Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля - Олег Шишкин

3 апреля 1925 года начальник Военно-химического управления Красной Армии Яков Фишман сообщал о скандале в еженедельнике Militaer Wochenheft главному «герою» газетных сенсаций — народному комиссару по военным и морским делам Михаилу Фрунзе. Военный химик вкратце пересказал своему начальнику суть публикации. Фишман был обеспокоен моральным обликом немецких средств массовой информации. Раздосадованный он даже писал: «Не покушаясь совершенно на свободу их политических взглядов, мы хотим только, чтобы уже теперь германская военная пресса воспитывала в Рейхсвере уважение к Красной Армии, к ее строю, быту и мощи»1. Свои претензии Фишман изложил сотруднику Рейхсверовского бюро печати майору Фишеру, обещавшему оказать давление на строптивую прессу.

Красного военного химика тревожили враждебные статьи, так как они могли нанести урон успешному советско-германскому сотрудничеству. А оно росло как на дрожжах. Группы командированных высших чинов РККА и Рейхсвера успешно обменивались драгоценным опытом, подолгу гостили друг у друга. Тогда казалось что нет армий ближе, чем Красная и Рейхсвер.

В Германии Фишмана чрезвычайно интересовали разработки аэрохимической бомбы с газораспылителями. 8 марта 1925 года высокий военный чиновник из Москвы был приглашен директором завода «Юнкерс» в Дессау. Тут разворачивалось строительство новейших бомбардировщиков G-23. Эти оснащенные газораспылителями самолеты немцы предполагали испытать в горах Марокко. Там испанские колониальные власти пытались уничтожить повстанцев, боровшихся за независимость.

По вопросам, связанным с газораспылителями, Яков Фишман пытался консультироваться с начальником управления германского Генерального штаба генерал-майором фон Хассе. Тот часто давал уклончивые ответы и не хотел посвящать советского спеца в программу по боевым отравляющим веществам. Главным среди них по-прежнему оставался иприт. 

2

Эра боевых отравляющих веществ началась 22 апреля 1915 года, когда недалеко от бельгийского городка Ипр немецкие стратеги впервые применили против англо-французских войск ядовитый удушающий газ хлор. Результат превзошел все ожидания: 15 тысяч отравленных, из них 5 тысяч смертельно. Спустя два года 12 июля 1917 года там же, под Ипром, Рейхсвер опробовал новое летучее вещество кожно-нарывного и общеядовитого действия. Эффект этой химической атаки был не менее ужасающим: множество солдат противника получили смертельные ожоги, другие ослепли, психический шок лишил жертв разума. Новое смертельное оружие в память о месте кошмарного побоища получило название иприт.

После такой рекламы сразу по окончании войны во многих европейских странах принялись разрабатывать перспективные газы. Военные министерства вдохновляла их убойная сила.

Из материалов разведки Красной Армии Якову Фишману стало известно о впечатляющем прогрессе в этой области, достигнутом в лаборатории профессора Буше во Франции. Военный химик РККА сообщал в Москву: «Там синтезировано несколько сот новых отравляющих веществ. Мы сейчас проверяем их и не можем еще сказать, есть ли среди них хоть одно, могущее по своей боевой пригодности быть поставленным выше уже известных, но факт колоссальной ведущейся в этом направлении работы во Франции получил несомненное подтверждение. И это как раз во Франции, ратифицировавшей Женевский протокол»2.

Сорок восемь европейских стран подписали в 1925 году «Протокол о запрещении применения на войне удушливых, ядовитых и других подобных газов и бактериологических средств». Но для многих из них документ был формальностью. Втайне все развернули гонку по увеличению числа отравляющих веществ.

Но Рейхсверу принадлежало историческое первенство в этой области, и он не собирался сдавать свои позиции. В Вюрцбурге действовал засекреченный фармакологический институт, возглавлявшийся профессором Флури. Этот рыжеволосый толстячок был крупным специалистом, консультировавшим Рейхсвер по проблеме воздействия отравляющих веществ на живой организм. Внешне «фармаколог» не производил впечатления живодера. Профессор выглядел вполне добропорядочным холеным бюргером. Склонный к сантиментам, он часто фотографировался со своими сотрудниками на фоне корпусов научного центра. Военные аналитики Красной Армии считали Флури газовым гением Германии, фигурой номер один в химической обороне и химическом нападении. В распоряжении немецкого исследователя имелся современный виварий и результаты опытов, суливших победу над любым врагом. С такими рецептами и фармакологами Рейхсвер казался неуязвимым.

В СССР Яков Фишман вернулся обеспокоенным. Он считал, что грядущая война, скорее всего, будет газовой, а ее исход определит быстрота и точность использования отравляющих веществ.

Эта угроза привела к тому, что Яков Фишман инициировал через систему ОСОАВИАХИМ проведение лекций по гражданской обороне. Советские газеты вскоре запестрели статьями о подобных событиях: «В Доме врача ОСОАВИАХИМ начал лекции по военной химии. Лекции сопровождаются опытами с действиями газов на морских свинок, которые после отравления вскрываются врачами, чтобы исследовать морфологические изменения тканей и поражения ядом различных органов; рассматривается зависимость структурной (химической) формулы ОВ и его токсического действия»3.

Химическая пропаганда приобретала порой самые неожиданные формы. Так, 14 декабря 1927 года «Красная газета» помещает статью под фантастическим названием «Путешествие пораженных ног». «Речь идет об экспонатах, изображающих поражение ног и других частей тела известным ядовитым газом — ипритом. Такого рода экспонаты висят в военных уголках почти всех предприятий… Экспонаты пораженных ипритом частей тела изготавливаются кустарями. Одним из центров их производства является Псков, который издавна славится своими кустарными изделиями».

Перед Красной Армией вставала задача форсированного создания химических войск. Отчасти она облегчалась секретными соглашениями с Рейхсвером о совместной постройке в России завода по производству смертоносного иприта. Германии предназначались и 400 000 снарядов для трехдюймовых орудий, выпущенные по заказу предприятием «Метахим».

По условиям Версальского мира немецкая армия не могла иметь арсеналов отравляющих веществ. Но на территории СССР эти обязательства можно было обойти с помощью секретных проектов с дружественными военными Красной Армии. На фабрике «Томка» стали испытывать новые газы, из которых наиболее ценным считался знаменитый иприт. 14 мая 1923 года с немецким концерном Штольценберга был подписан договор по созданию еще одного завода отравляющих веществ под условным названием «Берсоль». Посредником в сделке выступало общество Gefu.

Фабрика Штольценберга в Гамбурге долгое время оставалась самым засекреченным объектом в Германии. О том, что происходила за ее забором, знали немногие. И все-таки это стало известно после аварии и последовавшей газовой катастрофы 20 мая 1928 года. Тогда в атмосферу Гамбурга произошел выброс фосгена…

После войны по Версальскому соглашению Германия должна была произвести утилизацию своих отравляющих веществ, и такие работы начались еще в 1919 году в местечке Брело в окрестностях Ганновера. Но ядовитые газы показали свой нрав. В ходе утилизации произошел колоссальный взрыв, уничтоживший все живое в радиусе 1 км. После катастрофы обсуждались планы спешного захоронения опасного вооружения в водах Северного моря. Но затем было решено передать запас газов фабрике Штольценберга.

С тех пор с этим предприятием было связано немало таинственных и мрачных историй. Первая случилась с судном «Веста».

14 января 1922 года на борт «Весты» погрузили загадочные железные баллоны и стеклянные бутылки с неизвестным веществом. В тот же день морской транспорт вышел из Гамбурга, направляясь в порты Испании. О характере груза ничего не сообщалось. Но было известно, что он предназначался военному ведомству испанцев для ведения боевых действий против повстанцев в колониальном Марокко.

В 11 часов вечера «Веста» попала в шторм, а в 1 час 15 минут ночи на корме раздался взрыв и вспыхнул пожар. Горел тот самый таинственный груз. Корабельная команда бросилась тушить огонь, но тщетно. От воды груз разгорался с новой силой. И хуже всего то, что скоро у всех принимавших участие в тушении началась приступы тошноты, жжение кожи, головокружение и слезоотделение. Реакции были такой силы, что часть команды потеряла контроль над собой.

Часть экипажа ринулась за борт и предпочла погибнуть в морской пучине, чем бороться за жизнь. Только одиннадцать человек спаслись на подоспевшем к месту бедствия катере. Все они были помещены в госпиталь, откуда живыми вышли лишь трое. Фирма Штольценберга замяла этот скандал и не сообщила властям Гамбурга, что судно «Веста» перевозила новейшее боевое отравляющее вещество — фосген.