Золотой поросенок для Дуремара - Катя Чудакова

— Заходите еще, буду очень рада!

Глава 11

Когда Алина впервые приехала в Германию, ее среди прочего, сильно поразило огромное количество инвалидов на улицах. И это при том, что их наличие не создает неприятного ощущения вины за то, что у тебя все на месте. Алина подумала тогда: а почему же среди немцев столько нездоровых людей, но при этом они не вызывают такого щемящего чувства жалости, как изуродованные калеки в переходах московского метро (даже если предположить, что большинство из них «шестерки» из нищенской мафии)? И быстро нашла сама для себя ответ: они имеют человеческий вид, и могут себя ощущать полноценными людьми, а не отброшенными обществом за ненадобностью изгоями, как у нас на родине. Именно поэтому их и на немецких улицах полно — они не комплексуют по поводу своего нездоровья, они могут свободно передвигаться на инвалидных колясках, где им необходимо — любые входы-выходы, спуски-подъемы приспособлены для их поездок. И опять же — им не надо протягивать руку за милостыней… Алина везла впереди себя коляску с несчастным стариком и отвечала кивком на приветствия встречных. «Наверное, это знакомые Вальдемара, но он смотрит немигающим взглядом на тротуар и никого не видит вокруг. Надо попытаться его „разговорить“…»

— Вам не холодно? — начала осторожно Алина.

— Нет-нет! Сегодня такая чудесная погода! — Вальдемар Берг как будто очнулся ото сна, встряхнул головой и оглянулся, припоминая, кто это к нему обращается.

— Я же говорила, прогулка никогда не повредит.

— Я в этом парке бывал и с Полиночкой… Там дальше есть кафе, где мы сидели с ней, пили кофе, ели мороженое…

— Может, заглянем туда?

— Давайте…

— Вальдемар Генрихович, мне бы хотелось, чтобы вы называли меня на «ты». Договорились?

— Договорились…

Алина, бережно толкая впереди себя инвалидную коляску, прошла еще сотню метров по тенистой аллее, и они увидели уютное кафе всего на пять столиков. Официант узнал старика:

— Здравствуйте. Вы сегодня с новой прелестной дамой?

Алина постаралась сразу же перевести разговор:

— Извините, не могли бы вы убрать один стул от этого столика, чтобы я могла здесь поставить инвалидную коляску?

— Конечно, сию секунду!

Официант отодвинул лишний стул и помог Алине подкатить коляску к столику.

— Что желаете?

— Мне, пожалуйста, капуччино, — не раздумывая, заказала Алина.

— А я просто черный кофе бы выпил… — отозвался Вальдемар Берг.

— Может, перекусите чего-нибудь? Я смотрю, вы ничего не ели со вчерашнего дня.

— Аппетита нет…

— Ну, а если со мной за компанию?

— Уговорила…

— Хорошо, тогда я закажу на свое усмотрение, хорошо?

Ассортимент кафе не отличался особым разнообразием, и Алина заказала почти все, что имелось в наличии. «Может, хоть что-нибудь старик поест…» — размышляла она, не зная, как приступить к основному разговору.

— Вальдемар Генрихович, а в советском паспорте у вас точно так же были записаны имя и отчество? Такие «импортные» имена вошли в моду позже, а в ваше время любили называть детей попроще.

— В общем, ты права, но я родился в настоящей немецкой семье в Риге. В то время Латвия еще не была Советской республикой. Мой отец Генрих фон Берг был профессором германистики, преподавал в университете. С приходом Советов наша семья потеряла все, а в сорок первом, когда немецкие войска стали приближаться к границам СССР, нас, как и всех немцев, живших на территории страны, срочным порядком отправили на восток. Отец не доехал до места высылки, умер по дороге от воспаления легких. Его ужасно мучило чувство вины перед семьей. Он не последовал примеру своих родственников, которые все благополучно уехали в Америку, когда в Прибалтику пришли Советы. В Германию к нацистам они ехать не хотели, а Америка принимала тогда всех, бежавших из Европы от Гитлера. Так что, возвращаясь к моему имени, скажу, что тогда оно никому слух не резало. В советских документах к имени добавили и отчество. Мне не раз предлагали поменять и имя, и фамилию, но я не захотел. Мог бы быть Владимиром Геннадиевичем. Но для меня оставить имя было дело принципа. Владимир у меня неприятно ассоциируется с вождем пролетариата, а отчество менять — все равно, что предать своего отца. Так и остался. Карьеры большой с таким именем я, естественно, сделать не мог, да и не хотел. Я работал преподавателем экономики в томском фармацевтическом училище.

— А как с баронским титулом? Вы ведь «фон Берг»?

— Я никогда не акцентировал на этом внимания. Писал в бумагах всегда просто «Берг», хотя в метрике стоит «фон». И Полиночка тоже не выставляла напоказ свое благородное происхождение. Хотя, сложись наша жизнь по-другому, она могла бы быть настоящей баронессой.

— Я слышала, что сейчас прежним хозяевам возвращают их владения…

— Да, об этом говорили. Но на деле получилось по-другому. Полиночка была в Риге шесть лет назад, перед нашим отъездом, пыталась по моему поручению предъявить права на нашу собственность, национализированную Советами. Нашей семье принадлежали два дома в центре города. В одном жили сами, а другой отец сдавал внаем. У меня сохранились некоторые документы, в архиве Полиночка тоже нашла подтверждающие наши права бумаги. Но… формально, вроде, наши претензии готовы признать, а фактически… нам предложили подарить здания больнице, детскому дому, благотворительному фонду… Кстати, тогда в Риге Полиночка познакомилась с Эдгаром Паулем. Она, наверное, любила его, но я ему не верил и не верю…

К ним подошел официант и начал выгружать содержимое подноса.

— Алина, зачем ты заказала столько! Кто это все съест? — схватился за голову Вальдемар Берг.

— Мы! Мы вдвоем должны это осилить!

— Вы разговариваете по-русски? — вмешался официант. — По моим наблюдениям, все женщины, говорящие по-русски — красавицы. Ваша предыдущая спутница тоже…

«Опять он заводит разговор в ненужное направление!» — возмутилась про себя Алина и быстро выпалила первое, что пришло ей в голову:

— А вы, кажется, тоже не немец? Что же у вас на родине, красивых женщин нет?

— Я — итальянец, родом из Милана. У нас очень много красивых женщин, но мне нравится больше славянский тип.

«Хорошо, что не сицилиец. Там, на юге Италии, народ горячий, мог бы отреагировать и по-другому…» — усмехнулась про себя Алина.

Алина с утра выпила только чашечку кофе, так что вполне созрела для ланча. Вальдемару пришлось последовать ее примеру. Они пять минут молча поглощали незамысловатые бутерброды, запивая удивительно вкусным кофе.

«Что итальянцы умеют, так это кофе варить. Впрочем, и готовят они хорошо. Когда настроение есть. Хотя, в маленькой парковой кафешке претендовать на изысканные блюда было бы смешно. Зато на воздухе и за компанию старик покушал. Кажется, впервые за последние два дня…»

Ее размышления прервал голос Вальдемара Генриховича:

— Алина, ты хотела поговорить со мной о… деле. Не надо ждать подходящего момента и выискивать слова. После того, что я в своей жизни пережил, ничто уже меня так больно не может ранить. Спрашивай, без сантиментов, все, что считаешь нужным и все, что могло бы помочь наказать виноватого. Я готов.

— Спасибо вам за доверие. Для начала расскажу, что мне уже удалось узнать. Может, вы сумеете дополнить мои сведения. Мой муж через свои каналы выяснил, что фирма, на которой работала ваша дочь, как бы с «двойным дном». Похоже, что через нее отмываются черные деньги. Как вы думаете, могла Полина что-то знать об этом?

— Скажу честно, никак не могу понять, каким образом существует эта фирма. Я ведь экономист и могу приблизительно прикинуть соотношение доходов и расходов. Так вот, по моим меркам, тех доходов, которые приносит издательская деятельность, едва должно было бы хватать, чтобы покрыть все расходы с минимальной прибылью. Но Пащук живет с таким размахом, и при нем еще пара прихлебателей-бездельников, которые тоже не бедствуют. Я имею в виду Болотникова и Малахова.

— Вы их знаете?

— Только со слов Полиночки.

— А свои соображения по поводу доходов-расходов вы с Полиной обсуждали когда-нибудь?

— Я говорил ей, но она мне ответила, что у меня несколько устаревшие представления об экономике. Наверняка, сказала она, тут все это считается как-то по-другому. Я не стал с ней спорить, но мнения своего не изменил. Полиночка была чистым гуманитарием, с математикой у нее еще в школе были проблемы, поэтому объяснять ей мои расчеты было бы бесполезно. Так что, вряд ли она могла бы Пащуку или его дружкам быть опасна в этом плане.

— Но, может, она просто в частной беседе случайно рассказала им о ваших расчетах?

— Этот Пащук и его жена постоянно липли к Полиночке, но она старалась избегать, по возможности, частных контактов с ними. Я ее как-то спросил, о чем ты говоришь с этой Инной Пащук? А она мне ответила, а мы и не разговариваем. Инна мне, мол, рассказывает всякие сплетни, что и где она купила, и всякую такую женскую ерунду, а я в это время думаю о своем и только киваю периодически для поддержания беседы.