Придумай что-нибудь сама - Ольга Черных

– Ты даже не хочешь поздороваться со мной?

Я оглянулась. Передо мной стоял Борис. Теперь, когда он был так близко и нам никто не мешал, я могла лучше рассмотреть его. Первые морщинки у прищуренных глаз, та же шапка светлых, немного поредевших волос. Выглядел он бледным и измученным. Похоже, этой ночью он так и не уснул. Острая жалость пронзила сердце, и я едва сдержалась, чтобы не потянуться к нему. Отступив немного, продолжала молча разглядывать Бориса. По всему видно, что жизнь не прошла мимо и изрядно успела потрепать его, хотя в целом, это его нисколько не портило. Он по-прежнему был хорош, еще как хорош. Кто-то мне нашептывал: «…беги, беги от него подальше, не позволяй ему снова завладеть твоими мыслями», но ноги мои будто приросли к полу.

– Здравствуй Борис, – ответила я, как можно спокойнее. – Мне жаль, но ты обознался, дружок. Я не Соня, а Сима. Считай, тебе не повезло, – сказала я первое, что мгновенно пришло в голову, и отступила еще дальше, спиной почувствовав стену.

Борис улыбнулся и шагнул ко мне. Я почувствовала его дыхание и легкий аромат мужской туалетной воды, но стена сзади была несокрушима.

– Брось, Сонечка, я узнаю тебя из тысячи близнецов, – он поднял руку и погладил мои волосы, как это делал раньше, отчего сердце мое упало, будто с высокой горы.

Мне вдруг показалось, что ничего не было: его измены, долгих лет разлуки и всего остального, что произошло за эти годы. Сейчас мы снова были вдвоем, как много лет назад, и все, что нас окружало, было таким родным и знакомым. Та же квартира тети Агнессы и улыбка Бориса. Его горячее дыхание и прикосновение. Сейчас он возьмет меня на руки, прижмет к себе, и я забуду обо всем на свете…

– А, что здесь происходит? – послышался недовольный голос Симы. – Нет, я не поняла? Борька, ты не меняешься. Оставь мою сестру в покое раз и навсегда. Понял? – Сима закрыла меня собой, бесцеремонно оттеснив Бориса.

– А, Сима? Здравствуй, – как ни в чем не бывало, улыбнулся он ей. – Девочки, давайте не будем ссориться. Мы же одна семья, – добавил дружелюбно. – Я приглашаю вас сегодня к себе. Посидим по-родственному, помянем маму, поговорим спокойно, как интеллигентные люди. А? Мы столько не виделись. Неужели нам не о чем поговорить?

Я молчала, пытаясь справиться с чувствами, что с новой силой клокотали внутри, и вдруг представила картину застолья интеллигентных людей, где присутствуют две жены: одна бывшая, со щемящей многолетней болью в груди, а вторая – настоящая, хозяйка дома и самого Бориса. Что тут скажешь? Мечта всей жизни и теперь это называют «по-родственному».

– Ах, как сладко ты поешь, – высокомерно улыбнулась сестра. – Только твои песни нам никчему. Мы сейчас уезжаем, и, надеюсь, теперь после смерти тети Агнессы у нас больше не будет никаких поводов для встреч. Хм, родственничек.

Бориса не смутило столь явное недружелюбие. Он снова улыбнулся и повернулся ко мне.

– А ты, Сонечка, тоже так считаешь? Я приглашаю от всей души. И с чистой совестью, поверьте.

– Ха-ха. Нет, вы только послушайте: «с чистой совестью». А она вообще у тебя есть, эта самая совесть? И не изображай тут из себя… Ну, это, черт знает что, – кипятилась Сима. – Мы с детства знаем тебя, как облупленного. Так что нечего нам тут втирать. Понял? И не дави на нас своим обаянием. Боже мой, Борис, ты не меняешься. Тоже мне, супермен из провинции. Как же, уже растаяли. Я смотрю, тебе по-прежнему нравится приводить в экстаз толпы глупых женщин и прочих молоденьких дурочек. Только таких среди нас нет. И даже не надейся, что при первом ленивом движении пальцев, моя сестра, опережая эту обезумевшую толпу, вырвется вперед, чтобы первой упасть у твоих ног вместо тряпки. А ты старательно, с душой, как и прежде, будешь вытирать об нее ноги.

Борис никак не реагировал на слова Симы. Он молчал и улыбался мне.

– Он еще улыбается. Да пойми же ты, наконец, что твоей заслуги в том никакой нет, оттого что Господу Богу нашему было угодно спрятать твою отвратительную сущность за такой неотразимой внешностью? – Сима презрительно сплюнула прямо на пол. – Тут он что-то недодумал. Ты слышишь меня, Борис? – она дернула его за рукав, пытаясь привлечь внимание. – Нечего бросать на Соню свой томный неотразимый взгляд. Сейчас тебе это не поможет, потому что всем уже давно известно, что в твоем арсенале разных взглядов и улыбок предостаточно на все случаи жизни. Но уж мы-то знаем истинную цену взгляда Иуды…

Сима хотела еще что-то добавить, но ее слишком возбужденная речь разбудила Нюру.

– Дети, что происходит? Еще не остыли ноги тети, а вы уже делите наследство? – спросонку поругала она нас и смачно зевнула, перекрестив рот. – Так нельзя. Агнессе бы это не понравилось.

Мы тут же забыли о своей перепалке и быстро переглянулись. Нюра была на своей волне. Однако Бориса всерьез заинтересовало то, что она сказала.

– О каком наследстве ты говоришь, Нюрочка? Уж не заболела ли ты? – спросил он, заботливо прикрывая няньку старым потертым пледом.

– Я-то, слава Богу, здорова, а вот вы ведете себя плохо.

– Мы больше не будем, – как в детстве, поспешно ответил Борис сразу за всех. – Так что там с наследством? Тебе приснился сон? Насколько я знаю, моя мама честно жила на свою мизерную зарплату. Все, что ей удалось скопить за долгую трудовую жизнь, она хранила на сберкнижке, а потом все проглотил дефолт. Так что наследство она, увы, не оставила.

Пауза затягивалась, а мы не отрывали глаз от лица старой няньки.

– Не знаю, о чем ты говоришь? Конечно, вы теперь грамотные, а я таких слов сроду не слышала. Зато точно знаю, что бедная Агнесса, упокой Господи ее душу, – перекрестилась Нюра, – к кладу не имеет никакого отношения. Это еще ваш прапрадед спрятал в доме все ценности, но никто до сих пор не знает, где этот его тайник. Думаю, что и Агнессе это было неизвестно, потому что не ей это предназначалось.

– Нюра, ты проснулась или все еще спишь? – Борис взял ее за плечи и тряхнул несколько раз. – Что-то бормочешь себе под нос. Кто спрятал в доме ценности? Ты о ком сейчас говорила?

– Отпусти сейчас же. Вот вцепился, – нянька оттолкнула его руку и, похоже, окончательно проснулась. – Про генерала говорю. Не мог же он оставить сына в столь смутное время да еще с детьми малыми без копейки за душой? Не по-божески это, а они были люди истинной веры и по-настоящему почитали Бога. Да и молиться в церковь ходили по воскресеньям и по праздникам, по велению души, а не так как теперь, – она в сердцах сплюнула. – Нынче в церковь ходят, как на концерт, сама видела: с накрашенными губами и в негодной одежде. Модно стало в церковь ходить. А ты спроси у них, зачем они туда пришли? Никто так и не объяснит толком, – Нюра зевнула. – Одно слово: конец света.