В объятиях XX-го века. Воспоминания - Наталия Дмитриевна Ломовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Борис Владимирович Шаскольский (1907–1977)
Глава 5
Жизнь продолжается
Как только папа уехал в Германию, у нас в доме появился котенок, которого подобрали на лестнице. Но в тот же день как папа вернулся, он выбросил котенка за дверь, т. к. совершенно не выносил запаха кошек. Я была убита. Но зато он почти все заработанные в Германии деньги потратил на покупку великолепного коричневого концертного рояля «Bluthner», который занял большую часть их комнаты. Я играла на нём вплоть до окончания 7-милетней музыкальной школы, а потом еще два года занималась с учительницей из института Гнесиных, прекрасным музыкантом. Какое-то время аккомпанировала себе по нотам романсы, а впоследствии себе и Лёне, моему мужу. На этом моя музыкальная карьера закончилась. После переезда с Малой Бронной на новую квартиру на Филях по обмену в 1963 г. рояль продали. Его купила в комиссионном магазине Александра Пахмутова, выдающийся советский композитор, так что рояль оказался в более чем достойных руках. А я в течение почти полувека больше не прикасалась к инструменту. Одной из причин было то, что в период моего обучения музыке совсем не принято было учить подбирать аккомпанемент по слуху, а сама я этому не научилась. Вообще мое музыкальное образование было достаточно формальным. Я играла хорошо и довольно сложные вещи. Но ленилась учить наизусть. Это сильно ограничивало мои возможности. Я дружила с двумя музыкантами-скрипачами из музыкальной школы, Сашей Рубиным и Сашей Кисельманом. Так вот, они были настоящими музыкантами, мгновенно называли имя композиторов и названия произведений, исполняемых тогда в большом числе по радио. Они в старших классах приходили к нам домой, когда мы собирались у нас и танцевали фокстроты и танго под патефон. Мне нравился Саша Рубин, а я нравилась Саше Кисельману. Потом я встретила уже совсем взрослого Сашу Рубина в метро с высокой, модно одетой красивой девушкой. Он меня не узнал или сделал вид, что не узнал.
Да, вот к чему у меня, по-видимому, был настоящий талант, так это к декламации стихов и прозы. Однажды, когда я читала «Жди меня» К. Симонова, в классе многие плакали. Но и этот талант быстро испарился из-за моего нежелания или неумения учить стихи или прозу наизусть. А вообще-то я объясняла это плохой памятью, а можно было бы её и потренировать.
Большинство наших девочек росло без отцов. Валя Вязнер и ее родная сестра воспитывались в разных семьях родственников, т. к. родители были репрессированы. Об этом я узнала много позже. Между прочим, я была почти единственной девочкой в классе, которая жила в отдельной квартире, а не в коммуналке. Все годы, с 1-го по 10-й класс в нашем классе училась Татьяна Самойлова, дочь Евгения Самойлова, имя которого гремело на всю страну. Впоследствии и она стала кинозвездой после того, как сыграла главную роль в фильме «Летят журавли», облетевшем не только нашу страну, но и весь мир. Родители Тани, она и ее младший брат жили в коммунальной или очень маленькой отдельной квартире, и я пару раз бывала у них в доме. Потом, когда мы уже кончали школу, ее отец получил хорошую отдельную квартиру на Песчаных улицах в районе Сокола, и мы ездили ее смотреть. Еще мы однажды почти всем классом поехали в дом на Набережной навестить нашу прихворнувшую учительницу английского языка — голливудскую красавицу Нину Ивановну.
Она вышла замуж за П. П. Ширшова, знаменитого полярника, участника экспедиций на Северный полюс. Жили они в большой 5-тикомнатной квартире. Потом нас всех посадили в вызванный по этому случаю ЗИС, который отвез нас обратно в школу. От школьных уроков английского осталось только умение правильно произносить буквосочетание th («ти», «эйч») и способность к быстрому усвоению навыков чтения научных текстов на английском. О том, чтобы когда-то появилась необходимость в разговорной речи, и не помышлялось. О чем я очень жалею, так это о том, что меня частным образом не учили языкам, а школ с обучением на английском, немецком и французском тогда еще не было. А как бы это пригодилось в дальнейшей жизни! Элла Лаврецкая, Лёнина многолетняя коллега и наш близкий друг, рассказывала, что когда ее не приняли в институт после школы, она целый год (почти наверняка 1953) училась на курсах английского языка, и это в те далекие времена заложило хорошую основу для ее теперешнего владения языком. Дочки тети Майи, Вера и Майя, которые росли уже немножко в другие времена, имели частных учителей по английскому и французскому языкам. Младшая Майя потом учила и японский. Обе закончили физико-математический факультет МГУ. Вере французский пригодился, когда она познакомилась со своим будущим мужем — французским физиком. Мне всегда очень мешало отсутствие минимальных знаний разговорного английского и не было времени и способностей этим вплотную заниматься в Москве, не имея заложенной в детстве основы. Только научную литературу я читала по-английски совершенно свободно. Познакомившись впервые в 1973 году со своим знаменитым английским коллегой Дэвидом Хопвудом мы с ним дискутировали в очной беседе, переписываясь.
Когда я познакомилась с Лёней, моим будущим мужем, уже, по-существу, кончая Московский университет, оказалось, что он знал многих девочек из моего класса через своего двоюродного брата Эдика Гойзмана, с которым тесно общался в школьные и все последующие годы. В компанию моих одноклассниц, которые уже начали посматривать на мальчиков, входила и Таня Самойлова, и Лёня даже пару раз ходил с ней в кино. Светлана Полякова — дочь родителей-музыкантов и сама занимающаяся музыкой профессионально, дружила с Эдиком. Отец Эдика и Лёнин дядя, Исаак Львович Гойзман, был выдающимся скрипачом, и всю жизнь играл в Большом симфоническом оркестре Всесоюзного радио (сейчас Большой симфонический оркестр им. П. И. Чайковского).
В эту компанию моих одноклассниц
