Lavondyss_Rus - РОБЕРТ ХОЛДСТОК

Пожалуй она может заставить их принести его обратно, если позовет более нежно. Да, это было бы неплохо. Они еще не дошли до реки, и однажды уже слышали ее крик. Она вскарабкается по веткам Победителя Бури в последний раз, позовет их, убедит их, скажет им свое имя, и потом, когда Скатах восстановится от ран, он всегда будет с любовью вспоминать о ней.

Ее время с ним еще не настало. Надо ждать, когда она будет старше.

На какое-то мгновение она будет духом дерева, но таким, которого не надо бояться.

Она три раза обежала вокруг каждого из упавших камней, Людей Трактли, не зная, какой именно из них камень Скатаха, потом вернулась к дереву, быстро забралась на него и проползла по ветке туда, где ярилась буря и освещенная светом факелов ночь была первым памятником всем мертвым, павшим в этой древней битве.

Она ожидала увидеть повозку и женщин в лохмотьях, но с ужасом поняла, что тот мир опять обманул ее. У реки горел огромный погребальный костер, его пламя молча плясало на фоне темной стены леса.

На костре лежал человек. Скатах, конечно. Таллис отчетливо видела его, и огонь уже подбирался к его телу.

Дуб обгорел и почернел, но огонь погас; остался только его призрак, задержавшийся в дымящемся стволе, но Таллис даже не заметила его. И закричала, когда пламя начало пожирать Скатаха и его яркая жизнь унеслась в штормовое небо. 

Последним она увидела всадника, галопом вылетевшего из леса; ветер раздувал черный плащ, развевалась темная грива лошади. Таллис сразу же решила, что всадник — женщина, хотя не могла сказать, почему. Всадница объехала погребальный костер дважды, справа налево, потом еще раз, отблески пламени играли на ее белых, вымазанных глиной волосах, мрачном лице и обнаженных руках и ногах. Она печально закричала — как будто закричали певчие птицы, изгнанные из этого запретного места зимы, Земли Призрака Птицы.

СКОГЕН[11]

Тень Леса

Спустя неделю настал август. Таллис все так же грустила и не хотела готовиться к фестивалю песни и пляски, каждый год проходившему в Теневом Холме. Она не хотела ничего рассказывать, и родители оставили ее проводить время в мрачных раздумьях где-нибудь на природе.

Однажды мать сказала, что ее тревожат чувства дочери.

— Я должна это загладить, — ответила Таллис. — Я ошиблась, все поняла неправильно. И это повредило ему. Я должна все исправить. Пока я это не сделаю, я не могу начать искать Гарри. Или Охотника.

Маргарет Китон ничего не поняла и оставила Таллис ее собственным затеям.

Каким?

Таллис нелепо ошиблась. Пустотница помогла ей открыть первые ворота в запретный мир, иноземье, древнюю страну, чье настоящее имя до сих ускользало от нее, хотя она несколько раз пыталась «услышать» его, мысленно. Пустотница обучала ее, но она позорно провалилась на экзамене. Не желая довольствоваться печальной смертью и чудесным духовным освобождением Скатаха, она вмешалась в процесс, на который была обязана только смотреть. Она что-то изменила. Сделала что-то очень плохое. И Пустотница, замаскированная женщина из леса, очень возбудилась. Сейчас она постоянно следовала за Таллис, но исчезала в тенях, когда девочка пыталась приблизиться.

Таллис изменила видение. Вмешалась. Действовала неправильно.

Она чувствовала неодолимую нужду загладить вину перед Скатахом. Но не представляла себе, как изменить заклинание. Она не представляла себе, как послать призрака своим путем, освободить его от образа в своем измученном сознании, который — она была убеждена — держит его пленником в Земле Призрака Птицы.

Она задержала его между мирами. В чистилище. Она должна найти заклинание, которое освободит его и даст направиться в путешествие. Тогда и она сама освободится, для поисков Гарри, для поисков пути в Райхоупский лес.

В день фестиваля Таллис проснулась до рассвета. Она быстро оделась и, на цыпочках выйдя из дома, побежала через поля к Камням Трактли. Какое-то время она стояла около Победителя Бури, глядя на его летние ветки и слушая тишину. Ничего, никакого намека на зимнюю бурю. Лики воронов, нацарапанные на нем несколько дней назад, исчезли. Огромное дерево впитало магию, залечило свои раны. И еще Таллис заметила, что с тех пор, как пустой путь закрылся, ни одна птица не залетела на луг.

Ее сердце рвалось в Землю Призрака Птицы, ей хотелось посидеть на камне, который, как она думала, был посвящен Скатаху, но из-за недавних событий она сдержала себя. И ей представлялось, что сейчас ей запрещено бывать на лугу и его могиле. Поэтому она обогнула поле и пошла к Ручью Охотника, присела на корточки и стала глядеть на безымянное поле и темную лесную страну, освещенную холодным светом нового дня.

Тот самый лес, который она видела в своем видении, и всадница с вымазанными глиной волосами, прискакавшая оттуда, плачущая, горюющая по умершему… 

«Я должна пересечь поле, — зло подумала Таллис. — Я должна найти его имя. Иначе я не смогу найти Гарри. Но на нем нет никаких знаков, нет камней, холмов, деревьев, рвов; ничего. Как же тебя зовут? Как тебя зовут?»

Внезапно она услышала, как кто-то свистит. Очень веселая мелодия. Она напоминала песни, которые Таллис часто слышала за свою жизнь; Кости всегда насвистывал сам себе. Примерно такие мелодии скоро зазвучат в Теневом Холме, под них будут петь и плясать. Но эта мелодия пришла не от танцоров моррис с цветочными шляпами на голове, и не от местных девушек в веселых юбках, в башмаках и шляпках. [12]

Таллис внимательно осмотрела старого человека. Казалось, он только что вышел из Райхоупского леса. Пока она изучала его, на краю зрения мелькали стремительные дрожащие силуэты. Значит, он мифаго; она создала его, из своего собственного сознания, как Пустотницу, как Габерлунги...

Старик не торопясь шел по опушке Райхоупского леса через высокую траву и кусты. И вскоре болотистая почва начала засасывать его. Он перестал насвистывать, что-то раздраженно пробурчал и, резко повернув, пошел прочь от леса, через поле, к Ручью Охотника. Он прихрамывал и опирался на палку. Увидев Таллис, сидевшую на корточках по ту сторону ручья, он поднял палку, приветствуя ее. Она встала.

Незнакомец был очень высок и крепко сложен. Зеленые короткие штаны, тяжелые сапоги и водонепроницаемая куртка, висевшая на его плечах как мешковатый плащ. Очень короткие и очень белые волосы были аккуратно зачесаны набок. Довольно тяжелое бледное лицо, с которого глядели дружелюбные добрые глаза. Улыбнувшись девочке, он сложил губы и опять засвистел. Дойдя до ручья, он сел и начал снимать с себя сапоги.

— Не подумал, что делаю, — сказал большой человек Таллис. — Шел и наслаждался ранним утром; и прямо в яму. Наверно, там не меньше двадцати футов в глубину.

«В полях есть ямы, — подумала Таллис, — но не там, где ты ходил».

Она молча глядела на человека, слегка нервничая... быть может, он не мифаго? Незнакомец беспокойно посмотрел на нее.

— Ты рано вышла из дома, — наконец сказал он.

Таллис кивнула и человек улыбнулся:

— Кот схватил за язык?

Она весело высунула язычок, показывая, котами здесь и не пахло.

Наконец он полностью снял сапоги. Под ними оказались мокрые носки, и он вытянул ноги, давая вставшему солнцу высушить их. Он откинулся на траву и расслабился.

— Ночь я провел в Райхоупском поместье. Очень приятное место. И очень вкусный ужин. Не зря Гарри Восьмой приезжал сюда охотиться. — Он привстал, опираясь на локти. — Я приехал на фестиваль. Ты пойдешь туда?

«Конечно, — подумала Таллис. — Все пойдут на фестиваль народных танцев».

— Если ты пойдешь, мы, конечно, там увидимся. Хотя я и не буду танцевать, увы. — Он хихикнул и оглядел мирный пейзаж. — Имей в виду, — сказал он, — когда-то я танцевал до утра. И однажды приезжал сюда, очень молодым человеком. Я собирал песни. Старые песни. Народные. Фестиваль в деревне очень привлекал людей вроде меня, только что окончивших университет. У этого места есть свое очарование. Магия. Я это не могу объяснить. А ты? Но я знаю, что через много лет меня потянуло сюда, и я чувствую себя возбужденным, как ребенок, которому в первый раз подарили модель поезда. — Он вопросительно посмотрел на Таллис. — Ты боишься меня? Тебе сказали не говорить с незнакомыми людьми?

«Конечно нет, — подумала она. — Конечно не боюсь».

— Конечно не боюсь, — повторила она вслух.

— Ага! Так ты умеешь говорить. А есть какое-нибудь имя, которое ходит вместе с такой осторожной девочкой?

— Таллис, — сказала она.

Незнакомец, казалось, впечатлился:

— Необычное и очень милое имя. И очень хорошее. Когда-то так звали одного очень утонченного человека. Несколько сотен лет назад. Он писал музыку для церкви. Очень хорошую. [13]