Прикосновение Купидона - Валери Кинг

Она повернулась к двери в библиотеку. Страх снова охватил ее. Она поговорит с ними! Она должна! Диана нажала на ручку, и дверь отворилась. Но, несмотря на все усилия взять себя в руки, Диана не была готова к тому, что она увидела: Джулия в объятиях мужчины, которого она любила, их губы слиты в поцелуе.

Комната закружилась перед ее глазами, не понимая, что с ней происходит, Диана погрузилась в темноту.

Ее следующим ощущением было то, что вокруг нее витает какой-то отвратительный запах, ужаснее которого она не знала. Она хотела отвернуться от него, но безуспешно; он был повсюду, назойливо преследуя ее со всех сторон. Диана закашлялась и почувствовала, что ее сейчас вырвет! В отчаянии она попыталась оттолкнуть этот невидимый источник ее страданий и с удивлением поняла, что ее руки и ноги на месте.

Где-то в отдалении раздался женский голос:

– Смотрите, она приходит в себя.

Кажется, это был голос Джулии, но что она имела в виду, когда сказала, что кто-то приходит в себя, и как случилось, что она теперь лежит явно смертельно больная, было непонятно.

Внезапно она вспомнила о Джулии и Эверарде и распахнула глаза, но боль тут же пронзила ее, и она закрыла их снова. Она услышала, как кто-то стонет, и с удивлением поняла, что эти звуки издает она сама. Что же с ней произошло?

– Диана! – позвал ее мужской голос. Звуки расплывались, как рябь на глади пруда. – Диана, как вы себя чувствуете?

Это был Эверард. Эверард! Первым чувством была радость, но тут же накатила волна боли.

Эверард целовал Джулию. Они были помолвлены. Она опоздала! Она даже не успела поговорить с ним до того, как он увидел Джулию.

Диана резко села, немало удивив этим собравшихся вокруг нее родных, и посмотрела прямо в глаза своей сестре.

– Ты сказала ему? – спросила она шепотом, с трудом дыша. – Ты сказала о прошлой ночи?

Джулия облизала губы кончиком языка, и, глядя на нее, Диана поняла, что ее сестра решила скрыть правду.

С улыбкой на лице Джулия начала сладким голосом:

– Конечно, я призналась папе, что прошлой ночью улизнула из дома, пока ты была в Воксхолле, и в Опере встретилась с Чарльзом. В свете нашей помолвки папа простил меня.

Она взглянула на капитана, медово улыбаясь ему, взяла его за руку и притянула к себе так близко, что Диана с трудом могла смотреть на них, пока Джулия закончила: – Ты ведь будешь рада назвать его братом, не так ли, дорогая сестра?

ДНЕВНИК

«Меня раздирают противоречивые чувства, мне кажется, что я сойду с ума.

Я не могу передать всей глубины моего отчаяния. Чувство это так близко к физической боли, что я не решаюсь назвать его простой печалью. Горе – вот подходящее слово.

В то же время, хотя прошло уже три дня с тех пор, как я увидела Джулию в объятиях Эверарда, я все еще не могу прийти в себя от того поразительного факта, что я действительно упала в обморок. Я! Это кажется невероятным!

Мой ум мечется между двумя этими чувствами, как маятник часов. То я пребываю в горе из-за победы Джулии, то изумляюсь тому, что я, оказывается, способна падать в обморок. В самом деле, я близка к безумию.

Я ли это? Неужели я – это я, та, какой я знала себя все эти годы?

В любом случае я начала смиряться с помолвкой Джулии, решив, что это не самое страшное, что случалось в мировой истории. Во всяком случае, солнце не перестало светить, и птицы по-прежнему летают в небе. В общем, на это даже не стоит обращать внимания. И если бы я случайно не вошла в комнату в неподходящий момент, я бы вообще не увидела их объятий, и со мной бы ничего не случилось.

Вчера вечером, когда мужчины допили свой портвейн и решили присоединиться к нам с Джулией в гостиной, Эверард с выражением нежности на лице пересек залу, чтобы встать рядом со своей возлюбленной у камина. Джулия согнулась над пяльцами, глядя на узор, над которым трудилась уже больше восьми лет. Она кусала губы – привычка, приобретенная ею еще в детстве, с которой папа оказался бессилен бороться, – она никак не могла от нее избавиться.

Эверард приблизился к ней – я видела это поверх моего вышивания – и прошептал что-то ей на ухо. Он наклонился к ней так близко, что сердце мое задрожало. Если бы он подошел так ко мне и наклонился к моему лицу, то я повернула бы голову и не удержалась от поцелуя.

Джулия, казалось, не обращала особого внимания на нежные слова, произносимые Эверардом. Она оглянулась на него с выражением, которое я назвала бы воинствующим, и начала кусать губу еще сильнее, чем до этого. Эверард изменился в лице. Сначала я подумала, что это свет свечей падает так, что кажется, будто он побледнел. Однако ошибки быть не могло, в его глазах было недоумение, когда он увидел, что Джулия возобновила прерванное занятие, закусив при этом нижнюю губу.

Он незамедлительно отвернулся от нее – самый мудрый маневр в случае, если Джулия раздражена. К счастью, отец отозвал от нее Эверарда, чтобы полюбоваться миниатюрами на противоположной стене, как раз возле того места, где стояла арфа Джулии, нетронутая и покрывающаяся пылью. Ничего больше не случилось, и новых осложнений не возникло.

Я сидела с открытым ртом, мой крючок замер в воздухе, я разглядывала лицо Джулии. Каким ребенком – капризным, обидчивым ребенком – показалась она мне в эту минуту – все еще кусающая губу, подбородок упрямо опущен, глаза пылают. Наконец мой крючок возобновил свой ритмичный танец. Я поняла, что не могу позволить моей сестре выйти замуж за Эверарда. Эта помолвка не была союзом любящих сердец. Она явилась результатом продуманных действий исполненной решимости тщеславной женщины, и сейчас это окончательно стало мне ясно.

Как бы я хотела, чтобы Лоуренс был здесь! Только он может перехитрить Джулию в ее игре, но даже с его помощью я не представляю, как положить конец этой помолвке.

Эверард, кажется, сопровождает нас сегодня вечером на ассамблею в Элмак. Сообщение о помолвке моей сестры появилось вчера в «Морнинг пост». Визитерам не было конца, вся прихожая уставлена корзинами с цветами, аромат их витает по всему дому. Однако атмосфера в доме предгрозовая. Джулия без конца раздражается и то и дело жалуется на ту или иную оплошность, которую слуги имели несчастье совершить в ее присутствии.

Если бы выражение лица Эверарда прошлым вечером не убедило меня до конца в том, что надо действовать, то очевидная подавленность Джулии в то время, как она должна сиять от счастья, не оставляет у меня никаких сомнений.

Вот только что мне теперь делать?

Пора закрывать дневник. Пришла Бронвин, чтобы причесать меня. Я решила – и мое сердце трепещет, когда я пишу эти последние слова, – остричь покороче несколько прядей волос, чтобы они локонами обрамляли мое лицо. Не могу сказать, что я делаю это в надежде стать привлекательнее. Просто с тех пор как я упала в обморок, похоже, со мной что-то произошло. Я будто сорвалась с цепи, и это скажется сегодня на моей прическе.