин остался на месте. В дополнение к подарку друзей выложил свои гранаты, пересчитал. Под руку попались грецкие орехи — миниатюрные копии «лимонок». Торопливо снял с одного зеленую кожуру. Складывающимся прикладом автомата прижал орех, заставил его треснуть пополам. Плод оказался незрелым, в бледной оболочке, к тому же сам вываливаться из утробы матери он не хотел, и его пришлось выковыривать ножом.

А вот попробовать деликатес не успел. На поляну, высунув язык, вырвалась огромная черная овчарка. Она замерла на миг, ослепленная пространством и светом, намерилась сделать рывок к совсем близкому чужому запаху, но ее напружинившееся тело, начинающийся прыжок оборвал нож. Он прилетел со стороны Туманова, обернулся вокруг себя несчетное количество раз и, подталкиваемый массивной рукояткой, лезвием вошел овчарке под лопатку.

Собака взвизгнула, враз потеряла упругость и рухнула, судорожно пытаясь лапой достать до раны и выбить дышащий вместе с ней нож.

— Браво, — оценил Волонихин, готовившийся выпустить по овчарке очередь. Это получилось бы не совсем здорово — раскрывать себя преждевременной стрельбой. Враг не должен видеть замах, он обязан получить сразу удар. Желательно нокаутирующий. Чеченцы, обеспокоенные непонятным повизгиванием овчарки, выбежали к ней почти все сразу, гурьбой. Мало, мало их учила война!

В живые тела, в шевелящуюся массу и выпустил весь рожок Волонихин. Заставил упасть живых и мертвых, отбросил обратно в лес запоздавших. Не надеясь до конца на пули, точным дальним броском уложил туда же пару гранат. Пока грохотало и осыпалось, поменял магазин и замер, держа под прицелом поляну. Обойти ее не составляло труда, но по бокам — Заремба и Туманов. Они пока молчат, значит, чеченцы еще приходят в себя, не дергаются.

— Ну, кто следующий? — поторопил их доктор.

Вместо себя боевики послали в разведку пули. Они зароились, зафьютелили, закапываясь рядом в землю, расшибая сослепу лбы о деревья, улетая бесцельно далеко за спину. Иван молчал, выжидая движение. Однако чеченцы что-то закричали: судя по резкому и повелительному тону, вызывая по рации подмогу. Подмога — это хуже, здесь бы с оставшимися справиться.