Варяги и Русь - Александр Лавров

Мал наклонился над телом Вадима и нежно поцеловал его. Потом он поднял голову и с радостной улыбкой устремил свой взор на небо.

— Да, да, сладкий миг наступает… И для меня все кончается здесь… Как хороша смерть, как отрадна после стольких лет!.. Все кончено, — прошептал Мал и опустился на землю рядом с Вадимом.

Когда Олоф подошел к ним, оба они уже были мертвы.

Рана Эфанды оказалась неопасной. Молодая княгиня пришла в себя и открыла глаза.

Быстро устроены были носилки, на которые положили раненую, и все тронулись из леса.

Перед уходом Рюрик подошел к телу своего врага и долго-долго вглядывался в него.

— Оба умерли, и пусть они гниют здесь, — сказал Олоф, — пусть их тела станут добычей воронов.

— Нет, Вадим был храбр, — ответил Рюрик и крикнул своим дружинникам: — Зарыть их там, где они лежат…

После смерти Вадима подавить восстание не представляло никакого труда, и спокойствие воцарилось на берегах великого славянского озера…

Часть третья

Днепр и Византия

I

Прошли века после того, как первозванный апостол Христов посетил страны скифские и благословил их с киевских высот. Солнце истины еще не взошло над этими странами, но первые лучи его уже проникли в кромешную тьму язычества, царившего здесь.

В эпоху иконоборства из Византии, при таких гонителях почитателей икон, как Лев V Армянин, Михаил Заика, сын его Феофил, множество византийцев, оставив берега Босфора поселилось на северных берегах Понта Эвксинского и основало там много колоний с великолепными городами. Особенно много было таких колоний в Тавриде на берегах Эвксинского и Сурожского морей и среди них более других известна была Корсунь. Через эту колонию вела торговлю пушным товаром со славянами Византия, здесь же был опорный пункт византийского могущества в землях таинственной Скифии.

Благодаря поселениям византийцев сюда, в дикие скифские степи, проникли первые лучи света, а вместе с этим распространились и христианские истины в том виде, в каком они завещаны миру отцами вселенских соборов.

Поселившись на Таврическом полуострове и в самом устье Днепра, византийцы стали ближайшими соседями печенегов, бродивших в степях на правом берегу Днепра, и хазар, живших по Днепру слева, а выше их по великой южной славянской реке жили кроткие и добродушные поляне. Это была почва вполне способная к восприятию семян истины…

Поляне хотя и были язычниками, но не отличались фанатизмом и, как и вообще все славяне, и северные и южные, не считали своим врагом того, кто не молился вместе с ними Перуну… Они были веротерпимы и чужие верования так же свято уважали, как и свои.

Поэтому-то византийцы, склонные к религиозному аскетизму, часто уходили в необъятные леса поляны и жили там. Многие из них жили в селениях и городах Полянских, имели свои церкви и проповедовали слово Божие, приобретая немало учеников среди кротких обитателей этой страны.

Так засияли первые лучи света Христовой истины на тех высотах, которые благословил Апостол. На том самом месте, где некогда пророчествовал св. Андрей Первозванный и которое благословил, возник город. Это был Киев. «Мать городов русских», как он был назван потом.

В то время киевляне только что освободились из-под власти хозар, покоривших все приднепровские земли. Приднепровские славяне сдались им почти без борьбы и при этом, как рассказывает летопись, дали в виде дани «по мечу с дыма». Когда хозарские мудрецы увидели эту дань, они не могли скрыть своей печали.

— Что с вами? — спрашивал мудрецов хозарский коган.

— Горе нам, — отвечали они, покачивая своими седыми головами, — горе нам! Придет время, и мы будем данниками этих побежденных нами славянских племен.

— Почему?

— Есть этому самый верный признак: их мечи острые с обеих сторон, а наши имеют только одно лезвие.

Может быть, гордый коган и его приближенные только посмеялись над этим предсказанием, но пришло время и стряхнули с себя иго хозарское поляне и дулебы, суличи и северяне, радимичи, вятичи и древляне… помогли им в этом норманнские ярлы Аскольд и Дир, любимцы ильменского великого князя Рюрика, укрепившегося среди северного союза славян и решившего дать и Днепру с его родами свою единую правду.

Аскольд и Дир с дружиной были посланы Рюриком с Ильменя на Днепр в Киев; поручено им было великим князем присоединить южный славянский союз к северному.

Быстро пронесся среди приднёпровских родов слух, что и к ним идут норманны.

— Кто такие? С чем и зачем? — раздавались вопросы, взволновавшие обитателей Приднепровья.

— Зла мы им делать не будем, — говорили повсюду, — так и им нет нужды нам зло делать.

— Встретим с почетом и лаской, как гостей дорогих!

— Сами им навстречу выйдем и поклон отдадим!

Находились и другие.

— Что вы делать хотите — вспомните Ильмень! — говорили они.

— А что Ильмень?

— Да ведь они его кровью и огнем залили весь… Сколько людей погибло!

Но на это возражали:

— Так там сами были виноваты!.. На Ильмене-то буян на буяне. Вот они за зло злом и отплатили! А мы их добром встретим! Даже хорошо, что они сюда идут… Теснить нас стали ханы хозарские, так у варягов против них помощи попросить можно будет. Они люди ратные, к войне привычные, в этом деле могучие, может быть, и прогонять хозар…

Вступив в днепровский край, Аскольд и Дир сразу же изменили свои намерения. Из Новгорода выходили они с тем, чтобы присоединить Днепр к владениям русского князя, но чем дальше они отходили от Ильменя, тем больше менялись их планы.

— У Рюрика там и земли, и народу, и власти много, — говорил Аскольд Диру, — довольно с него!

— Братьев куда поближе да полегче послал, — поддерживал друга Дир, — а нам сюда идти походом велел!

— Так что же нам за охота для него стараться. Лучше постараемся для себя и его не обидим! Он будет конунгом ильменским, а мы станем владеть здешними местами.

— Тесно не будет: земли много! И ему, и нам места хватит.

Так и порешили между собой названые братья. Потому что они, не надеясь особенно на силу оружия — дружина их была невелика, — всеми силами старались привлечь к себе расположение миролюбивых племен добром.

И ярлы не ошиблись!..

На Днепре всюду принимали их как самых дорогих и желанных гостей. Да и сами витязи старались расположить к себе кротких киевлян. Они были добры, ласковы, их владычество скорее было полезно, чем тягостно.

Киевляне видели это.

— Вот вы говорили, — упрекали они противников варягов, — что от них нам ничего, кроме зла, ждать не приходится, что они на нас непременно смертным боем пойдут.

Ничего этого нет! И дома наши не сожжены, и кровь наша не льется.

— Погодите, увидите сами, — отвечали другие, но им уже никто в Приднепровье не верил.

Ярлов и их дружину принимали везде с большим почетом. Повсюду к ним обращались с одной только просьбой — избавить от хозарского ига.

— Здесь мы и останемся, — объявили Аскольд и Дир дружинникам, когда их ладьи подошли к столице Приднепровья. — Близка отсюда нам будет и Византия, и в руках наших будут и пороги все, и волок, а с ними вместе и конец великого пути «из варяг в греки».

Так и остались пришельцы с Севера княжить в Киеве.

Мирно зажили кроткие поляне под властью чуждых им властителей. Хозары были прогнаны. Споры и раздоры в родах затихли. Для всех так же, как на Ильмене, стала единая правда. И бедный, и богатый, и знатный старейшина, и самый захудалый из родичей знали, что в Киеве есть у кого отыскать справедливость.

Киев, как только установился мир и порядок, рос не по дням, а по часам.

Со всех сторон сходился теперь в него народ торговый. И от господина Великого Новгорода приходили сюда с товаром «гости» — гости степенные, важные. Часто появлялись суровые норманны из далекой Скандинавии, а с ними и разные люди приходили: видел теперь Киев и живых, вечно веселых франков, с восторгом рассказывающих про свою Лютецию, и огромных рыжеволосых бриттов, и степенных, невозмутимых тевтонов. Все они появлялись сюда с самыми разнообразными товарами, находя. Киев удобным местом для мены. Бывали в Киеве нередко и гости из таинственной и далекой Биармии. Являлись они туда с великолепными мехами и другими пушными товарами, да такими, что, кроме как от них, здесь, в Киеве, и достать нигде не было возможности. Но более всего понабиралось сюда хитрых, пронырливых византийцев, которые чувствовали, что тут им всегда нажива будет, что можно здесь выбрать самое лучшее из навезенных со всего края товаров. С ними приходили и сухощавые итальянцы, и персы, и люди из только что нарождавшегося тогда царства армянского. Появлялись здесь и черные люди с запасами слоновой кости, золотом, и драгоценными камнями. Страну свою они называли Эфиопией и говорили, что их владыки происходят от мудрого царя израильского Соломона.