Золотой поросенок для Дуремара - Катя Чудакова

— Во сколько это было?

— Около двух часов дня.

«Приблизительно в это время в тот день я приехала первый раз в офис издательства, — подумала Алина, — значит, в офисе уже знали, что Полина мертва? Почему же Болотников сказал, что она заболела? Надо уточнить время…» И вслух спросила:

— А в полицию вы позвонили сразу же?

— Сначала Вальдемар позвонил в «Скорую помощь», он подумал, что Полина без сознания. Я не стала его разубеждать, хотя увидела, что она мертва.

— Как вы увидели?

— Да тут долго не надо думать. Лежала она, видно, уже несколько часов, так что понимаете…

— Ну, да. А Вальдемар не понял этого…

— Он был в шоковом состоянии. Наверное, он понял тоже, что она мертва, но пытался отогнать от себя эту мысль. Я могла бы и сама позвонить в полицию, но кто я такая? Он же отец. Я его с трудом уговорила набрать номер полиции, он сказал что-то невразумительное, и все равно пришлось мне взять трубку и объяснить суть дела. Иначе полицейские приняли бы это за розыгрыш и не приехали.

— Опишите мне общую картину, что вы увидели, когда вошли? Вы бывали раньше в доме Полины?

— Нет, ни разу не была. Полина обычно водила в праздники или дни рождения в ресторан, домой не приглашала. Готовить у нее времени не было, да и, кажется, она не очень любила заниматься хозяйством.

— В квартире был беспорядок?

— Нет. Ничего такого я не заметила. Со стороны — совершенно обычная картина, вроде Полина устала и прикорнула на диванчике. На столе стояли чашки, сливки для кофе, сахарница, еще что-то…

— Сколько чашек было?

— Кажется, четыре. Да, точно — четыре!

— Может быть, три? Насколько я знаю, у нее было двое гостей вечером…

— Нет, я совершенно точно говорю — четыре.

— Вас в полиции расспрашивали уже?

— Нет, меня не вызывали. Только Вальдемара. Он был там вчера. Когда полицейские приехали на квартиру Полины, они мне задали несколько вопросов, но когда узнали, что я тут впервые и приехала в качестве сопровождающего лица, то потеряли ко мне интерес и занялись опросом Вальдемара и осмотром помещения. Потом Вальдемар поехал с ними в комиссариат. Оттуда его привезли вечером на такси.

— А что в квартире, нашли что-то подозрительное?

— Они все со стола собрали в полиэтиленовые пакеты и увезли с собой. На экспертизу, наверное. Полину тоже забрали. Остальное, по словам Вальдемара, ничего не изменилось. Они запечатлели все на пленку и уехали, и я тоже отправилась домой.

— Квартиру опечатали?

— Нет. Я этого не видела.

— Скажите, а Эдгара Пауля вы знаете? Это друг Полины, врач-стоматолог.

— Знаю. Видела его на днях рождений.

— Ваши впечатления?

— Интересный мужчина, интеллигентный, умный. Но… как бы сказать, не совсем честный по отношению к Полине. Вальдемар не любил его за это. Но господин Пауль делал вид, что все нормально. А может, он действительно считал это в порядке вещей? Полина любила Эдгара и верила его обещаниям.

— Вы считаете, что он ее обманывал или вел какую-то двойную игру?

— Конечно, он ведь продолжает жить в доме вместе со своей женой. Я уж не знаю, спят ли они в одной постели, но, живя под одной крышей, они наверняка сохранили какие-то супружеские отношения. Если бы он действительно любил Полину и имел серьезные намерения по отношению к ней, то уже давно бы разошелся со своей женой. Для этого ведь не обязательно оформлять развод, если уж он так боялся потерять свои деньги…

— Вы правы, что-то в этих отношениях не то… А может, Полина стала на него давить или предъявлять какие-то требования или претензии, и этот доктор Пауль решил от нее избавиться?

— Что вы, на Полиночку совсем не похоже то, о чем вы говорите. Она никогда бы не стала ничего требовать или предъявлять претензии…

— Любая женщина, когда у нее только начинаются отношения с мужчиной, уже видит себя в свадебном платье. Тем более, женщины с традиционным воспитанием, как у нас, более ориентированы на семью. Эмансипация не столь остро затронула их. Я вот тоже была своего рода «деловой женщиной», но, в конце концов, превратилась в образцовую домохозяйку и мужнюю жену. Немецкая женщина вряд ли бросит карьеру, тем более успешную, ради семьи, но у наших женщин другое воспитание… Если даже Полина молчала, то в душе она надеялась стать когда-нибудь фрау Пауль.

— Наверное, вы правы. Я никогда не была замужем. Мой жених ушел на войну в 1944 году и пропал без вести. Я наводила справки, по всей видимости, он попал в русский плен и погиб позже в лагере. Возможно, я покажусь вам слишком старомодной, но… Ждала его, надеялась, а потом уже как-то неудобно было замуж выходить, так и осталась в старых девах.

— Я вас хорошо понимаю. Моя тетка, сестра отца, тоже всю жизнь оставалась верной своему погибшему мужу.

«А я еще подумала — кого-то мне фрау Вальбаум напоминает, — мелькнуло в мыслях у Алины. — Мою тетушку, преданную нашей семье тетушку Ольгу. Она вышла замуж в мае сорок первого, а в июле ее мужа забрали на войну. Больше она его никогда не видела, хотя похоронки не получила. После войны узнавала — числился как пропавший без вести. Она надеялась, что, может, в плен попал и вернется еще… Но теперь мы знаем, что даже если так и было, шансов остаться живым у него практически не было. Если он вырвался живым из немецкого плена, то его сразу же отправили в штрафной батальон — а это верная смерть. Тетка жила всегда с нами, вырастила меня, можно сказать… И претенденты на ее руку были, но сказала: не хочу — и все, буду ждать встречи со своим Павликом в лучшем мире. Я еще удивлялась, когда ребенком была: а как вы друг друга узнаете? Вон Павлик твой на фотографии такой молодой парнишка, а ты уже старенькая… Уже встретились… Умерла моя тетушка четыре года назад…»

Алина невольно задумалась, лицо Ильзы Вальбаум стало влажным от слез, она достала бумажный платочек и промокнула глаза:

— Наверное, такая судьба у многих женщин и в России, и в Германии… Ох, война, война… До сих пор болят раны, нанесенные ею… Вальдемар Генрихович мне рассказывал, что русских немцев в начале войны срочно отправили на восток. Боялись, что они будут «пятой колонной» при наступлении фашистов. Тоже пришлось людям немало унижений и оскорблений перенести. Дети дразнили их «фашистами», да и среди взрослых было немало любителей поиздеваться над беззащитными людьми.

— В последние годы открываются многие «дыры» истории…

— Да, да. Сейчас стали свободно говорить на любые темы. В Германии тоже, хотя немцы всегда считали себя демократами, но чувствовалась предвзятость к Советскому Союзу и другим странам Варшавского блока. Правда, в последние годы отношение сильно изменилось. Во-первых, в Германии живет много русских. Мы ведь называем «русскими» всех, кто говорит по-русски. Хотя, это могут быть и «русские» немцы, и евреи, и украинцы, и белорусы. Во-вторых, немцы стали чаще ездить в восточноевропейские страны. И многие из них теперь просто фанаты России. Я тоже не раз бывала с экскурсиями в Москве, Санкт-Петербурге, и, конечно, в своем родном Кенигсберге, то есть Калининграде.

— А с Вальдемаром Бергом вы давно знакомы?

— С того дня, как он поселился здесь. Он исключительно порядочный и интеллигентный мужчина. Вы не подумайте ничего такого… Вальдемар ведь всегда любил и любит свою покойную жену. Но старикам лучше держаться вместе…

— А как Полина относилась к вашим отношениям?

— Очень доброжелательно. Она была рада, что с отцом рядом кто-то есть. Она ведь понимала, что я не собираюсь претендовать на место ее мачехи, да в наши годы это уже было бы смешно…

— Не думаю, что она была бы против даже более серьезных отношений между вами. Но сейчас Вальдемару Генриховичу особенно нужна ваша поддержка…

— Переживаю я за него… Он такое говорит, боюсь, ему уже вообще ничего не нужно в этой жизни…

— Думаю, в ваших силах ему помочь, поддержать…

— Я попытаюсь… Сейчас приехала Светлана, ее друг — врач-психиатр, работает в наркологической клинике. Кажется, он даже главный врач, хотя ему еще и сорока нет… Он подскажет, я надеюсь, как Вальдемара вывести из депрессии.

— Я тоже очень хочу помочь. Понимаю, что Полину уже не вернешь, но если найдут убийцу, Вальдемару Генриховичу легче будет заставить себя жить дальше. А сейчас я хотела вывезти его на воздух, он ведь сидит в квартире безвылазно, надо, чтобы он побыл среди людей, погрелся на солнышке, просто посмотрел на бегущих по тротуару пешеходов, едущие машины…

— Это было бы очень хорошо! Я уговаривала его выйти хотя бы в наш дворик, а он ни в какую! Здорово, что вы смогли его убедить!

— Думаю, он уже собрался. Спасибо за рецепт! Я побежала!

— Заходите еще, буду очень рада!

Глава 11

Когда Алина впервые приехала в Германию, ее среди прочего, сильно поразило огромное количество инвалидов на улицах. И это при том, что их наличие не создает неприятного ощущения вины за то, что у тебя все на месте. Алина подумала тогда: а почему же среди немцев столько нездоровых людей, но при этом они не вызывают такого щемящего чувства жалости, как изуродованные калеки в переходах московского метро (даже если предположить, что большинство из них «шестерки» из нищенской мафии)? И быстро нашла сама для себя ответ: они имеют человеческий вид, и могут себя ощущать полноценными людьми, а не отброшенными обществом за ненадобностью изгоями, как у нас на родине. Именно поэтому их и на немецких улицах полно — они не комплексуют по поводу своего нездоровья, они могут свободно передвигаться на инвалидных колясках, где им необходимо — любые входы-выходы, спуски-подъемы приспособлены для их поездок. И опять же — им не надо протягивать руку за милостыней… Алина везла впереди себя коляску с несчастным стариком и отвечала кивком на приветствия встречных. «Наверное, это знакомые Вальдемара, но он смотрит немигающим взглядом на тротуар и никого не видит вокруг. Надо попытаться его „разговорить“…»