День саранчи - Велиханов Никита

Дымовых и отравляющих шашек спецназовцы несли с собой не очень много, полагаясь на то, что в случае необходимости они будут доставлены вертолетом. Не желая быть съеденными заживо, люди решили все же воспользоваться тем, что было, и раскидали вокруг себя шашки. Поляну заволокли клубы черного и сизого полупрозрачного белесого дыма, и через минуту все живое, не защищенное воздушными фильтрами противогазовых коробок, скрылось из виду. Собаки отступили вглубь леса, а комары то ли улетели, то ли попадали замертво.

С самого начала Ирина поставила вокруг себя астоматическую защиту от комаров, но с удивлением заметила, что это не очень-то ей помогает. Тогда она применила технику «отведения глаз»: направила в окружающее пространство гипнотическую программу «ты-меня-не-видишь». Только тогда она смогла окончательно избавиться от садившихся на лицо крылатых тварей, и до того момента, когда солдаты раскидали отравляющие шашки, противогаз ей был не нужен. Но потом и ей пришлось надеть маску. Она прекратила внушение, решив экономить силы — ведь это было очень утомительное занятие — и на досуге подумать, «что означало это новое». Рядом бубнили два искаженных переговорными устройствами голоса: полковник отдавал приказы, а радист передавал часть его указаний в базовый лагерь. Судя по всему, там готовились к отправке десантных групп.

Рубцова отыскала среди слоноподобных чудовищ знакомую фигуру Виталия и пустила перед очками его противогаза бегущую строку. «Ну хватит уже!!! -- гласил текст. — Пора приступать к работе! Тебе не кажется, что время наблюдений прошло?» «Как знаешь, — подумал Ларькин — Ирина слышала его мысли. — Поступай, как считаешь нужным. Но будь осторожна». Тогда она снова «стала невидимой», тихонько поднялась и крадучись, беззвучно, как ее учили когда-то в английском тренировочном центре, прошла через ощетинившееся автоматными стволами кольцо людей и направилась к лесу. Одно неосторожное движение могло стать последним в жизни, но Рубцова смогла уйти бесшумно...

Румачик уверял, что его отряд продержится самостоятельно, велел группам захвата Сивцова и Козловича не отвлекаться, а лететь сразу к местам десантирования — километров за восемь-девять по обе стороны от той полянки, где засел окруженный авангард. Но Володька, из самых лучших побуждений, все-таки проявил самоуправство. По пути к точке назначения его вертолет все-таки появился над поляной Румачика, и капитан по рации сообщил полковнику, что готов сбросить возле них баллоны с отравой. Полковник ругнулся, но ответил, мол, раз уж прилетел, то хрен с тобой, бомби. Дым от шашек к тому времени уже развеялся, и химическая защита была очень кстати. С «вертушки» упало несколько емкостей с отравляющими веществами. Сизое густое облако вновь заволокло лес, а Сивцов со своей группой полетел дальше.

Скорее всего, тогда-то их и засекли. Видимо, именно этот поступок очень дорого обошелся капитану Сивцову. Через десять минут после высадки связь с его группой прервалась. Как положено, у спецназовцев было несколько раций и две запасных частоты для выхода в эфир, помимо основной. Но запасные частоты молчали, а основная выдавала непонятные звуки, напоминающие скрежет, затем кто-то из бойцов сообщил, что отряд атакован крупной саранчой, и связь тут же прекратилась окончательно.

Румачик к тому времени уже отдал приказ вертолету возвращаться, отправив в нем на подмогу Сивцову нескольких своих бойцов во главе с Ларькиным. Виталий не без колебаний садился в вертолет: с одной стороны, ему не хотелось оставлять Ирину «на съедение», с другой стороны, не мешало посмотреть, что случилось с группой захвата. В конце концов, их прислали сюда наблюдать и собрать как можно больше информации.

Они сориентировались по столбу сигнального дыма. «Вертушка» зависла над вершинами деревьев. Ларькин оставил двух бойцов наверху, а сам с одним из спецназовцев спустился на землю по веревке. Он никак не ожидал увидеть то, что предстало перед его взором. Люди Сивцова стояли в лохмотьях, некоторые почти в чем мать родила. При этом все тело у каждого из них было покрыто волдырями и вспухло, так что узнать их можно было с большим трудом. Глаза у многих заплыли, уши и губы напоминали жуткие красные оладьи. А то голое человеческое тело, лежавшее на траве, которое солдаты поливали из фляжек, счищая с него ножами шевелящуюся омерзительную черно-желтую массу, вообще можно было узнать только по судорожно оскаленным зубам...

Бездыханного Сивцова подняли на борт вертолета первым, затем погрузились остальные бойцы. Продолжать выполнение задания в таком виде и таком состоянии не имело никакого смысла. По дороге бойцы в подробностях рассказали Ларькину, что с ними случилось.

Метрах в ста впереди находилась та самая прогалина, на которую они тогда вышли. Вначале спецназовцы даже не поняли, что такое у них перед глазами. Все кроны деревьев, казалось, шевелились, но не от ветра, а сами по себе. Потом, когда все буро-зеленые большие листья, которыми были осыпаны осины и тополя, вдруг со стрекотанием поднялись в воздух и тучей ринулись на людей, они поняли, что это была не листва, а огромная, просто устрашающих размеров саранча. Виталий прихватил с собой несколько полураздавленных экземпляров: жесткий, как консервная банка, хитиновый покров, челюсти, острые как бритвы. Они были такими крупными, что казались фантастическими созданиями. Эти чудовища умудрились даже испортить рации, не говоря уже об одежде, ремнях, подсумках. Обмундирование вмиг превратилось в лохмотья раньше, чем люди успели отступить с полянки. Бойцы были уже искусаны саранчой до крови, когда откуда ни возьмись полетели пчелы — и отступление превратилось в повальное бегство. Вокруг каждого из десяти бойцов вилось по несколько сотен пчел, и на несколько минут люди забыли обо всем, не замечая даже, что их командир превратился в огромный катающийся по земле, кишащий пчелами клубок... А затем весь этот ад прекратился так же неожиданно, как и начался. Основная масса насекомых умчалась неведомо куда, осталось несколько десятков сбитых с толку пчел и саранчуков, которых окончательно смело потоком воздуха от «вертушки».

Капитан Сивцов выжил — богатырское здоровье не подкачало — но несколько недель пролежал в госпитале. Первые двое суток он даже не приходил в сознание. Но врачи спасли его жизнь, Володька постепенно поправился, и единственным последствием страшного приключения стало то, что он больше никогда в жизни не ел меда, просто смотреть на него не мог.

...Ирина не сразу поняла, что серые мохнатые пятна, сливавшиеся с серо-зеленым мхом, — это уже не мох, а шкуры, принадлежащие живым и здоровым, очень здоровым зверюгам. Волки лежали на земле, уткнув носы в мох, до того неподвижно, что она их поначалу не заметила. А заметив, не испугалась — лейтенанта Рубцову давно уже было почти невозможно напугать чем-нибудь, — а осторожно приблизилась к животным и стала их разглядывать. Ирине казалось даже, что сейчас, с противогазом на лице, она сама могла напугать кого угодно, и человека, и зверя.

Вряд ли шесть огромных волков, пять темно-серых и один буроватый, могли чувствовать ее запах. Уж очень старательно они закопали свои морды, пытаясь отфильтровать из воздуха разлитую в нем ядовитую вонючую дрянь. МО животные и не видели Рубцову, причем одновременно как бы и видели, но отказывались верить глазам. Ирину так заинтересовал механизм этого психического взаимодействия, что она простояла еще минут десять, проводя у животных рукой перед глазами и вслушиваясь в доминировавшие в их психике сигналы.

Наконец, не сразу, но она все-таки разобрала, что со зрением у волков все в порядке, просто им приказано не видеть ее. Но этот приказ идет не от нее самой напрямую, а поступает, исходя от нее, через какого-то посредника... или даже двух. Она тихонько отошла в сторону и опустилась на траву, пытаясь настроиться на тот необычный, новый для нее сигнал, который вот-вот, казалось, сложится в осмысленную мыслепередачу.

Несколько минут потребовалось на то, чтобы настроиться. Окутывавшее волков смысловое поле шло откуда-то из глубины защитной зоны, оттуда, где, если Ирина правильно помнила карту, должно было находиться еще одно обширное болото. Но источник поля явно ее не видел и находился от нее так далеко, что ни увидеть, в свою очередь, ни «достать» его астомом она не могла. Но все-таки она чувствовала, что уже вступила с тем неизвестным, который правил местной живностью, в какой-то едва ощутимый контакт — словно взялась за один край пушинки, а он — за другой. Почти ничего... легкие движения эфира.