В водовороте века. Мемуары. Том 1 - Ким Сен

Эти «разведданные» были небылицами, выдуманными самим Хоном.

В мае 1923 года была упразднена должность помощника жандарма. Хон Чжон У пришел к моему отцу и сказал, что он больше не может служить во вражеском органе и хочет участвовать в движении за независимость, переправившись в Китай вместе с семьей. В тот день отцу стоило больших усилий отговорить его от этого. Он сказал ему:

— Вернитесь в родной край и помогите по-прежнему в нашем деле, работая в полицейском органе. Так вы сможете оказать нам большую помощь, хотя и не будете вступать в Армию независимости.

Отец попросил Хона зайти в Мангендэ и передать родителям его привет, когда тот вернется в родной край.

По возвращении на родину он так и сделал — немедленно посетил Мангендэ и передал моим деду и бабушке привет от отца. Согласно совету отца, он работал полицейским в родном краю, а с 1927 года стал служить полицейским Тэпхенского участка. Он не раз предлагал начальству назначить его в этот участок. И, прибыв в Тэпхен, он сразу же посетил мой родной дом в Мангендэ и поздравил моих деда и бабушку с новогодним праздником. Сопровождавший его слуга полицейского участка привез им водку, свинину и апельсины. Деревня Мангендэ тоже находилась под контролем Тэпхенского полицейского участка.

До самой своей смерти Хон Чжон У, следуя советам моего отца, сохранял совесть корейской нации, неизменно и активно охранял нашу семью. Он переместился в Тэпхенский полицейский участок тоже с тем, чтобы охранять наш дом в Мангендэ. Пока этот человек ведал делами в селе Нам, мой дед и дядя Хен Рок меньше испытывали неприятностей из-за врагов. Начальник участка постоянно твердил ему, что члены семьи Ким Хен Чжика давно известны как люди, имеющие антияпонские идеи, и потому следует строго следить за ними и часто вести у них обыски. Но Хон Чжон У каждый раз уклонялся от этого, отвечая, что за этой семьей нет ничего особенного.

В первые дни после освобождения страны народ повсюду хватал и жестоко избивал прояпонских извергов. И только один Хон Чжон У не подвергался побоям и жил без всяких неприятных происшествий. Он работал в родном краю полицейским с пенсионным обеспечением, но не причинял людям зла и закрывал глаза на поступки, нарушавшие японские законы. Поэтому он и не нажил ненависти к себе.

Да, он подвергался подозрению из-за собственной биографии, но никогда и никому не говорил о том, что он делал раньше. Обыкновенный человек написал бы ко мне письмо, чтобы хотя бы избавиться от подозрения, но он не сделал и этого.

Спустя несколько лет после окончания Отечественной освободительной войны я дал своим сотрудникам задание найти Хон Чжон У и нашел его в Сунчхоне. Оказалось, он был уже стариком, которому перевалило за шестьдесят. Но мы все равно послали его на учебу в провинциальную школу по подготовке кадров. И после окончания этой школы он жил скромно и спокойно со своей врожденной натурой. Остаток своей жизни он целиком отдал работе по отысканию следов революционной деятельности моего отца.

Такому человеку, как Хон Чжон У, который решил жить своим духом и собственным разумением в интересах страны и нации, не была помехой даже полицейская форма и должность полицейского. Дело не в должности или форме, а в идее и духе человека.

Воспитание подрастающего поколения по-прежнему оставалось в Бадаогоу проблемой, на которую отец обращал неослабное внимание. И после того, как он сменил профессию учителя на профессию врача, он прилагал огромные усилия к воспитанию подрастающего поколения, как и во время, когда он преподавал в школе. Он был убежден, что можно добиться независимости страны и построить могучее и богатое суверенное государство только тогда, когда через школы и вечерние курсы просветить массы и подготовить в большом количестве способные кадры.

Летом 1924 года в Саньюаньпу состоялись летние семинары для учителей корейских начальных школ. Тогда отец разработал конкретное содержание преподавания и определил даже песни для школьников.

Благодаря усилиям отца в Бадаогоу была основана корейская школа. В этой школе даже учились молодые люди и дети из Пхопхена, которые пришли со своим рисом и учили родной язык, сами готовя себе пищу.

Отец всегда и везде наставлял:

— Воспитание подрастающего поколения есть основа для независимости страны и государственного строительства. Человек неграмотный все равно что животное. Только усвоив знания, он может вести себя, как подобает человеку, и вернуть себе потерянную страну.

Я глубоко в сердце запечатлел слова отца, его мудрые советы, и учился всегда усердно. Начальная школа в Бадаогоу, которую я посещал, была четырехклассной китайской школой. Там преподавали на китайском языке и предметы тоже были китайскими. В этом городке раньше не было корейской школы, поэтому по возвращении домой я получал от отца индивидуальное образование. Он учил меня родному языку, географии и истории Кореи, часто рассказывал мне о Ленине, Сунь Ятсене, Вашингтоне и других известных людях мира. Он называл несколько романов и книги передового содержания и требовал прочитать их и высказать свои впечатления, обеспечивая таким образом систематическое руководство чтением мною отечественной и мировой литературы. Благодаря его вниманию и заботе я в те годы мог читать много книг хорошего содержания, такие, как «Великие люди Кореи», «Биографии героев Кореи», «История русской революции и Ленин» и другие, а также газеты и журналы.

Отец строго контролировал мои занятия. Был и такой случай, когда он дал мне и розог, даже и младшему брату Чхоль Чжу и даже дяде Хен Гвону, если мы проявляли лень в учебе.

Мать тоже уделяла серьезное внимание моим занятиям. Когда я возвращался из школы и собирался идти в горы за дровами, она говорила:

— Не надо идти за дровами. Лучше учись.

И помогала мне выделять из своего бюджета больше времени учебе. Видя, как она заботится обо мне, а сама не имела приличной одежды, испытывая одни только невзгоды, я думал, чем бы я мог порадовать ее. И вот однажды пошел в Пхопхен и купил ей резиновую обувь на деньги, которые она дала мне на покупку спортивных тапочек. В ответ на это она мне сказала:

— Ты еще мал, но мысль у тебя глубокая. Но это неважно, какая у меня обувь. Я рада, когда вы учитесь хорошо и растете крепкими.

Мать делала все, что в ее силах, чтобы я рос со светлой душой и был веселым и бодрым. Поэтому я мог расти без тени в душе, со светлым оптимизмом. Помню, что в детские годы в Бадаогоу я шалил больше, чем когда-либо. Иногда совершал даже такие шалости, что взрослые только ахали да цокали языками. Впрочем, какое детство без шалостей!