Пламя Сердца Земли - Светлана Багдерина

Ухмылка Костея, похожая, скорее, на оскал мертвой головы, не способствовала разговорчивости, и предатель-рецидивист лишь затряс головой, словно в припадке.

Колдун понял, что это был кивок согласия, и скользнул ладонью по одежде пленника. На глазах у потрясенного боярина все следы путешествия по лесу на животе исчезли, будто их и не было, и о том, что выбрал он в недобрый час не ту дорогу, напоминали только телесные повреждения средней тяжести. Костей окинул плоды трудов своих недовольным взглядом, поджал, скривив, губы и провел растопыренной пятерней по голове и лицу своего суперагента.

Пропала клочковатая нечесаная борода, пропали синяки из-под обоих глаз и прочие следы горячего приема передовыми отрядами наступающей армии; исчезла спутанная, ощетинившаяся сухими листьями и сосновыми иголками шевелюра: резкий осенний ветер теперь холодил лысый и круглый, как мяч, череп.

– Ну вот, теперь другое дело, – удовлетворенно кивнул Костей и щелкнул пальцами.

Успевший было привыкнуть к радостному чувству полета Букаха кулем обрушился на покрытую гарью землю.

– Отряхнись, – брезгливо поморщился Костей, видя, как добрая половина его трудов пошла насмарку.

Потом он повернулся к Кирдыку и кинул ему несколько отрывистых слов. Тот отдал честь, развернул и пришпорил коня и поскакал вдоль вытянувшегося чуть не до бесконечности войска.

Через десять минут Букаха был погружен на военный ковер-самолет и в сопровождении двух угрюмых громил в черном вылетел в месту высадки.

Проводив хищным взглядом быстро скрывшийся за верхушками ненавистных деревьев ковер, колдун нетерпеливо подал знак продолжать движение.

Заревели трубы, передавая эстафетой царский приказ, и огромное войско тронулось с места и покатилось вперед по лесной дороге подобно лавине,[52] остановить которую была не в состоянии ни одна преграда.

Хотя одна преграда, способная остановить костееву армию, все же нашлась. И даже скорее, чем царь того ожидал.

Он сам проехал по ней, скользнув лишь мимолетным взглядом и погрузившись далее в свои неглубокие, но широкие мысли. Пехота прошагала по ней, даже не заметив. Телеги с продовольствием, палатками и прочим добром прогрохотали, почти не замедлив хода. И только когда пришло время и очередь тяжелых возов с разобранными осадными машинами, маленькая, скромная речушка, покорно до сих пор протекавшая поперек лесной дороги, поднатужилась, поднапружилась, ровная доселе водная гладь вспучилась, словно над спиной всплывающего кита, с оглушительным треском своротила с опор крепкий еще, несмотря на прошедшую костееву орду, мост и залила берега.

В мгновение ока затопленным оказалось всё в радиусе двадцати метров от приказавшего долго и счастливо жить мостика, а сама дорога превратилась в непроходимую вязкую кашу из глины и ила.

Два огромных и тяжелых воза, имевших несчастье находиться на мосту во время природного бедствия, как легкие щепочки снесло по течению вместе с возницами и тяжеловозами метров на десять, надежно поставило поперек русла, заодно вывалив поклажу, и река, не находя больше привычного пути, стала искать альтернативный.

Каковым, после непродолжительного размышления, и была признана запруженная обозом и войсками дорога.

Погруженный в свои мысли Костей внезапно обнаружил, что он стал быстро погружаться еще и в холодную грязную жижу, еще несколько минут назад гордо именовавшуюся речной водой, проворно поджал ноги вместе со стременами, развернулся в седле и раздраженно рявкнул, обращаясь к мечущимся вдоль погрязшего войска советникам.

– Ну что там у вас еще случилось?!

– Кажется, наводнение, ваше величество!..

– Говорят, смыло два воза!..

– Остальные застряли в грязи!..

– И кто должен их из грязи вытаскивать? – холодным, как надгробие, голосом поинтересовался царь, и слова доклада застыли в горлах офицеров и советников…

Как бы эффектно ни прозвучала эта фраза царя, каким бы сарказмом ни отдавала, какими бы последствиями ни грозила, а вытаскивать засевший по самые оси и глубже обоз, усмирять реку и высушивать дорогу все равно пришлось ему.

Злой, грязный и промокший до нитки,[53] Костей провозился с ликвидацией последствий чрезвычайной ситуации до наступления ночи. Конечно, он располагал силой и умением десятка своих советников, но они по причине избыточного рвения, совмещенного с желанием показать себя в условиях, максимально приближенных к боевым, чаще умудрялись мешать, чем помогать.

Убедившись, что мост восстановлен, своенравная река вернулась в природой предназначенное ей русло, а виновных, как всегда, нет, он, мрачнее целого грозового фронта, отдал приказ разбивать лагерь.

Штабная палатка была раскинута прямо у реки – там, где он закончил борьбу со стихией. Выставив караулы из умрунов, генерал Кирдык по приказу царя привел под своды царского шатра одного из утопивших стратегический груз возчиков: побелевший почти до прозрачности Камень требовал свежей крови.

Как и сам царь.

Чтобы армия завтра с самого утра смогла без задержки выступить в поход, в завершение насыщенного грязной работой дня он решил починить и поврежденные возы при помощи Камня, но того, что произошло – а, вернее, не произошло – он не мог и предположить…

Костей угрюмо оглядел источник своей силы при свете тусклой и до отвращения не волшебной масляной лампы и покачал головой: за все пятьдесят лет его существования он ни разу так не истощался, даже когда перестраивался и переделывался замок старого царя в царстве Костей. А ведь тогда потрудиться пришлось немало – что ему, что Камню.

Но чтобы силы Камня не хватило на день…

«Откуда эта глупая мнительность? Наверняка причина в том, что я не подпитывал его с тех самых пор, как мы пересекли границу. Да еще сегодня пришлось приложить столько усилий – сначала ошейник для Букахи, потом это треклятое наводнение… Как там говорится у них, в Лукоморье? Мудро вечера утренее… вутро мечера ветренее… Утро вечера мудренее! Тьфу… Народная мудрость, кажется? Вот и проверим…»

Граненыч, проигнорировав подобострастно протянутые руки камердинера, повесил шубу на вешалку у порога, скользнул равнодушным взглядом человека, слишком вымотанного даже для того, чтобы проголодаться, по аппетитно расположившемуся на столе позднему ужину, имевшему все шансы стать ранним завтраком, и тяжело присел на край кровати.

Отогнав раздраженно второго камердинера,[54] он самостоятельно стянул с себя сапоги, в изнеможении откинулся на подушки, заложил руки за голову и через секунду наверняка уснул бы, но из стены у книжной полки без стука появился Дионисий – и сон был тут же отложен на потом.

Митроха вопросительно уставился сухими, воспаленными от постоянной и вынужденной бессонницы глазами на хозяина библиотеки, и тот не заставил себя ждать:

– Извини, что вторгаюсь к тебе в столь неурочный час, прервав твой мирный сон…

– Валяй, раз пришел, – сонно махнул рукой князь, приподнимаясь на локте.

– Но ты сам просил, если прибудет эстафета от Кракова, сообщать немедля.

Остатки дремы сразу как волной смыло.

– Как у них дела? – сел Граненыч и свесил с края высокой царской кровати тощие ноги в дырявых носках.

– Сорока на хвосте принесла, что армия Костея находится в трех днях пути от Лукоморска, и что всё идет по плану. Лешие продолжают устраивать засеки, завалы и ловушки вдоль всего маршрута. Колдуны Костея едва успевают лечить раненых. А еще она доложила, что сегодня – то есть вчера, незадолго до того, как Краков отправил очередную птичью эстафету – перед наступлением темноты армия проходила мимо Зеленой топи. Местная болотница была предупреждена Обдерихой, что после срабатывания ловушки к ней могут заявиться гости. Вчера – то есть позавчера – они уже проваливались в болото, ты помнишь, поэтому в этот раз были осторожней и прощупывали землю перед собой перед тем, как ступить. И болотница – не будь дурочкой – пропустила их с миром точнехонько до середины, а над самым оком выдернула у них кочки из-под ног. Сорока сама всё видела и говорит, что от пятнадцати зверолюдей не осталось и вскрика. Остальные, наученные опытом прошлых дней, даже не пошли их искать.

– Продвижение армии замедляется? – Граненыч уже вскочил, сдвинул нетронутый ужин на край стола и извлек из шкафа огромную карту.

– Пока максимум на день-полтора, – поджал губы и с сожалением покачал головой библиотечный. – Но если удастся задумка Обдерихи и водяницы из Позими, то, возможно, мы сможем выиграть еще столько же. А пока Костей спешит, по-прежнему сам расчищает завалы и ровняет дорогу, хотя и лешие, и дорожные стараются вовсю…

– По-прежнему колдовством? – угрюмо уточнил Граненыч, зная ответ наперед.

– Колдовством, – невесело вздохнул хозяин библиотеки. – Краков передает – стволы толщиной в три обхвата так в стороны и летят… Будто соломинки…