Необъявленная война: Записки афганского разведчика - Ким Николаевич Селихов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может, Махаммад убил Джамиля? Разбрелись в этой заварушке. Кто родной, а кто нет… Карает нас, афганцев Аллах за грехи тяжкие. Слыханное ли дело, брат на брата руку поднял.
Чуть замедлил свой шаг похоронный кортеж. Сменились люди, приняли на свои руки тела погибших, двинулись гуськом по серому бетону. Опираясь на палку, заспешил и старик к своему сыну. А вокруг буйствовала весна, расстилалась зеленым ковром ранних всходов с дурманящими запахами миндаля и акаций. Ослепительно блестят вдали снежные вершины молчаливых гор, над головой ясное, ключевой синевы безоблачное небо. Но мертвых не разбудит солнце. Земля, которая рождает жизнь, уступила смерти, она готовится принять в свои объятия погибших неизвестно за что молодых афганцев. Жестокая несправедливость оборвала песню на полуслове.
— Пора ехать, Салех! — услышал я за своей спиной. Еще раз посмотрел вслед удаляющейся процессии и послушно пошел к машине. Надоело играть в молчанку, спрашиваю Гульпачу:
— Послушай, будь другом, куда все же мы едем, что ждет меня впереди?
Она взглянула на меня через боковое зеркальце, усмехнулась.
— Какой нетерпеливый… Узнаешь все в свое время.
— Но где я жить буду? Это, надеюсь, не тайна?
— Не бойся, в лагерь беженцев тебя не поселят. Найдутся более комфортабельные условия. Не всем, кто с родины бежит, живется плохо в чужих краях. Ты будешь жить богато, — продолжает она, не снимая рук с руля машины. — Если, конечно, дураком не окажешься. Деньги, что дождь, твою голову осыпать могут. Надо только постараться. Ты слышишь меня, Салех!
— Бисер хуп! — отвечаю я, закуривая новую сигарету.
ГЛАВА XIV
Может, все ночи в единый слились монолит?
Может, все звезды пьяны, а вселенная спит?
Утро, явись! Иль тебя удушили в дороге?
Небо, вращайся! Неужто твой обод разбит?
Джамаладдин Исфахани
Вместо обещанного подполковником Сарваром отдыха предстояла каторжная работа. Она начиналась сразу же после завтрака в моем номере гостиницы «Интерконтиненталь». Я попал в руки к двум настырным парням. Трудно понять, кто они были по национальности. Парни говорили почти без акцента как на пушту, так и на дари. И тут же, без всяких раздумий и пауз, переходили на чистый английский. На вид вроде земляки, особенно Гулям. Он очень был похож на тот романтический образ юного героя-повстанца с черной бородой и ястребиными глазами, о подвигах которого невесть что сочиняют западные газеты. Надыр в героя явно не вышел. Плечи худенькие, нос почти не виден из-под больших стекол очков, раньше времени плешь на затылке.
— Здесь вопросы задаем мы! — строго, словно с ним кто спорил, сказал Гулям при первом знакомстве.
— Надеюсь, нет надобности предупреждать о наказании за ложные показания, господин Салех? — вежливо, в отличие от своего товарища, спросил Надыр, заправляя лист чистой бумаги в каретку портативной машинки.
Гулям задавал вопросы, ответы печатал Надыр… Делали перерыв, пили по чашечке превосходного кофе по-турецки, дымили сигаретами — и снова вопросы. Теперь уже пришла очередь Надыра. Черная борода Гуляма чуть не ложится на клавиши машинки. Вот здесь-то я и оценил по-настоящему своего друга Ахмада. Недаром он так дотошно по нескольку раз требовал от меня точных и ясных ответов, которые можно легко проверить, подтвердить документами, свидетельством самого Седого.
— Никакой фантазии. Только голые и правдивые факты.
Этих парней интересовало буквально все, начиная от первого дня моего пребывания в Пули-Чархи до калибра новых горных орудий, от доходов моего дядюшки до организации политической учебы солдат. Люди, с кем общался, их настроение, отличительные черты характера. Отряды народных добровольцев: явление случайное или закономерное, взаимоотношения между афганскими и русскими офицерами. Новая амнистия заключенным, как это нужно понимать? И снова к пушкам, вертолетам, боеприпасам. Парни они были нетерпеливые, иногда, не дослушав ответ на один вопрос, задавали другой.
К обеду покидали мой номер, унося каждый раз портативную машинку и папку с ценными сведениями агента по кличке Хирург. Черт их знает, почему они решили так меня именовать в целях конспирации. Ну да пусть, Хирург так Хирург…
Выжатый как лимон, я спешил принять ванну, чтобы, отобедав и отдохнув немного, садиться за письменный стол. Рабочий день продолжается… Я должен письменно ответить на ряд вопросов, которые, уходя, не забывали оставить на листе бумаги Гулям и Надыр. Эти парни даром хлеба не ели, собирая по крупицам нужные для ЦРУ сведения.
* * *
«Пешавар… Угрюмому… Беспокоимся здоровьем Хирурга. Анис».
«Кабул… Анису… Проверка прошла нормально. Разведданные, переданные Хирургом для ЦРУ, не вызвали подозрений. Хирург получил передышку. Угрюмый».
* * *
Наконец я имел возможность осмотреть город, в котором живу уже несколько недель. С утра отправился бродить пешком по его улицам и закоулкам. Это был типичный город Востока. Здесь такие же, как и в Кабуле, водители машин. Попав в затор, отчаянно нажимают на сигналы, высовываются из окон кабины и, не стесняясь в крепких выражениях, ругают на чем свет стоит друг друга! Верблюды, запряженные в тележку с автомобильными скатами, презрительно поглядывают свысока на разгоряченные головы водителей. Стоит, не шелохнется, как будда, на своем высоком дорожном постаменте полицейский. Сухопарый, сонный, кажется, ко всему безразличный. Но вот ожил, задвигался, щелкнул каблуками, лихо повернулся, жезл к груди, и, как по мановению волшебной палочки, с визгом и стоном рванулся вперед автомобильный поток. Толпа людская, собственных машин не имеющая, тоже спешит неизвестно куда.
Но сколько ни колеси по улицам, а города не познать без базара. Здесь, в толчее людской, весь он как на ладони, со своими нравами и обычаями, характером и трудолюбием. У меня кончились сигареты. Рядом оказался крохотный табачный дукан, сколоченный из тонких досок от ящиков, ржавых листов жести. Сюда, видно, редко заходит покупатель. Хозяин разомлел от жары, похрапывает, причмокивая губами, за прилавком своей лавчонки. На кончик горбатого носа уселась жирная надоедливая муха. Дернулась лохматая голова хозяина раз, другой. Муха ни с места. Хватил со злости пятерней по своему носу — вмиг проснулся. Увидел меня — обрадовался.
— Добро пожаловать! День добрый! Очень хорошо, что заглянул ко мне…
— Пачку «Кемел». Только не американскую, а турецкую. Найдется, надеюсь?
— Найдется, найдется… для такого важного господина! — Он говорил на дурном английском языке и все время улыбался, показывая красивые, белоснежные зубы. — Я сейчас принесу… Здесь не держу… Табак, боюсь, пересохнет…
Он поднялся со своего места, ростом под
