Lavondyss_Rus - РОБЕРТ ХОЛДСТОК
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да. Она спустится к нему. Когда будет старше. Когда придет время объединить души двух миров. Но сейчас она еще не готова, нет.
— Таллис!
Злой голос разорвал мгновение радости.
Она едва не соскользнула с ветки, с трудом удержав равновесие, но запретное место исчезло.
За полем, на конце луга Камней Трактли, ярко вспыхнул факел. Опять кто-то прокричал ее имя, и она поняла, что это отец.
Он постучал в дверь ее комнаты, потом открыл. Таллис осталась стоять у окна, угрюмо глядя на газон. Она чувствовала себя бодрой, хотя и не спала. Она надела джинсы, белую блузку и кеды. И не вымыла лицо, довольная тем, что на нем остались слезы — напоминание о ее злости.
— Таллис?
— Уходи.
Он уже успокоился. Но еще недавно был зол и испуган. Середина ночи! Но сейчас только встревожен. С дочкой что-то происходит, и его это очень беспокоит. Обычно она так себя не ведет. Ее что-то тревожит, и он должен узнать, что именно.
— Почему ты пошла к дереву? Что ты там делала?
Она не ответила.
— Таллис? Почему ты отвечаешь? Я больше не злюсь.
— А я злюсь. Ты отправил его обратно.
— Его? Кого я отправил обратно?
Она с яростью посмотрела на отца, закусила губу и сузила глаза, как если бы хотела бросить вызов его глупости. Он улыбнулся. Небритый, в пижаме, седеющие волосы, обычно аккуратно зачесанные назад, растрепаны. Она дико и странно посмотрела на него. Он нежно коснулся руки дочери:
— Помоги мне понять, Таллис. Кто там был? В дереве?
Она посмотрела в сторону Камней Трактли. На глазах опять появились слезы, сердце сжала незнакомая глубокая тоска. Она хотела своего воина, хотела быть там, смотреть на него. Своим юным острым умом она поняла странную правду: для ее раненого героя время существует только тогда, когда она смотрит на него. Буря приближается. И скоро там пойдет дождь.
Каким-то способом, более глубоким, чем обычная логика, она знала, что с приходом дождя ее роман закончится. Как если бы часть ее знала правду, знала, почему потускнели глаза молодого воина, и этот крик, последний, полный облегчения...
Тем не менее она отказалась признавать это. Он не мертв. Он будет жить, опять.
Несмотря на что-то... что-то ужасное...
Она думала об этом всю ночь и в ранние часы рассвета, стоя у окна и глядя на Победителя Бури, ждавшего ее.
Она боялась идти назад. Боялась увидеть его. Каждая минута, проведенная с ним, означала, что буря на минуту приблизилась и его жизнь на минуту сократилась.
Она боялась бури. Она видела мрачные силуэты падальщиков, круживших прямо под облаками. Нет, это не обычная буря. Ветер, посланный из ада, чтобы смести с лица земли ее героя, пожрать мертвых... и умирающих. Она читала о таких бурях. Она знала имена всех адских воронов, воронов скальдов[10], мусорщиков, пожирателей мертвых...
Отец все еще что-то говорил. Она, не слушая, резко оборвала его:
— Что написано на Людях Трактли? На камнях?
Он очень удивился:
— Какая-то бессмыслица. Я же тебе говорил.
— Там должно быть что-то еще. Кроме «чужака» и «птицы». Нет ли там имени?
Он какое-то время думал, потом кивнул:
— Да. Вроде да. Несколько имен. Очень странных. Кажется, я видел их в книге по истории нашего графства.
— Что за имена? — обрадовавшись, спросила она. — Нет ли среди них Скатах?
Его недовольство было почти осязаемым, но в конце концов он только пожал плечами.
— Не помню. А откуда взялось это имя?
— Он был там. Его зовут Скатах. Он из древних людей, но сам совсем молодой. Я его видела, и он... прекрасен. Как Гавейн.
— Гавейн?
Она подбежала к книжной полке и вытащила переплетенный в кожу том. Положив книгу на кровать, она быстро нашла нужную страницу и показала отцу картинку, человек на которой напоминал ей юношу на лугу. Джеймс Китон какое-то время глядел на сэра Гавейна, потом перевернул несколько страниц и нашел письмо, написанное его отцом несколько лет назад.
— Это почерк твоего деда. Ты прочитала письмо?
Таллис не слушала. Широко открыв глаза, она глядела на луг, ее лицо лучилось от удовольствия. Теперь она знала имя юноши. Он сам назвал его. И без сомнения, оно было выбито на камне, среди тех странных имен. Действительно странное, но для ее ушей оно прозвучало как музыка. Скатах. Скатах и Таллис. Таллис и Скатах. Скатах и Дух Дерева. Камень Скатаха — памятник в честь великого героя, младшего сына, стоящий на поле, где он нашел жизнь и любовь со странной юной принцессой из другого мира.
Она захлопала в ладоши. Она должна опять увидеть его. Потом вспомнила бурю и испугалась. Она слишком молода, чтобы помочь ему, по-настоящему. Не сейчас. Надо подождать.
— Таллис? Кто в дереве?
Пришла ее очередь быть нежной, и она быстро пробежала пальчиками по лицу отца, успокаивая его.
— Он не в дереве. Он под деревом. Скатах. Так его зовут. Он очень молодой и очень симпатичный. Когда-то, очень давно, он был великим воином. В бою его ранили, но к нему на помощь пришел дух дерева и спас его.
Отец нахмурился и сказал:
— Я хочу увидеть его, Таллис...
Она покачала головой и прижала палец к его губам.
— Папочка, я не могу. Извини. Он мой. Скатах мой. Он принадлежит мне. Вот почему Пустотница разрешила мне увидеть его. Это часть моей подготовки, разве ты не видишь? Истории, маски... Я должна делать то, что мне скажут, и видеть то, что мне показывают. Я не могу сопротивляться. Я должна спасти Скатаха перед тем, как придет буря. Я уверена, что это моя обязанность, мое предназначение. Прежде, чем придет буря. Прежде, чем прилетят вороны. Ты понимаешь?
Он озабоченно взъерошил ее волосы.
— Нет, моя дорогая, — тихо сказал он. — Я не понимаю. Пока. — Он быстро обнял Таллис. — Но я пойму. Обязательно пойму.
Он встал с кровати и вышел из комнаты. У самой двери он оглянулся. Таллис опять стояла у окна. Она улыбалась, закрыв глаза, и тихо шептала:
Я — последний выживший лист.
Я — охотник в пещерах.
Я — белая память жизни.
Я — кость земли.
Воро́ны летят. И ушастые совы, и кровавые во́роны. Хищники. Птицы из ада. Летят, чтобы обглодать мертвых, разжиреть на их плоти. Она должна остановить их. Она должна защитить его. Она должна найти заклинание, которое заставит их повернуть. Она должна найти их кости. Таллис очистила одну из стен комнаты, сняв все маски, висевшие там, кроме Соколицы, потому что сокол был охотником, и она была охотником, и Скатах был охотником; через глаза сокола она видела ненавистных птиц, пировавших над мертвыми.
Вокруг Соколицы она нарисовала во́ронов и воро́н, используя акварельные краски и уголь. И каждую птицу она ослепила ножом, вырезав глубокие дыры на месте холодных пронизывающих глаз. Она сделала модели птиц, из соломы, бумаги и глины. И каждую из них она похоронила на лугу Камней Трактли, клювом вниз. Могилы она отметила перьями мертвых птиц, которых нашла в живых изгородях. И привязала черные перья и лоскутки своей белой ночной рубашки к каждому из дубов, окаймлявших луг Камней Трактли. Из царапины на колене выдавила немного собственной крови, смешала с водой ручья и соком крапивы и чертополоха. Получившейся краской она нарисовала на дубах птиц, разрубленных пополам; стрелы, летящие в облака, в которых они прятались, и, отдельно, сломанные клювы.
Наконец она вырезала на Победителе Бури две маски: одна смотрела внутрь луга, вторая наружу. Это были маски победителя, и она сделала их в виде соколов.
Таким образом она превратила луг в кладбище стервятников. Тем не менее она чувствовала, что круг воронов еще близко. Так что она собрала птичьи черепа и кости — все, какие только смогла найти — выдернула из червивых трупиков перья и клещами счистила все мясо. Голые кости она положила в кожаный мешок и каждый день бегала с ними вокруг луга.
Ближе к середине лета Таллис почувствовала, что должна опять увидеть Скатаха, хотя бы на мгновение; скоро опять в школу, и ей нужны силы, чтобы дотерпеть до рождества и нового года. А там она станет старше и сможет помочь ему.
Она приходила к Победителю Бури, садилась под него и читала книги. И еще она любила ложиться под дубом — одна рука под голову, вторая вытянута вверх — и изгибать тело точно так же, как Скатах, который лежал здесь. Он глядел вверх, она тоже глядела вверх и, возможно, видела то же самое, что и он — переплетение листьев и темные сучья. Но никто не улыбался Таллис; дух дерева открывался только ему.
Спустя несколько недель она убедилась, что женщины в масках, обитавшие в лесу, носились по подлеску со все возраставшим волнением. Однако она почти не замечала их. Ее поглотил образ молодого человека, Скатаха. Она забыла о Гарри.
Однажды, услышав лошадей, она попыталась последовать за ними, но быстро сдалась. В истории Скатаха, которую она стала называть повестью о Старом Запретном Месте, многое прояснилось. Он не только был потерянным сыном, но и рассказ о нем потерялся во времени, забытый теми, кто сохранил так много других легенд. Она пыталась придать смысл мыслям, чувственному волнению, отрывистым картинам странной страны, крепости, покрытой землей, и всем диким звукам приключений, которые составляли повесть о Старом Запретном Месте.