Записки городского невротика - Вуди Аллен

Черноголовый пострел – небольшая птица, обладающая даром речи. Обращается к себе в третьем лице, скажем: «Ну чем он не пострел?» В персидской мифологии появление черноголового пострела утром на подоконнике означает, что близкий родственник скоро разбогатеет или же переломает себе ноги, наткнувшись на помойное ведро.

По преданию, Заратустре вместо обещанных серых шкурок подарили на день рождения черноголового пострела.

В вавилонской мифологии также встречается черноголовый пострел, однако здесь он выглядит более язвительным и желчным. «Какая чушь, право!» – то и дело замечает вавилонский пострел.

Некоторым читателям, возможно, знакома малоизвестная опера Гольштейна «Taffelspitz»[29], где немая девушка влюбляется в черноголового пострела, целует его, и они, взявшись за руки, носятся по сцене, пока не падает занавес.

Летающий сциник – небольшая ящерица с четырьмястами глаз; из них двести – для дали и еще двести – для чтения. Старая легенда гласит: если человек встретится взглядом с летающим сциником, у него на следующий же день отберут водительские права.

Значение словосочетания «рыть могилу сцинику» неизвестно даже самим сциникам, у которых не принято хоронить родных и близких.

В скандинавской мифологии Локи пытается отыскать кладбище сциников, но встречает на своем пути рейнских русалок, которые награждают его трихинозом.

Как-то раз император Хо Син созерцал во сне дворец, который был больше его собственного, но плата за аренду была вполовину меньше.

Поднявшись на крыльцо и войдя в здание, Хо Син неожиданно обнаружил, что тело его вновь стало молодым, в то время как голова застряла где-то между шестьюдесятью пятью и семьюдесятью годами. Открыв дверь, он увидел за ней другую, ведущую к следующей, и через некоторое время понял, что прошел сто дверей и вышел на задний двор.

Хо Син уже готов был впасть в отчаяние, но тут ему на плечо сел соловей, завел прекраснейшую в мире песню, а закончив, долбанул императора в нос.

Умиротворенный Хо Син глянул в зеркало, но вместо своего отражения увидел там человека по имени Мендель Голдблат, водопроводчика из компании Вассермана, который заявил, что император присвоил его пальто.

Вот так Хо Син раскрыл великую тайну жизни, гласившую «Никогда не пой йодлем»[30].

Проснувшись в холодном поту, император так и не смог понять, сон ему снился или он до сих пор пребывает в сне, который снится его вольноотпущеннику.

Сирен – морское чудище с телом краба и головой дипломированного бухгалтера.

Согласно легенде, сирен обладает чарующим голосом, который сводит с ума моряков, особенно когда он распевает песни Кола Портера. Убить сирена – дурная примета; в поэме сэра Герберта Фигга рассказывается, как моряк подстрелил одного из них, и корабль тут же попал в жесточайший шторм, так что команде пришлось схватить капитана и бросить за борт его вставную челюсть, чтобы остаться на плаву.

Клыкодав – мифический зверь с головой льва и телом льва, но другого. Клыкодав может проспать тысячу лет кряду, а затем проснуться, объятый пламенем, особенно если он заснул с сигаретой в зубах.

Считается, что Одиссей пробудил клыкодава от шестисотлетнего сна, но тот явно встал с левой ноги и принялся упрашивать Одиссея дать ему вздремнуть еще хотя бы пару сотен лет.

Появление клыкодава – плохой знак: он предвещает землетрясение либо приглашение на день рождения.

Один индийский мудрец поспорил с чародеем, что тот не сумеет его одурачить, после чего чародей стукнул мудреца по голове и обратил его в голубя. Голубь вылетел в окно и полетел на Мадагаскар, толкая перед собой багаж.

Наблюдавшая за этим жена мудреца поинтересовалась, может ли чародей превращать мусор в золото, и попросила в случае положительного ответа превратить ее брата в три доллара наличными, чтобы день не пропал даром.

Чародей ответил, что научиться подобному трюку можно, лишь объездив все четыре стороны света, но в одной из них надо побывать в мертвый сезон, а в три другие билеты следует заказывать заранее.

Женщина секунду подумала и решила совершить паломничество в Мекку, позабыв при этом выключить плиту. Через семнадцать лет она вернулась и, поболтав с далай-ламой, тут же разбогатела.

(Вышеизложенное является пересказом одного из индуистских мифов, объясняющих, откуда у нас пшеница. – Автор.)

Огромная белая мышь, у которой на животе выведены слова: «Разве мне грустно?»

Зеброкрыс отличается от других грызунов одной уникальной особенностью: ее можно подобрать и играть на ней, как на аккордеоне. В этом с ней немного сходна лунетта – крохотная белка, умеющая свистеть и лично знакомая с мэром Детройта.

Астрономы толкуют о населенной планете под названием Квельм, которая находится так далеко от Земли, что человек, путешествующий со скоростью света, потратит шесть миллионов лет на поездку, хотя жители Квельма планируют в ближайшее время пустить экспресс, который сократит время полета до двух часов.

Средняя температура на Квельме составляет тринадцать градусов ниже нуля, и потому купаться там запрещено, а курорты либо закрыты, либо предлагают гостям развлекаться самостоятельно.

Вследствие удаленности от центра Солнечной системы силы тяжести на Квельме нет вообще, и большие застолья приходится тщательно планировать.

Вдобавок ко всем этим неудобствам на Квельме нет кислорода, который, как нам известно, является основой жизни, и те создания, которые там все-таки живут, зарабатывают на жизнь не иначе как вкалывая на двух работах одновременно.

Однако легенда гласит, что миллиарды лет назад среда обитания была куда более благоприятной – или, по крайней мере, не хуже, чем в Питтсбурге, – и там даже жили люди. Эти люди – во всем походившие на нас, только вместо носа у них был здоровенный кочан латука – все поголовно были философами. Они целиком полагались на логику и четко знали, что существованию жизни должны быть причины, а потому упорно искали темноволосого татуированного человека в бушлате морского флота.

Человек этот так и не материализовался, и жители Квельма, бросив философию, занялись торговлей по почте, но тарифы резко возросли, и все население погибло.

Если бы импрессионисты были дантистами

Дорогой Тео!

Неужели жизнь никогда не обернется ко мне своей лучшей стороной? Я в полном отчаянии! Голова моя разрывается! Мадам Сол Швиммер возбуждает против меня судебный иск за то, что я сделал ей зубной протез так, как чувствовал, а не так, чтобы он подходил к ее ротовой полости. Да, это верно! Не могу же я работать как заурядный ремесленник. Я вижу так: ее мост должен быть неровным, со своевольно вставленными зубами, напоминающими языки пламени! Она огорчается, что сделанная мною челюсть не помещается у нее во рту! Ах, какое негодование вызывает во мне этот тупой буржуазный взгляд на вещи! Просто убить ее хочется! Я пытался поставить удерживающую пластину, но она выпирает, как звезда из люстры. И все-таки я считаю свою работу прекрасной. Она, видите ли, жевать не может! Да какое мне дело до того, может она жевать или нет! Тео, силы

мои на исходе! Мне не хватает на аренду помещения для кабинета и пришлось просить Сезанна войти со мной в долю, хотя он ужасно старый и дряхлый и не способен удержать инструменты в руках, так что надо их подвязывать, но руки у него так и ходят ходуном, и когда ему удается попасть инструментом пациенту в рот, он вышибает больше зубов, чем вылечивает. Что мне делать?

Винсент

Дорогой Тео!

На этой неделе мне удалось сделать весьма, на мой взгляд, удачные рентгеновские снимки. А Дега увидел их и разнес на все корки. Сказал, что композиция ни к черту не годится. Все кариозные полости оказались в нижнем левом углу. Я пытался объяснить, что именно так выглядит в реальности рот мадам Слоткин, но он даже не захотел меня выслушать! Сказал, что терпеть не может оправы, а красное дерево само по себе тяжеловесно. После его ухода я порвал снимки на мелкие кусочки! Но и это меня не успокоило, и я принялся пломбировать канал у мадам Вильмы Зардис, но, почувствовав тяжесть на сердце, бросил на полдороге. Меня как ударило: пломбирование зубного канала – совсем не то, что мне теперь нужно! Кровь бросилась мне в лицо, голова закружилась. Я выбежал на улицу – мне требовался глоток свежего воздуха! С затуманенной головой много дней бродил я без всякой цели, пока не очнулся на морском берегу. Придя в себя, я вернулся в кабинет. Моя пациентка все еще сидела в кресле с открытым ртом. Я завершил работу, но не смог поставить под ней свою подпись.