ПиДЗа - Станислав Анатольевич Фетисов

«Нахуй им менты?» — про себя удивился Будулай. Он подошел к троице и оттолкнул в сторону Тонконожку. То, что он увидел, непривычно кольнуло его сердце. Защемило в груди давно забытым чувством, старательно, до отупения заглушенным водкой. Теперь «это» неприятно встало комом в горле Будулая. В картонной коробке, которая была набита тряпьем, лежала крохотная, не больше ладони девочка. Малышка сосала палец и смотрела большущими голубыми глазами, еще подернутыми младенческой пеленой, прямо в душу стареющего бомжа Валеры.

— Че делать-то? — вырвала Будулая из оцепенения Ирка.

— Накормить надо, — машинально ответил Валера. Он укутал малышку в тряпки, стараясь не дотрагиваться до нее черными от грязи руками. — У меня молоко есть.

Глава 24

Смоленская область

2022 год

Юлька выросла красавицей, но в свои десять лет сама того еще не понимала. Короткие светлые волосы, подобно вздорной Юлькиной натуре, торчали во все стороны по-пацански задиристой и неусидчивой девчонки.

Будулай так и работал на свалке, каждое утро, до рассвета отправляясь вместе с дворнягой Бимом на привычный труд. Бим был псом преклонных лет и видел, как росла Юлька. Помнил, как Будулай договорился со старостой села, чтоб им дали под восстановление косую лачугу на окраине, как хозяин перестал много пить и даже стал иногда улыбаться наполовину беззубым ртом. Бим ничего не смыслил в людских делах и не понимал, каким чудом Будулаю удалось оформить опеку, сделать документы и пристроить Юльку сначала в сад, а потом в школу. Бим не знал, что у Валерки еще оставались старые связи, и лишь рычал из-под стола, когда к ним в дом приезжали незнакомые, воняющие городом люди и шуршали какими-то бумажками. Биму было наплевать на все их правила и порядки. Он чувствовал только то, что ему безошибочно подсказывал собственный нос: от хозяина стало пахнуть иначе. И когда он треплет его за ухом или теребит лохматую голову Юльки, этот запах усиливается, заполняя собой пространство и суля возможность выпросить что-нибудь вкусненькое.

Юлька росла упертой, с характером. По выходным и на каникулах, несмотря на ругань Будулая, все равно плелась за ним на свалку. Там было ее детство, ее друзья и игрушки. Ее жизнь.

Свалка научила многому, плохому тоже. Юлька рано начала курить, оттого звонкий детский голос, окрасился обертонами хрипотцы. Особенно смешно выходило, когда Юлька материлась. Маленькая девочка с чуть смуглым обветренным лицом, с большими голубыми глазами ставила всякого в ступор, когда начинала браниться «по-мусорному». Может, потому и прилип к ней робкий одноклассник Генка (говорят же, противоположности притягиваются), втюрившийся в Юльку по уши.

На свалке кормилось немало детей. У всех похожее прошлое и всегда одни и те же причины: живо-мертвые папы-мамы, водка и героин. В какой-то момент квартиры родителями пропивались или превращались в притоны, что-то отнимали риэлторы, состоящие в сговоре с участковым. Для детей это значило одно — улица. А дальше по-разному: везунчики, к бабушкам, тетушкам и другим родственникам, не побоявшимся опеки. Но большинство детей попадали в детские дома. Многие оттуда сбегали, слоняясь по теплотрассам города. В конце концов, не выдержав давления холодного железобетона, уходили подальше от облав ментов и бандитов, заставлявших клянчить деньги на вокзалах, площадях и в подземных переходах.

Юльке было неинтересно общаться с одноклассниками, выращенными в тепличной атмосфере домашнего уюта. Оттого ее и тянуло к «мусорным» друзьям. Друзьям, за свою короткую жизнь повидавшим достаточно, чтоб уметь пережить холодную зиму на улице, или дать отпор стае бродячих собак, или устроить веселую попойку, раздавив на толпу пару бутылок водки, под шум ливня, бьющего крупными каплями брезентовую крышу хибары.

На свалке у каждого была своя история. Одни умалчивали прошлое, не желая вспоминать тяжелые события, другие, наоборот, охотно делились рассказами о том, как вместе с бытовыми отходами попали на задворки судьбы, выброшенные за пределы современного общества.

Пират, тот после Чечни. Ранение, инвалидность. Не смог найти себя на гражданке. Запил. Так и скатился до бомжевания.

Тонконожка, отсидев за воровство, стала торговать собой и однажды на заказе одному извращенцу воткнула нож между ребер. Подалась в бега. Скитаясь где-то по квартирам, села на иглу. После очередного укола случилась передозировка. Товарищи приняли ее за труп и недолго думая выкинули помирающую Машку в мусорный контейнер. Только Тонконожка живучей оказалась. Выкарабкалась.

Ирка — обычная алкашка из деревни. Нагуляла живот, родила. Спихнула ребенка на престарелых родителей и пустилась гулять дальше. Вот и выгнал отец ее из дому. Пока молодая была, по мужикам ходила, но быстро растеряв женскую привлекательность, докатилась до бродяжничества и свалки.

Про Валеру мало что было известно. Знали, что бывший мент. Да и то не сам он рассказал, а водитель мусоровоза, злорадно улыбаясь, определил в Будулае старого опера, принявшего его однажды по малолетству.

Конечно, Юлька задавала вопросы, но Будулай либо отговаривался, ворча что-то невнятное себе в бороду, либо просто молчал. А молчать было о чем.

Бардак девяностых не поменял Валеркиных планов на жизнь. Толян, друг Валерки по секции бокса, звал его с собой в Штаты. «Там бабки, свобода, жизнь, — говорил Толик, — брат у меня там при деле, нормально все сделает, поможет, устроишься. Че тебя здесь держит? Стране пиздец! В братки или коммерсы пойдешь? Или за копейки в ментовку, как твой батя, дела строчить?» Только Валерка не слушал друга. Не так отец воспитывал Валерку. Окончив институт, он выпустился молодым лейтенантом, пресекать расплодившуюся преступность.

Влюбился, женился. Родили девчонку. Денег не хватало, но как-то умудрялись сводить концы с концами: все-таки корочка и пистолет могут дополнить маленькую милицейскую зарплату бонусами. И вот, присмотрев хорошую возможность, решил Валерка, на тот момент дослужившийся до капитана, отжать у азеров небольшой рыночек. Работа не пыльная, ходи, собирай дань с торгашей. Только нерусских сначала надо подвинуть. Но нерусские отказались уходить по-хорошему. Мансур, глава этнической группировки, устроил настоящую бойню, положив подосланных Валеркой пацанов. А через неделю, утром обычного вторника, когда Валеркина жена и дочка, направляясь на прием к врачу, шли по темному коридору сталинки,