Танго в стране карнавала - Кармен Майкл

Дальнейший урок был мешаниной из настройки гитары, приготовления кофе и скручивания сигарет. Когда Кьяра и Фабио увлеклись и начали о чем-то оживленно дискутировать по-португальски, я встала и прошлась по комнате. Вся поверхность антикварного деревянного стола была завалена стопками книг и старыми фотографиями, вдоль облупленных стен выстроились в затылок виниловые диски, а в углу была свалена коллекция разношерстных музыкальных инструментов.

Когда Фабио обратился ко мне с вопросом, какую песню я хочу научиться играть, я его даже не услышала. Кьяра повторила вопрос, но я снова пожала плечами. Единственное, что пришло мне на ум, была песня «Девушка из Ипанемы», но Кьяра отказалась это переводить.

— Неужели ты не можешь придумать что-то такое, чтобы произвести на него впечатление? — умоляла я подругу. — Уж ты-то знаешь бразильскую музыку лучше, чем я.

Кьяра раздраженно мотнула головой в знак отказа — она социолог, а не музыкант. Тогда я спросила Фабио, что бы он сам мне предложил. С мягкой улыбкой он посоветовал взять песню, написанную к Дню матери Нелсоном Кавакинью. Она называлась «Vou Abrir a Porta» («Я открою дверь»). В ней говорилось о том, что герой прощает свою мать-vagabunda,[45] которая много раз бросала его и отца, и в очередной раз готов впустить ее в дом, потому что сегодня праздник, День матери.

Фабио закончил песню неожиданно:

— Только не тяни, потому что там ждут еще две.

Музыкальные уроки, последовавшие за первой встречей, напоминали летнюю, причудливо извивающуюся реку. Фабио Баррето был не из тех, кто торопится хоть в чем-то. Иногда мы просто сидели и слушали его любимые компакт-диски, в другое время он просил меня поиграть на тамбуринах и сидел с затуманившимся взором, но чаще всего просто витал где-то в своем мире, мире ритмов самбы. Я пыталась заставить его записать аккорды, чтобы учить песню, но все было совершенно бесполезно. Фабио неизменно стоял на своем изменчивом методе обучения. К тому же было абсолютно невозможно связать его свободу такими простыми вещами, как назначенное время. Иногда я часами стояла под дверью, дожидаясь, пока он вернется и начнет урок. Иногда он так и не появлялся.

Учить самбу оказалось намного труднее, чем я ожидала. Может быть, конечно, мне было бы проще, если бы я хоть чуть-чуть уже умела играть на гитаре. Одним словом, задача передо мной стояла примерно столь же достижимая, как стать виртуозной пианисткой, концертирующей в Вене. Оказалось, что четырех аккордов на электрогитаре совершенно недостаточно, чтобы перед слушателем возникли полная желтая луна и старики негры на углу улицы. Поэтому на третий день мне недвусмысленно запретили играть на гитаре, пока не научусь правильно отбивать ритм на тамбурине.

— А бывали вообще иностранцы, которые умели играть самбу? — спросила я с надеждой в один особо сложный день, когда мы бились над песней Ноэла Роза «Gostoso Veneno» («Я люблю яд») и Фабио раз десять безуспешно пытался донести до меня ее ритм. Аккорды мы даже и не обсуждали. Я просто не могла услышать того, что слышал он. — Нет, — просто ответил Фабио на мой вопрос. Несмотря на свою вопиющую бесталанность, я, тем не менее, радовалась уже тому, что Фабио, этот потрясающий знаток, познакомил меня со всем спектром бразильской музыкальной сцены. Бразильская музыка потрясает богатством и многообразием. На Западе известны только босса-нова, самба да в последнее время барабаны капоэйры, между тем в Бразилии существуют десятки разных музыкальных жанров — maxixe, baiaõ, maracatu, forró, jongle, caipira, calangu, chorinho, MBP (Música Popular Brasileira), кариока-фанк, не говоря уже об их собственных бразильских вариациях хип-хопа, рэпа, соул, ар-н-би, ритм-н-блюза, фолка, рока и, наконец, Эрмету Паскоале, который сам себе отдельный, безбашенный жанр. Англичане, по-моему, лучше всего проявляют себя в юморе, итальянцы делают удивительно красивые вещи, австралийцы всех заткнут за пояс в спорте. Ну а бразильцы знают, как делать музыку. Она течет у них по венам и капает с кончиков волос.

Вечерами по четвергам мы танцевали в клубе «Демократикуш». Завсегдатаи 120-летнего клуба в Лапе — бесшабашная комбинация маландру и любительниц «радикального шика» из Зоны Сул.[46] Такие танцзалы бразильцы называют gafieira. Появились они на рубеже прошлого века, здесь мог танцевать и слушать музыку городской рабочий класс Рио. Прежде причиной разделения населения Рио были в том числе полярно противоположные музыкальные вкусы — европейцам нравились опера и классическая музыка, афро-бразильцы предпочитали ритмы барабанов. Общество отчаянно нуждалось в объединении, и гафиэйры отвечали велению времени. Вскоре они стали местами, где черные и белые музыканты и слушатели могли встречаться, общаться и рождать новые звучания. Уличные барабаны смешивались с гитарами и духовыми из джаза, классики и даже танго; веяния биг-бэндов Северной Америки тоже добрались до Юга — так рождалось новое бразильское звучание.

Для меня не было неожиданностью, что я не умею танцевать самбу и вряд ли когда-то научусь, но узнать правду все равно было ужасно обидно.

— Ты очень зажата, — прошептал мне на ухо Фабио, когда я в первый раз пошла с ним танцевать. — Расслабься. Просто слушай музыку и пытайся двигаться, — добавил он. Совет показался мне еще более унизительным, когда позднее я услышала его в переводе Густаво. (Я-то дура радовалась, решив, что он нашептывает мне о безумной любви!)

Самба приводит в смятение и замешательство иностранцев, которые пытаются ее танцевать, — к вящей радости любителей самбы из Рио. Ты следуешь за четким боем одного из барабанов и уже почти уверенно скользишь с красавцем партнером из бара, когда вдруг обнаруживается, что этот барабан замолк или бьет уже в другом ритме. Испугавшись барабанного предательства, ты цепляешься за звяканье треугольника и начинаешь трястись, как при эпилептическом припадке. Хуже всего то, что все окружающие, обычные бразильцы, невозмутимо и непринужденно вращают в воздухе дивными бедрами, а потрясающая чувственность их танца не сравнится ни с чем — ну, может, только с видеоклипами, на которых танцуют ламбаду. Итак, ты снова переключаешься на барабаны, а они опять бросают тебя, оставляя во власти гитар, гавайской гитары и еще двадцати пяти ударных инструментов. Ничего хитрого, объясняли мне, просто слушай свое сердце — но кто объяснит, как это нужно делать?!

— Делай вот так. Это же просто. — С этими словами экс-королева карнавала прошлась по залу. Она вся вибрировала, быстро перебирала ногами, а бедра выписывали совершенно непристойные восьмерки. Ей было под пятьдесят, а тело, как у восемнадцатилетней, и все это было жутко несправедливо. Это все равно что слушать, как американец говорит по-французски, или смотреть, как немцы пытаются танцевать регги. Но никогда и нигде до такой степени не чувствуешь себя иностранцем, как в Бразилии, танцуя самбу.

— Ощущение было, как будто у меня три ноги, — жаловалась я впоследствии Фабио.

— Ну, как раз этого женщине никогда не понять, — возразил он и снова залился озорным смехом.

Наблюдая, как развиваются наши отношения с Фабио, все только удивленно пожимали плечами.

— Ну, как там твоя чудесная любовь? — поддел меня однажды Густаво, когда мы с ним нежились на пляже. — Все это так романтично. Никогда не видел ничего подобного. Наследница короля-скотовода теперь стала королевой Лапы. Она проведет остатки дней, любуясь луной, распевая под укулеле и питаясь любовью. — Густаво рассмеялся, в восторге от своей фантазии. — А потом ты состаришься, нарожаешь ему детей и станешь Марией, будешь крутиться по хозяйству, гнуть спину на своего мужа, с ребенком в одной руке и тряпкой — в другой. И не ныть. Марии никогда не ноют. Что за счастливая жизнь! Вот уж твой отец порадуется, узнав, что зря истратил столько денег на твое образование.

Я смеялась вместе с ним.

— Нет, серьезно, дорогая, ну как я могу подобрать тебе реального человека, настоящего мужчину, если ты постоянно болтаешься с этими никчемными бродягами? — спросил Густаво с преувеличенным возмущением.

— Мне кажется, Фабио настоящий мужчина, — поделилась я.

Густаво от этих слов пришел в негодование:

— Какой он мужчина! Он музыкант, богема.

— Ой, я тебя умоляю! — воскликнула я.

— Дорогая, надеюсь, ты не всерьез помышляешь об отношениях с ним?

— Я всерьез отношусь к ним как к нормальному курортному роману.

— Это будет ужасно, — театрально простонал Густаво.

— А по-моему, Густаво, ты слегка преувеличиваешь.

— Он же не такой, как мы, дорогая, — предостерег мой квартирный хозяин.

— Чем? Тем, что беден?

Густаво прервал меня, выразительно покрутив кистью:

— Да всем! А впрочем, поступай, как знаешь. Все равно ты так и сделаешь. А все потому, что ты так юна. Но только помни, что время летит незаметно…