Загробный мир по древнерусским представлениям - Соколов

спрашивает их Михаил Архангел.

92 У японцев перевозит умерших черезреку Сандзу к стране отцов Старуха, а у вогулов, по словам Голдатти, перевозчиком является Куль Одыр, который перевозит души умерших в огненной лодке [4, 182].

93 Это место переведено — «чеканную монету» [209, 675].

«Несем в руках рыже золото, Потом — того цисто серебро», —

отвечают души умерших, и

Они сами то к Михаиле приближаются, —

говорит стих, —

Золотой казной спосуляются, «Возми, — говорят оне Архангелу-перевозчику, —

Ты с нас много злата, много серебра, Мелкого скатного жемчуга: Переправь нас, грешных, через огненну реку» [22, № 503, 510,511,512].

С платой за перевоз мы встречаемся и у родственных нам народов. Так, греки клали в рот покойнику обол, и эта монета носила название «uaulon», т. е. плата за перевоз в лодке. В гробницах Пантикопейс-кого Некрополя (в Керчи), говорит Анучин, встречаются различные предметы собственно погребального обряда и житейской обстановки умершего, но даже и в самых бедных могилах не отсутствует медная «монета Харона», полагавшаяся между зубов покойника [4, 182; 186, 64]. Клали монету за перевоз с покойником и римляне. Этот же обычай существовал и у угрорусов [68, 215], и литовцев [155, 99], а болгары, говорит один из болгарских писателей, во времена, когда «монетната ценность не существувала, употребляли платно, или соль» [237, 398]94, как плату мифическому перевозчику.

Вход в страну отцов, по представлению древнерусского человека, не вдруг открывался перед явившимися -

94 При похоронах мордвина существовал в данном случае такой интересный обряд: старший член семейства подходил ко гробу покойника и клал в руку мертвеца старинную монету со следующими знаменательными словами «Это тебе на табак, кабак и переход в загробную жизнь» [55, 142].

душами. Он охранялся сторожами и, следовательно, душам нужно было миновать их, чтобы наконец попасть в место своего назначения. Действительно, народ русский даже до сего времени говорит, что небесные владения оберегаются сторожами-косарями [11, 362; 13, 285]. Говорят также, что ад и рай оберегаются рыжим человеком, который от этих мест хранит у себя ключи [212, 174]. Русские сказки тоже рассказывают о сторожах загробного царства, каковыми здесь являются то змеи, то львы [14, № 171, 73], а малороссийское предание «О творении человека» сторожем страны отцов выставляет собаку. «Сотворив человека, — говорит это предание, — Бог ушел, а к дверям рая приставил собаку — зверя чистого, чтобы не пускала дьявола». Но дьявол нашел доступ в рай, обещав собаке шерсть, так как до сей поры у нее ее не было. По другой же версии, дьявол бросил собаке кусок хлеба. Собака бросилась за хлебом, а дьявол в это время проскользнул в рай [65, 92]. Встречаем указание на мифических сторожей и в похоронной причети. «Сторожа, — говорит причеть, — стоят ведь там (у страны отцов), да все не стариют» [18, 31].

Если мы обратимся к верованиям братьев-народов, которые когда-то, как мы знаем, имели с нашим предком общее мировоззрение, то и у них найдем сказания о сторожах, охраняющих страну отцов, что еще более подтверждает высказанное нами положение о существовании у древнерусского человека представления о сторожах-охранителях мира усопших. Действительно, Ведийская мифология знает сторожей царства мертвых. Ими здесь являются Сарамеи, дети Сарамы — охотничьей собаки бога Индры. В гимне Ригведы есть даже обращение к этим сторожам загробного мира. «Д ве собаки Ямы, — говорится здесь, — да позволят нам созерцать солнце и получить божественную жизнь» [11, 732; 196, 182]. Напутствуя же умершего, гимнт говорит: «Истинным путем избегни двух бледных четырехглазых собак, детей Сарамы, и ступай к отцам, которые блаженствуют вокруг Ямы! Двум собакам, о Яма, сторожам твоим четырехглазым, охранителям пути, ведающим людей, вручи его (умершего), о царь, спасение и свободу от скорби даруй ему» [11, 732; 196, 182]. По сказанию персидской мифологии, сторожем страны отцов является пес Сура или Сириус, который представляется у них в виде большой звездной собаки [11, 732; 196, 182]. Равным образом знают о стороже и греки, у которых таковым является трехглавый Цербер, хвост которого был подобен дракону, а грива кишела змеями [11, 733]к. По сказанию лее Эды, мрачное жилище Геллы сторожит дева «Modhgudhri», а охранять «Muspelsheimr» приставлен воинственный Сур-тур [13, 25, 27].

Миновав сторожей, душа уже вступала в место своего назначения.

Здесь мы покончили описание того представления предка, по которому душа уходит в неведомый мир, туда, куда

Ветры не провевывают. Лютое зверье не прорыскивае, Малая птичка не пролетывае.

Теперь обратимся к тому их представлению, по которому душа живет на земле около своего тела.

45 Чтобы Цербер пропустил душу умершего в царство теней, ему греки предназначали медовый пирог, который клали с покойником в могилу [186, 64].

Местопребывание души по смерти человека (могила)

Кроме обряда сожжения умерших, у наших предков-язычников мы встречаем и обряд погребения умер — ших в земле. Этот обычай погребать умерших в земле вообще нужно считать древнейшим, ибо человечество долго жило, пока не овладело великим оружием — огнем, чтобы предавать сожжению своих мертвецов. «Он появился, — говорит Котляревский, — в первобытную эпоху у человека-младенца из подражания природному явлению — заходу или смерти в земле великого светила, лучезарного владыки и отца древних людей — солнца» [91, 179–180]. На Руси обряд погребения существовал наравне с сожжением. Это доказывается как показаниями арабских писателей, так и сказаниями летописца. Так, арабский писатель Ибн-Фоцлан говорит о сожжении, почти в то же время другой арабский писатель Ибн-Дос-та, напротив, упоминает о погребении96. Летописец, говоря о славянских племенах, упоминает о сожжении умерших у радомичей, вятичей и кривичей; он же говорит и о погребении во времена язычества предка. Так, под 882 годом читаем: «и оубиша Аскольда и Дира, несо-ша на гору, и погребоша и на горе» [143, 10]. Находим сказание о погребении и под 912 г.: «Умре Олег, — читаем здесь, — и плакашася по нем вси людие плачем великим,-

5Ибн-Фоцлан умер в 920 г., а Ибн-Доста — в 930 г. [45, 96}.

и несоша и, погребоша на горе, еже глаголеться Щековица; есть же могила его до сего дни, словеть могы-ла Олегова». Под 945 г., говоря о смерти Игоря, летописец прибавляет, что древляне, убив Игоря, «погребли его» [143, 16,23]. Родственные нам славянские народы тоже употребляли погребение наравне с сожжением и «даже, — говорит Г ильфердинг, — можно было бы усумниться в существовании сожжения, если бы за него не говорило непреложное свидетельство урн с пеплом» [49, 192].

Вот как описывает арабский писатель Ибн-Доста в своей «Книге драгоценных драгоценностей» древнерусский обряд погребения: «Когда, — пишет он, — у русских умирает кто-либо знатный, то выкапывают ему могилу в виде большого дома97, кладут его туда и вместе с тем кладут в ту же могилу как одежду его, так и браслеты золотые, которые он носил; далее опускаю!1 туда множество съестных припасов, сосуды с напитками и другие неодушевленные предметы ценности. Наконец, кладут туда, в могилу, живую и любимую жену покойника. Затем отверстие могилы закладывается, и жена умирает в заключении» [45, 270; 91, 55;209, 675]. Это сказание арабского писателя вполне подтверждается, как мы уже ранее видели, раскопками и былиной о Потыке Ми-хайле Ивановиче.

Остановив внимание на обряде погребения, мы видим, что предок снабжает умершего всем необходимым и любимым им при жизни и даже женой. Он также все внимание сосредоточивает на том, чтобы земля не стесняла умершего — делает могилу «в виде большого дома», говорит Ибн-Доста, а раскопки указывают, что края могил нередко обкладывались камнями и имели каменный или деревянный потолок и были просторны [4]. Такие действия предка указывают, что он считал возможным жизнь души умершего в земле, около своего тела, раз

7 По а рабски «бейт-васи» — храм, покой, дом.

устраивает такое прочное и большое жилище, ставит к умершему туда различные припасы, необходимые для существования, и даже не разлучает его с женой.

Что у древнерусского человека действительно было представление о жизни души умершего в земле около своего тела, на это могут указывать сохранившиеся на Руси поверья, по которым и поныне душа представляется живущей во гробе. Так, простой народ по сие время верит, что души некрещеных младенцев живут в могиле и оттуда жалобно взывают по ночам к людям, прося их окрестить9 8. Некоторые же рассказывают, что они хорошо слышали на Светлое Христово Воскресение вой мертвецов в раскольничьих могилах09. Душа ведьмы и колдуна, по народному поверью, тоже живет в своем гробе, а посему тела колдунов и ведьм не гниют, а только принимают ужасную форму. Они делаются горбатыми, синими, покрываются чешуей. Глаза вырастают с коровьи, волосы седеют, а на ногах и руках отрастают длинные острые когти. Днем ведьмы и колдуны спят, а ночью выходят из могил, пугают путников, про — никают даже в дома и здесь у спящих высасывают кровь; чаще же всего они дерутся между собою, произнося при этом страшные проклятия, и ругаются крепкими русскими словами. Народ верит, что если ночью прийти с иконами и святой водой к могиле колдуна или ведьмы и разрыть ее, то трупа там не найдешь, а вблизи услышишь страшный вой. Если же могилу раскопать днем, то там снова можно найти труп на месте, а на лице у него можно увидеть красные подтеки, ссадины и капли свежей крови — знаки ночной драки100.