(Не)любимый муж (СИ) - Соловьева Анастасия

— Ты умеешь управлять яхтой?

— Да. Могу тебя научить, если хочешь, — Яр по очереди целует каждый пальчик на моей руке, и я смущённо улыбаюсь. Как же приятно! Мне жизненно необходима эта лёгкость, нежность, сияющая в зелёном взгляде теплота.

— А кроме яхт есть ещё что-нибудь?

— Такого же значимого нет. Иногда играю с друзьями в бильярд. Раньше походами увлекался, но быстро перегорел. Из банальных интересов — кино и литература. Как у всех, в общем.

— И что же ты любишь читать? — напрягаюсь я, вспомнив о книге, которую подарила Ярославу некая Татьяна. Там была фантастика с примесью любовного романа.

— Тёмное фэнтези. Я даже собаку назвал в честь ведьмака Геральта, моего любимого героя.

— Вичер? Это же ведьмак по-английски! Блин, как я раньше не поняла? Ещё и думала, что у твоего пёселя необычная кличка. А Джанго тогда в честь кого?

— Может, попробуешь угадать? — хитро улыбается Яр.

— Что-то вертится на языке, — я задумчиво чешу лоб, напрягая все свои заснувшие извилины. — Неужели ты имел в виду фильм Тарантино?

— Да. «Джанго освобождённый».

— Я его не смотрела.

— Ещё не поздно всё исправить, — с чарующей хрипотцой произносит Яр. Боюсь, мы с ним даже пяти минут просмотра не выдержим, сразу после вступительной заставки начнём целоваться.

— Как-нибудь в другой раз.

— Хорошо. Ещё будут вопросы?

Джанго с Вичером резвятся неподалёку, холодный ветер развевает волосы, а на моих пересохших губах застывает невысказанный вопрос. Кто такая Татьяна? Я хочу узнать, но боюсь услышать правду, к которой окажусь не готова. Вдруг это всё же не родственница, а его бывшая возлюбленная или жена? Хватит с меня одного эмоционального потрясения в виде завистливой Марины.

— У тебя хорошие отношения с родителями? — быстро придумываю другой вопрос, который тоже меня волнует.

— Не особо, — Ярослав больше не улыбается краешком губ. Смотрит вдаль, где голые деревья мерно качаются под завывание осеннего ветра.

— Не отвечай, если не хочешь об этом говорить. Я не настаиваю.

— Мама бросила нас с отцом, когда мне исполнилось два года. Она мечтала стать великой актрисой, а быть родительницей и женой не входило в её планы. Случайно забеременела, а папа уговорил её не делать аборт. Проза жизни, — хмыкает Ярослав. — Меня воспитывал отец и бесчисленное количество нянек. Папа много работал, и я с детства привык к самостоятельности. Не скажу, что сильно из-за этого страдал. В школе у меня было много друзей, я часто приглашал их в свой пустой дом. Мы развлекались, как могли, и почти никогда не скучали.

— А мама? Ты так и не узнал, где она?

— В Америке. Она стала актрисой, только играет в основном в малобюджетных фильмах и третьесортных сериалах.

Я настолько поражена его ответом, что слов приличных не нахожу. Как можно променять родного сына на актёрскую карьеру?

— Ты… ты знаешь про маму? Вы общались?

— Да. К сожалению. Я прилетел в Лос-Анджелес ради встречи с ней. Мы поужинали в ресторане. Нам обоим было неловко, всё же мы чужие друг другу люди. Мама просила никому не рассказывать о том, что у неё есть сын. Якобы это плохо скажется на её актёрской карьере.

— Что? Она вообще нормальная?

— Вполне. Мама счастлива. У неё нет семьи, но она этого никогда не хотела. Ей нравится быть актрисой и прожигать жизнь в Лос-Анджелесе.

— И у неё не дрогнуло сердце при виде тебя?

— Нет. Она только боялась за свой имидж. Её бы возненавидели фанаты, если бы узнали, что она бросила маленького ребёнка.

— Пиздец. Но как так-то? Когда ты с ней общался?

— Почти десять лет назад. Я оставил маме свой номер телефон, почту, домашний адрес, даже страницы в соцсетях. Надеялся, что однажды она передумает и захочет наладить со мной связь.

На последних словах голос Яра срывается. Он качает головой и отворачивается от меня. Я обнимаю его сзади, прислоняюсь щекой к широкой спине. Молчу.

— Она не передумала, — тихо продолжает Яр. — Зато недавно она снялась в голливудском боевике и даже сыграла там значимую роль. Скоро фильм с её участием выйдет в кинотеатрах. Мамины мечты сбылись.

— Ты злишься на неё?

— Раньше злился. Безумно. Но уже отпустило. Она не виновата в том, что у неё не сработал материнский инстинкт. Если бы она не уехала в Америку, то стала бы очередной несчастной женщиной, загубившей свой талант ради семьи.

— Оказывается, у нас много общего, — с грустью признаюсь я, продолжая обнимать Яра. Думаю о своих родителях. Отца почти не помню, а мама променяла меня на мужчину.

— О чём ты?

— Да так, не важно… А с папой вы нормально общаетесь? Он до сих пор одинок?

— Нет, он женился десять лет назад. Мы редко видимся. А если разговариваем, то строго по делу: обсуждаем работу, бизнес, политику, важных городских шишек.

— Спасибо, что рассказал о маме… Даже не представляю, как тебе было тяжело.

Яр оборачивается, перехватывает мои руки и кладёт себе на плечи. Смотрит с такой теплотой и нежностью, что сердце сжимается в груди и заполошно бьётся, не выдерживая силы нагрянувших эмоций. Мне горячо, волнительно, странно. Я больше не прячусь в панцирь, и от этого ещё страшнее. Словно ступаю на неизведанную почву, не зная, погрязну ли в ней, как в трясине, или взмою вверх, почувствовав за спиной отросшие крылья.

Понимаю одно — между нами с Яром всё изменилось. И в лучшую сторону.

— А ты о своих увлечениях и родителях рассказать не хочешь? — Яр гладит меня по щеке, касается большим пальцем подбородка.

— Как-нибудь в другой раз, — отрицательно мотаю головой. — Я пока не готова.

— Хорошо.

Он наклоняется и осторожно меня целует. Кажется, дрожит не только моё тело, но и сердце, и мятущаяся душа. От запредельной концентрации нежности горят лёгкие. Я захлёбываюсь нахлынувшим восторгом, теснее прижимаюсь к Яру и провожу языком по его нижней губе, желая углубить поцелуй.

Все чувства будто обостряются, становятся ярче и насыщеннее.

Глотаю ртом влажный воздух, когда Яр обхватывает моё лицо ладонями и пытается заглянуть в глаза. Я смело встречаю его тёмный внимательный взгляд. Под тусклым светом фонарей Яр кажется мне демоном-искусителем. Чертовски сексуальным демоном.

— Думаю, собаки уже нагулялись. Я устала и очень хочу в кроватку, — игриво приподнимаю брови, улыбаюсь.

Этой ночью я хочу полностью раствориться в своём мужчине.

23

— Мне уже начинает нравиться этот запах, — шепчу я между поцелуями. — Костра, осенней ночи и нашей близости.

Яр подхватывает меня на руки и, ни на секунду не отрываясь от моих губ, несёт по лестнице вверх. Я касаюсь его волос, небритой щеки, мускулистых плеч. Кончики пальцев зудят от потребности трогать, щупать, мять, гладить каждый сантиметр сильного тела. Подо мной кружится мир, я слышу только наше рваное дыхание, одно на двоих.

В коридоре темно, но Яр знает, куда идти. Толкает плечом дверь, щёлкает выключателем — и рассеянный мягкий свет поначалу кажется слишком ярким, грубым. Я часто моргаю, ноги опираются о твёрдую поверхность, шум льющейся воды с трудом доходит до сознания.

Мы в ванной комнате.

— Ты хочешь принять душ? — недоумевающе смотрю на Яра. Я-то думала, что им овладела безумная страсть, а он о гигиене заботится. Чистюля, блин. — Ты же был здесь пару часов назад.

— Да. Но тогда я был один, — он усмехается. Порочно, вызывающе. — Раздевайся, Майя.

Его низкий голос обволакивает с ног до головы, а от приказных строгих ноток по спине бегут мурашки. Меня бросает в жар. Словно в тропиках оказалась: душно, влажно, дурманяще. Я сглатываю намёк на смущение и панику. Вспотевшими от волнения руками снимаю с себя домашнее фиолетовое платье. Яр наблюдает. Пристально, жадно. Зелень его глаз окрашивается в тёмный, а зрачки постепенно заполоняют радужку.

Мне нравится.

Затвердевшие соски просвечивают сквозь кружевной лифчик, и Яр это видит. Чувственные губы изгибаются в полуулыбке. От льющейся рядом горячей воды запотевает зеркала.