Влюблён до смерти (СИ) - Жнец Анна

Ведьмы не умели подчинять себе пространство и время. В Верхнем мире даром телепортации обладали только жнецы. И, похоже… их дочери.

Никто из мужчин в лесном поселении за болотами не был её отцом. 

С тех пор как Алая поняла, что не бездарна, а просто обладает иной, чужеродной магией — магией богов смерти — все её мечты были о новом доме. Крепость жнецов представлялась удивительным местом — местом, где Алая могла обрести себя, показать чего стоит, развить таланты и добиться уважения.

— Они не примут в свои ряды женщину, — убеждали сёстры, но Алая не слушала.

В Болотах её ждало одинокое бесславное будущее. 

Она устала чувствовать себя худшей из худших, главным разочарованием матери. Тем более образ жизни чародеек ей глубоко претил.

И она решилась.

Одна из сестёр помогла Алой призвать дракона, чтобы тот отнёс её к исполинской скале — длинному утёсу на берегу моря, в котором была вырезана знаменитая Крепость богов смерти. Попасть туда можно было только через круглые окна, но вместо стекла руки наткнулись на странную невидимую субстанцию. Та проминалась внутрь, натягиваясь как резиновая мембрана, а потом начинала бить электрическими разрядами.

Удивительно, но взломать защиту не составило труда. Заклинания редко давались Алой легко, но в этот раз слова не понадобились: задачка решилась сама собой. Чудесным образом ведьме удалось увидеть цифровой код охранного поля и... изменить его силой мысли.

И вот Алая спрыгнула с подоконника в комнату. В настоящую комнату с настоящей мебелью. Не успела она осмотреться, как из угла раздался тягучий голос.

— Наконец-то. Как я рад тебя видеть. Как рад! И как замечательно, как волшебно, что я не ошибся ни с днём, ни с местом и правильно запомнил, когда и какую именно квартиру, ты, моя талантливейшая, умнейшая девочка, должна взломать.

В узкое пространство между стеной и кроватью было втиснуто кресло, и в нём, закинув ногу на ногу, сидел человек. Мужчина в рваных джинсах и оранжевой рубашке навыпуск. На колено были надеты очки — вернее, пустая зелёная оправа, без линз.

— Я… — Алая не нашла, что сказать.

— Прекрасно выглядишь! — воскликнул незнакомец, покинув кресло и заключив растерянную чародейку в объятия. Он покрутил её, будто куклу, рассмотрев и слева, и справа. — Твоё лицо я забыл. Запомнил лишь цвет волос. И это отличная новость!

Чем новость отличная, Алая спросить постеснялась.

У неё и правда был на редкость примечательный цвет волос — огненно-красный. У мужчины, что обращался с ней столь фамильярно, внешность  была не менее запоминающейся. Одни синие дреды чего стоили.

— Мы… знакомы? — спросила Алая и сразу почувствовала себя глупо: как, Тьма великая, они могли быть знакомы?

Но разноцветный мужчина активно закивал:

— Да-да, встречались. В прошлой жизни и даже… О! Хотя ты и запамятовала, дорогая, когда-то мы были любовниками.

Алая отшатнулась от него, как от сумасшедшего. 

Что он такое говорил!

— Ну-ну, не будь букой.

Не успела ведьма опомниться, как синеволосый схватил её, поднял вверх и закружил по комнате, вальсируя.

— Пусти!

Она бы ударила его по лицу, но руки оказались крепко прижаты к бокам.

— Были-были. Любовниками. И всё это уже происходило однажды. До конца света, который жнецы предотвратили, повернув время вспять. 

«Что за бред он несёт?»

— Не веришь? Откуда я тогда знал, что ты здесь появишься?

Наконец он разжал хватку и поставил Алую на кровать. Поклонился и подал руку, помогая спуститься на пол.

— Ты… предсказываешь будущее? — предположила Алая.

— Предсказываю. Потому что был в этом будущем. Мы все были. А хочешь предскажу ещё?

Алая не знала, не могла понять, хочет или нет. Однако вопрос был формальностью. 

Незнакомец широко ухмыльнулся и продолжил:

— Ты, возлюбленная моя, пришла сюда в надежде, в твёрдой решимости стать богиней смерти. Одной из нас. 

Алая нахмурилась и скрестила руки на груди.

— Как думаешь, тебя встретят с распростёртыми объятиями?

— Я…

— Вышвырнут под зад. Прости, что разбиваю розовые очки. 

— Но…

— Послушай, детка, у нас мало времени. Ты взломала защитное поле Крепости, но не отключила сигнализацию. Скоро сюда придут. А для того, чтобы наш план удался, тебе лучше не светиться.

— Я не понимаю… Какой план?

— Как исполнить твою мечту, малышка, — он надел ей свою оправу без стёкол и щёлкнул Алую по носу. — Сделать тебя богиней смерти.

Глава 29

Танатос залечивал повреждения перед зеркалом. Эстер отправилась к себе отдыхать и осмысливать произошедшее. Группа жнецов принудительно-добровольно восстанавливала разгромленный кабинет и вставляла на место снесённые двери. От внушительной вмятины на стене коридора во все стороны расползались трещины, а особо длинные заходили на потолок.

— Ты должен был согласовать свои действия с Советом, — сказал Молох. 

Танатос поморщился и послал новый сноп изумрудных искр в набухшие волдыри на скуле. 

— Я поступил так, как считал нужным. Иди лучше займись делом. — Он достал из верхнего ящика стола белый тюбик, с сомнением повертел в руках и вернул на место. — Нет ничего более мерзкого, чем магические ожоги.

Молох не мог отпустить ситуацию, перестать о ней думать. Что если Кайрам ошибся, не узнал супругу? Ходили слухи, будто внешность людей, переродившихся богами смерти, менялась. Так ли это на самом деле, никто не знал, но теория была жизнеспособная и многое объясняла: например, почему когда кто-нибудь из жнецов пытался пролить свет на своё происхождение, ни одно существо ни в Верхнем мире, ни в Нижнем не могло припомнить человека с таким лицом. Но запах… Запах избранницы оставался прежним? Демон чувствовал свою пару в любой ипостаси?

Так или иначе они снова ничего не знали об Эстер. И, возможно, это было к лучшему.

— Раз она научилась телепортации, — бросил Танатос, загружая документами стол, который ему притащили из соседнего, пустовавшего кабинета, — стажировку можно считать законченной. Назначь ей напарника и отпускай в свободное плаванье. 

Молох кивнул и обошёл жнецов, что чинили дверь.

Назначь напарника — легко сказать. Росс прав: Молох ещё та наседка и вряд ли сможет выпустить Эстер из-под крыла. Тем более дать ей в партнёры постороннего, явно обделённого женским вниманием мужчину.

* * *

Щепетильность, с которой Молох выбирал мне напарников, поражала не меньше, чем скорость, с которой те исчезали из моей жизни. За последний месяц их сменилось три. Три! Рядом со мной мужчины долго не задерживались, и я прекрасно их понимала: сложно выносить такой прессинг. Молох  требовал отчёт сразу же после задания, перечитывал его несколько раз, следил за моим общением в свободные от работы часы и отпугивал возможных поклонников взглядами из-под нахмуренных бровей. И, как я узнала позже, с каждым моим напарником он проводил весьма угрожающие беседы. Успокоился Молох, только когда место рядом со мной занял манерный, напомаженный жнец с визгливым голосом и неопределённой ориентацией. 

Поблажки закончились вместе со стажировкой, и я узнала, что работать с напарником не то же самое, что с куратором, особенно с таким внимательным, как Молох, готовым охотно снять с подопечной часть забот. С Ником Розовое перо, как его за глаза называли в Крепости, приходилось спорить, кому нырять в осеннюю реку за утопленником, лезть в горящую машину, спускаться в вонючий подвал за бездомным.

Обычно за смену мы собирали от шести до десяти душ в пределах сектора. Работали по чёткому графику, постоянно сверяясь с часами. К примеру, утром в девять сорок у нас был один клиент, в десять двадцать пять — уже следующий, и опоздать нельзя было даже на секунду. А если случалось стихийное бедствие и на дело отправляли несколько групп, пахать и вовсе приходилось без перерыва. 

— Цунами и войны — самые сложные задания, — говорил Розовое перо. — Но это только для самых опытных.