Искатель. 1998. Выпуск №8 - Александра Маринина

— По-моему, ты делаешь глупую попытку увести меня в сторону, — резко заявил Коротков. — Признайся, у тебя роман с Заточным? Поэтому ты такая спокойная и счастливая, поэтому тебе нравится эта идиотская штабная работа с дурацкими никому не нужными бумажками и поэтому ты перестала быть сыщиком?

— Что?!

От изумления она потеряла дар речи и даже на какое-то мгновение забыла, что в руке у неё кружка с водой, в которую Настя собиралась вставить кипятильник. Кружка стала подозрительно наклоняться, и тоненькая струйка воды робко полилась на её свитер и джинсы.

— Промокнешь, — зло бросил Юра, показывая на кружку.

Настя спохватилась, поставила кружку на стол и затряслась в истерическом хохоте.

— Юр, ты тоже не сыщик! Тебе надо юмористические тексты писать, а не убийц и насильников ловить. Твоей фантазии может позавидовать Сидни Шелдон вместе с Джеки Коллинз. Им до тебя далеко, ей-Богу.

— Докажи мне, что я неправ, и я успокоюсь, — упрямо сказал он.

— Да не стану я ничего тебе доказывать! — Настя вытерла платком выступившие от смеха слёзы и включила наконец кипятильник. — Насчёт Заточного — это всё полный бред. Юрочка, ты же знаешь, Чистяков впервые сделал мне предложение, когда нам было по двадцать лет, а вышла я за него только в тридцать пять. Не для того я пятнадцать лет ему отказывала, чтобы после свадьбы крутить романы. Весь свой потенциал страстных влюблённостей я уже израсходовала до того. Ясно?

— На Петровке все считают, что ты любовница своего шефа.

— Ну и что? Пусть считают, если у них мозгов ни на что другое не хватает. Но ты-то, ты-то как мог такое подумать? Ты же меня знаешь тысячу лет. Ладно, давай по порядку. Как было сказано в фильме «Ширли-мырли», я готов разделить ваше горе, но по пунктам. С Заточным романа у меня нет. С этим вопросом всё. Штабная бумажная работа вовсе не идиотская, но это моё личное мнение, и ты имеешь полное право его не разделять. Но и навязывать мне свою точку зрения не надо. Договорились? Теперь третье, относительно того, что я спокойная и счастливая. Да, это действительно так, и что в этом плохого? Юрочка, когда я вспоминаю прошлый год, у меня волосы на голове шевелятся от ужаса. Я чуть было не совершила кучу непоправимых ошибок сначала с папой, потом с Лёшкой. И с огромным трудом выбралась из ямы, в которую сама себя радостно тащила. Хорошее познаётся только в сравнении с плохим, а когда сравнивать не с чем, то хорошее воспринимается как нечто само собой разумеющееся и постоянно подвергается критике и нытью. Сейчас всё позади, с Лёшкой отношения наладились, а ведь мы были практически на грани развода, и всё из-за моей глупости. И теперь я имею полное право быть счастливой. Ещё вопросы есть?

Коротков улыбнулся, протянул руку и легонько щёлкнул Настю по носу.

— Всё-таки ты ужасно смешная, Аська. Можно любить или не любить работу сыщика, можно быть преданным ей до мозга костей или люто ненавидеть, и то и другое легко понять. Но как можно любить бумажки и цифирьки? Это выше понимания любого нормального человека. Схемы какие-то бесконечные, диаграммы, проценты и ещё чёрт знает что. Ну как, скажи ты мне, как можно это всё любить? Это же всё муть и скукотища.

— Тебе — скукотища, мне — удовольствие. Почему ты считаешь, что я должна быть похожа на тебя? Ты думаешь, что ты устроен правильно, а все, кто от тебя отличается, устроены неправильно и их нужно переделывать и перевоспитывать? А что будет, если я начну считать так же? И стану день и ночь талдычить тебе в уши, как прекрасна аналитическая работа, как нужна она прогрессу цивилизации и процветанию человечества, а тот, кто этого не понимает, просто недалёкая и ограниченная личность. Понравится?

— Всё-всё-всё, — Коротков поднял руки, — я сдался без боя. У тебя появились любопытные аргументы. Откуда? Новые знакомые или новые книжки?

— Павел Михайлович Дюжин, тот самый, которого ты считаешь странноватым. Я тоже первое время не успевала в себя приходить от изумления перед его выходками и тоже считала его странным и слегка придурковатым. Но чем больше с ним общалась, тем яснее понимала, что он не странный. Он другой. Понимаешь? Просто другой. Не такой, как мы с тобой. Но ведь с его точки зрения это мы с тобой странные, потому что не понимаем и не чувствуем того, что понимает и чувствует он. Ему может быть ужасно некомфортно в каком-то конкретном месте, и он искренне не понимает, как все остальные могут в этом месте спокойно работать и общаться и ничего особенного не чувствовать. Мы с тобой считаем себя правильными, а Дюжина — нет. А Павел считает наоборот, и кто из нас прав?

— Разумеется, мы с тобой, — засмеялся Коротков, — потому что нас двое, а он один. Нас, стало быть, больше, и наше мнение победит, это основа демократии. Будешь спорить?

— Буду. Демократию придумали люди, когда сорганизовались в общество. Придумали, чтобы как-то управлять этим обществом. А то, что мы все разные — это от природы, от воспитания и от жизни, которую каждый из нас прожил, и хотим мы этого или не хотим, нравится нам это или не нравится, но мы должны это принять. С этим ничего нельзя сделать, и никакой демократией различия между людьми не уничтожить.

— Ой, Ася, тебя куда-то в философию потянуло, — поморщившись, тяжело вздохнул Коротков. — Это уже не по моей части. Я человек простой и незатейливый, мыслю приземлёнными категориями и не задаюсь высокими вопросами о предназначении человечества. Мне бы убийство Барсукова раскрыть, вот о чём у меня голова болит. Так вернёмся к твоему правильному Дюжину. Точнее, к проблеме Лерочкиного колечка. Могло ли быть так, что Саша Барсуков, через деда Немчинова или ещё как-нибудь иначе, был связан с уголовниками и с ним за некоторые услуги расплатились этим кольцом, а Саша подарил его своей девушке?

— Могло,— согласилась Настя. — Вполне. Но все эти рассуждения хороши только если кольцо то самое, принадлежавшее Тамаре Соловьёвой. Если же нет, то все наши построения — на пустом месте.

— Вот и давай твоего Дюжина отправим к Лере на разведку. Надо прояснить вопрос раз и навсегда, чтобы не морочить себе голову дурацкими версиями, которые могут нас увести неизвестно куда. Зови Павла Михайловича сюда, сейчас мы его наладим.

Настю идея не воодушевила, она всегда с опаской относилась к любым случаям использования непрофессионалов в раскрытии преступлений, но, положа руку на сердце, не могла не признать, что и сама, бывало, так делала. Кого только она ни привлекала себе на помощь! И мужа, и брата Александра, и его жену Дашеньку, и бывшего уголовника по кличке Бокр, и фотокорреспондента, и ещё Бог знает кого. Её смущала не сама идея как таковая, а кандидатура Павла. Хотя как знать, быть может, то обстоятельство, что он не похож на большинство окружающих, сыграет свою положительную роль. Как знать…