Загробный мир по древнерусским представлениям - Соколов

Ил этого описания можно усматривать, что с «главой» (начальником) сожжена была его рабы — ня, так как Ибн-Фодлан описывает погребение русского купца, торговавшего невольницами в Булгаре. Нельзя здесь сказать, что сожженная девушка была его жена, ибо писатель об этом упомянул бы, тогда как он прямо говорит, что «семейство покойника говорит девушкам». Здесь различается «семейство» и «девушки». Очевидно, что у купца была уже жена, может быть и умершая, а сожженная с ним девушка совсем не принадлежала к его семье» — значит, не была и дочерью, притом он ей был «хозяин», [45, 96] очевидно, что девушка была рабыня, которыми русские купцы имели обыкновение в то время торговать108. Считая загробную жизнь полным реальным отображением жизни земной, предок считал ее вместе с тем и продолжением земной жизни. Народ русский даже до сего времени верит, что всякий младенец умерший будет в загробном мире расти и мужать, и когда ребенок умирает, то меряют рост отца ниткой, обрывают ее и кладут в гроб ребенка для того, «чтобы он родите-лев не перерос, а рос бы да мерялся, да вовремя остановился» [59, 566; 96, 54]. Кладут в гроб и недоконченную умершими работу, напр., заплетенный лапоть, завязанные чулки, в уверенности, что, придя на тот свет, умерший ее докончит [220, 534]. Кроме того, высказанное положение подтверждается и тем, что предок не мирился с понятием, что земная семейная жизнь со смертью должна нарушиться, а верил, что умерший будет нуждаться в загробном мире в своем семейном очаге, и предок-язычник не отпускал на тот свет умершего одного — за ним шла в могилу и его любимая жена. Указание на существование у древнерусского человека представления о продолжении супружеской жизни в загробном мире мы можем усматривать из былины «О Потыке Михаиле Ивановиче».

Когда; — говорит былина, —

108 Убийство рабов с господами было обыкновенным явлением у языческих народов. Индейцы обыкновенно убивали невольниц [186, 64]. Илиада говорит, что Ахиллес сжег с Патроклом 12 пленных юношей [52]. Литовцы тоже сжигали рабов и рабынь [153] и т. д. В данном случае интересно привести наставление рабам перед сожжением у племени Каяны о. Борнео. Родственники умершего окружают готовящихся к смерти рабов и говорят: «Служите господину усердно, ухаживайте за ним, растирайте его тело; когда он будет болен, не отходите от него и исполняйте все его приказания», после этих слов раба убивают [186, 36]. Наставление служить хорошенько господину дают и буряты слуге, которого решили сжечь с господином [206, 164].

Потык состарился и переставился,

Тогда попы церковные Его Потыка похоронили,

А его молодую жену Авдотью Лиховидьевну С ним же живую зарыли во сыру землю [86, 225].

В этой былине хотя и встречается указание, что она явилась во времена христианские109, но и сохранилась в ней древняя архаическая черта, относящаяся к дохристианскому периоду, именно, — зарытие с мертвецом его жены. Былина сохранила и характерное слово: «переставился», т. е.-

только перешел в другой мир, чтобы продолжать там свое существование точно такое же, как и на земле.

Что у предка действительно был обычай отправлять на тот свет с покойником его жену, мы встре — чаем указание на это в сказаниях арабских писателей: Ибн-Доста110 и Аль-Масс уди111. Массуди в своих «Золотых Лугах» пишет: «Когда кто-нибудь у славян умирает, жена его сожигается живой» [91, 58]тг. Правда, трудно определить по этому сказанию Массуди: у какого славянского племени су — ществовал описанный им обычай, но упоминание им в «Золотых Лугах» о сожжении покойников у русских [91, 59], а также и то, что его сказание не идет существенно вразрез со сказанием Ибн-Доста и былиной о Потыке Михаиле Ивановиче (здесь описывается одинаковый факт — отправление с умершим на тот свет его живой жены), дает нам право заключить, что, говоря о славянах, Массуди имел в виду

""Говорится о попах соборных, о церквах и проч.

D Сказание см выше. ш От 20–50 г; X в. поР; X

112 «Если умирала женщина, то мужчина, по древнерусскому обы чаю, не сжигался и не погребался с ней> [45, 129].

и русских, следовательно, вышеприведенные слова Массуди относятся и к обычаю, существовавшему и у нашего предка, только былина и Ибн — Доста говорят об одном обряде именно — погребении, а Массуди наблюдал обряд сожжения. Оба же эти обряда (или обычая), как мы видели выше, существовали на Руси у нашего предка-язычника. Правда, приведенные обычаи могут говорить о вере предков в необходимость для умершего женской души для хода в страну отцов [175, 67ni, или, как говорят другие, что жена может пройти в страну отцов только за мужчиной, о чем говорит и Массуди. «Жеиы пламенно желают, — пишет он, — быть сожженными вместе со своими мужьями, чтобы вслед за ними войти в рай» [45], но нельзя отрицать и высказанного мною взгляда, что в загробной жизни, по представлению предков, умершие имели свой семейный очаг и загробная жизнь, по их представлению, была лишь продолжением жизни земной114. Подтверждение высказанной мысли мы можем >сматривать и в существовавшем у предка обычае так называемого «посмертного венчания». «Когда кто умирает холостым, — пишет Массуди, -

— ему дают жену по смерти» [91, 58]. В Лужицком уезде, Витебской губ., даже до сего времени сохранился отго досок древнего «посмертного венчания». Здесь каждый парубок, умерший до брака, непременно сопровождается до могилы поездом, похожим на свадебный [134, 60;

'"Такое утверждение делает историк Соловьев.

113 Родственные нам болгары до сего времени думают, что муж с женою живуг вместе по смерти, поэтому женщины редко выходят во второй раз замуж, а равно и девушка редко выходит за вдовца: она осанеюя одинокою на том гвете, потому что мужа отымет первая жрнй То же {Умают и сЛрбы [91, 236]. В моравских народных песнях мер.'веды ч>жья или женихи подымаются из могил и уво-дяг с собю еаоих жен и невест [236, 127; 260, 91, 188].

147, 68; 230, 13л Из этого обычая «посмертного венчания» можно видеть веру предка не только в необходимость для умершего женской души для проводов в страну огцов, но и нужду умершего (по представлению предков) в загробном мире в семейном очаге, если при жизни он еще не успел завести его.

Предок-язычник имел представление и о том, что души умерших в загробном мире будут встречаться, как живые встречаются в этом мире и даже вместе проводят время. «Вот вижу я — сидят вместе все мои умершие родные» [45, 91, 67], — говорит одна девица, обрекшая себя на сожжение со своим господином. Такие слова в устах язычницы не простые звуки, а в них выразилось то общее представление о загробном мире, которое имели наши предки — язычники.

У русского народа даже до сего времени сохранилось это верование.

Стане облачко со облачком сходиться, Може, с ду другом на стрету постре^етесь [18, 197].

Так причитает на севере над умершим соседом женщина вдова. И она просит покойника «соседушка» рассказать своему умершему мужу о ее житье-бытье:

Да как сойдешь ты на иное живленьице, Та пораскажи, порядный мой соседушко. Про мое да про несчастное живленьицо. Про мое да сирот малых возрас^ньи^ US, 14].

45 Интересен обычай, существующий у подолян. Здесь умершей девице на тот свет назначается жених, какой-нибудь парубок, боль-шеи частью любивший покойницу. Он «ообираетця с молодою». Ему перевязывают руку «хуеткою», ч в таком виде он провожает покойницу «до хагы» (до могилы). После этого в семействе умершей он считается зятем и в общем мнении кажется вдовцом [217, 22, 33]. У сербов, когда умирает «момак», какая-нибудь девушка одевается как к венду, берет два венка инесег ихза гробом; ее провожают два брачных деворя, при опущении мертвеца в могилу один венок бросается к покойнику, а другой надевают на девицу, которая некоторое время носит его «и считается женой умершего» [236, 127].

Просит вдова также передать поклон и бранит себя за то, что не написала «грамотки», которую бы покойник мог на том свете при встрече передать ее мужу.

Скажи низкое поклонно челобитьицо [18, 197];

Глупо сделала кручинная овушка, Не написала скорописчатой я грамотки, Ты бы снес ю на второе на пршествие, Може с ду-другомсоседушки свидались бы, Вы на сретушку бы шли да ведь среталися, Ты бы отдал скорописчатую грамотку,

а так как «грамотка» не написана, то женщина просит умершего сказать про ее «про бесчастное живленьицо» [18, 15] уже на словах; и в уверенности, что умерший за гробом может повстречаться с ее мужем, она предостерегает его:

Не утаи, скажи, спорядный мой соседушка. Моей милой, законной сдержавушке Ты про мое про безсчастное живленьицо [18, 16].

В Малороссии следы верования в загробные встречи умерших видно из рассказов о мертвецах. Интересен в данном случае рассказ про замерзшую девицу, которая побывала на том свете во время замирания. На ноги этой девицы родственники надели чулки, «щоб ноги не попекти по мытарству ходитиме». Чулки оказались подаренными замершей покойницей барыней «Когда я пришла на тот свет, — говорила после замиравшая, — я встретилась с барыней. Увидав на мне свои чулки, барыня «зняла ти чулки», и я должна была ходить босой» [36, 319].