Смерть швейцара - Ирина Дроздова

Почему она остановилась на цифре «сто», Ольга вряд ли смогла бы сказать. За нее все решила интуиция. Она же знала одно — из комнаты нельзя выскочить ни слишком рано, когда в салоне машины будут еще находиться люди, ни слишком поздно, когда эти люди ворвутся в жилище Ауэрштадта через дверь, из коридора. Интуиция Ольгу не обманула. Когда она досчитала до девяноста пяти, со двора до них долетел негромкий хлопок автомобильной дверцы, после чего по снегу торопливо проскрипели шаги.

— Вперед! — со сдерживаемым волнением произнесла Ольга и, ударом ноги распахнув дверь, припустила через двор — мимо стоявшей у подъезда с погашенными фарами машины к черному пятну арки.

Аристарх не отставал от нее ни на шаг. Возможно, он даже сдерживал свою прыть, поскольку понимал, что Ольге на высоких каблуках бежать труднее, чем ему — в ботинках на рифленой подошве.

Пересечь двор было для них делом минутным. Лишь когда они влетели в арку, у них за спиной послышался громкий женский голос: «Стой, стрелять буду!», после чего грохнул выстрел ПМ. Через несколько секунд к женскому голосу присоединился мужской, раздались ругательства, самым приличным из которых было «суки драные!», и второй выстрел расколол тишину первозванского дворика.

Как только Петрик увидел силуэты мчавшихся через дорогу мужчины и женщины, он немедленно повернул в замке ключ зажигания и коротко мигнул фарами. Он давно уже был готов действовать — с тех самых пор, как мимо него по улице проехали «жигули».

Ольга и Аристарх ураганом ворвались в салон и, не успели еще за собой захлопнуть дверцу, как Петрик уже вдавил педаль газа, и машина, развернувшись на пятачке, рванулась вперед, набирая скорость.

Из арки в кирпичном заборе, полыхнув фарами, вылетела «девятка» и устремилась вслед за «Мерседесом», но тот уже основательно оторвался и с каждой секундой увеличивал расстояние...

— Суки, суки, суки, — застрочил скороговоркой Кругляк, увидев, как огни иномарки, издевательски мигнув, скрылись за поворотом.

— Хватит тебе, Игорь... — бросила сержант Лена Тарабрина. —Давай жми! Может, догоним. Уж больно неожиданно они выскочили. Я и охнуть не успела!

«Жигули», отчаянно взвизгнув тормозами, свернули за угол, и корма иномарки снова явила взглядам милиционеров свои обтекаемые формы. Дорога была скользкой, повороты — крутыми, и «Мерседес» не мог пользоваться преимуществами мощного мотора. Прямые отрезки пути попадались крайне редко, и в гонках по лабиринтам старинных улочек Кругляку всякий раз удавалось отвоевывать потерянные метры заново и держать беглецов в пределах видимости.

— Сейчас бы влупить им по баллонам, — сказал со злобой Кругляк, попеременно то надавливая на педаль тормоза, то чуть ее отпуская, — они бы сразу мордой в забор ткнулись. Да нельзя — жилой массив, люди ходят. С другой стороны, если они вырулят на шоссе, только мы их и видели. По-моему, они как раз туда и рвутся.

— Хоть номер бы записать, — пробормотала Лена, вполне разделявшая опасения своего напарника. — Никак не могу разобрать цифры.

— Грязью залепили. Не случайно. Ну почему я не обратил внимания на этот «мерс»? — простонал старлей, сокрушенно покачав головой. — Ты же его заметила!

— Надо все-таки попытаться их остановить, — настаивала сержант.

— Как? Насыпать на дорогу канцелярских кнопок? — Старлей, досадуя, хлопнул ладонью по черной пластмассовой дуге руля.

— Я не о кнопках говорю, — протянула Лена и вытащила из подмышечной кобуры тускло блеснувший ПМ. — На кой черт нам стволы, если мы не можем ими воспользоваться? Стреляли же мы во дворе — и ничего. Никого, кажется, не задели?

— Вот именно что ничего, — буркнул Игорь, которому эта мысль тоже не давала покоя. — Там двор был, а здесь улица. Да и время еще не позднее. Вдруг кто случайно подвернется под пулю?

Иномарка въехала в царство одноэтажных домиков. В прошлом веке они были самой глухой окраиной Первозванска. Машина еще сбросила скорость. Здесь асфальт в последний раз укладывали лет десять назад, и дорога местами напоминала проселочную. Колея была разбита до такой степени, что «Жигули» несколько раз царапали днищем острую горбушку замерзшей грязи. Бледно-желтые снопы света от фар переваливавшихся с боку на бок автомобилей то втыкались в дощатые ворота с почтовым ящиком, то высвечивали припорошенный снегом сортир, похожий на пенал, то брали в вилку унылые группки тощих берез, напоминавших компанию воспитанников приюта, посланных начальством к дороге нищенствовать. Теперь обе машины от силы делали двадцать километров в час, и лучшей возможности остановить беглецов блюстителям закона могло не представиться.

Лена взвела курок и, опустив стекло до отказа, высунула наружу пистолет. Кругляк, сжав зубы, изо всех сил пытался вести машину ровно, чтобы сержанту было легче целиться. В темноте салона полыхнуло, по ушам ударил звук выстрела, а в воздухе поселился осязаемый сладкий запах пороховой гари.

— Не сметь стрелять! — вдруг раздался с заднего сиденья истошный голос старика Савельева, про которого с начала погони милиционеры забыли. — Это мафия. Вы в них из пистолета, а они в вас из автомата или бомбой шарахнут! А я жить хочу! Не сметь больше стрелять!

Грохот «Макарова» вывел пенсионера из состояния ступора. Савельев перегнулся через спинку сиденья и, отчаянно заверещав, попытался перехватить у Кругляка руль, чтобы не позволить тому довести до конца сопряженную со смертельным риском игру в догонялки.

Езда на большой скорости по узкой, с крутыми подъемами и спусками обледеневшей дороге уже сама по себе являлась для старика тяжким испытанием. Выстрел же сержанта окончательно его доконал.

Все события дня, свидетелем которых ему довелось стать, начиная с явления в комнате покойного Ауэрштадта, грохотавшего цепями и ругавшегося грубым голосом призрака, и кончая погоней и стрельбой, перемешались у старика в голове. Они сформировали в его сознании отрицательно заряженный энергетический сгусток и лишили его способности здраво оценивать ситуацию.

— Прекратить стрельбу, остановить машину! — кричал на высокой ноте Савельев, цепляясь крючковатыми, как птичьи когти, пальцами за плечи, шею и руки старлея.

Сержант Лена Тарабрина не сумела быстро нейтрализовать источник опасности, обрушившейся на них с тыла. Руль уже не находился в безраздельной собственности Кругляка. Старший лейтенант нажал до упора педаль тормоза и последним усилием развернул «Жигули» мотором к обочине. «Девятка» дернулась, выскочила из колеи и застыла как вкопанная перед покосившимся деревянным забором, осветив фарами его почерневшие от времени и непогоды косо прибитые доски. Мотор сразу же заглох, и установилась непривычная тишина, поскольку Савельев, как только машина замерла на месте, мгновенно впал в апатию, сходную с состоянием летаргии или каталепсии. Можно было подумать, что и не он вовсе завывал здесь минуту назад, а какая-то иная, потусторонняя сила. Сквозь боковое стекло машины видно было, как в отдалении беспорядочно шарят по сторонам дороги лучи фар «Мерседеса», практически вырвавшегося из заповедной зоны Первозванска.

— Ну что, Ленок, не довелось тебе увидеть нынче привидений? — усталым голосом спросил Кругляк, доставая дрожащей рукой сигарету и чиркая колесиком зажигалки. — Не горюй. Ты назад посмотри. Чем тебе Савельев не нравится? Уж как он тут выл, как царапался, как за горло хватал — нечистая сила, да и только.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

«Мерседес» Меняйленко, счастливо избежав захвата неизвестными злоумышленниками, мчался по шоссе в сторону санатория «Усольцево».

— В жизни с вами больше не поеду, — ворчал Петрик, управляя машиной на широком шоссе одной рукой. Он так и норовил повернуть голову, чтобы узнать, как обстоят дела у напуганной до полусмерти Ольги. До самого последнего момента она держалась отлично, но когда преследователи неожиданно отстали, выпустив по лимузину пару пуль, разрыдалась, давая выход накопившемуся напряжению. Аристарх гладил ее, как маленькую девочку, по голове и прочувствованным голосом успокаивал:

— Все уже позади. Больше никто стрелять не будет. У злых дядек сломалась машина.

Подняв на Собилло полные слез глаза, Ольга сказала:

— Хватит тебе, Аристарх, обращаться со мной, как... как с маленькой.

Он продолжал поглаживать Ольгу по мягким светлым волосам, бережно касаясь пальцами их легких, почти невесомых прядок.

— Как ты думаешь, Оленька, не те ли это люди, что гнались за тобой вчера?

— Я уже ничего не понимаю, — отозвалась она, прижимаясь виском к шерстяному плечу Аристарха. — А кто тогда разгромил комнату Ауэрштадта? Кто, спрашивается, пил с ним позавчера водку? Кто?

Пассажиры молчали, обдумывая случившееся и пытаясь увязать недавнее происшествие с известными уже фактами. Петрик гнал машину по шоссе, будто желая оставить между своим автомобилем и «Жигулями» как можно больше покрытого асфальтом пространства.