Друид - Клауде Куени

— Что скажешь, Люсия? Может быть, ты знаешь бога, к которому следовало бы сейчас обратиться с мольбой о помощи?

Едва услышав мой голос, Люсия тут же подбежала ко мне, лизнула в щеку, а затем начала обнюхивать шею и грудь, с которых дождь еще не успел смыть запах блевотины убитого мною германца. Мою душу переполняла ярость.

Даже если я буду идти четыре дня без остановок — а я прекрасно понимал, что мне подобный темп не по силам — любой всадник сможет меня догнать меньше чем за полдня. Чтобы преодолеть всего лишь одну милю, мне требовалось в пять раз больше времени, чем человеку, обе ноги которого были здоровыми. Я не видел смысла идти дальше. Мне нужна была лошадь. Опершись на взятый у мертвого германца железный меч, я попытался подняться на ноги, но острие тут же вонзилось во влажную, пропитанную водой землю. Мне не оставалось ничего другого, кроме как ползти на четвереньках по липкому месиву из воды, почвы и глины. Порывы ледяного ветра с силой обрушивали на меня огромные капли воды. Любому человеку с онемевшими мускулами, который не может спрятаться под крышей у теплого очага, холодный дождь причиняет невероятные мучения. Сковывающий тело холод превращается в настоящую пытку! Руки, ноги и спину пронзает такая боль, словно кто-то бьет тебя плеткой. Но я не собирался сдаваться. Нет, богам не удастся сломить мою волю, даже если с неба посыплется град размером с куриное яйцо. Я твердо решил двигаться на юг и во что бы то ни стало добраться до какого-нибудь селения, где я мог бы купить лошадь. Либо мне удастся это сделать, либо я умру, лежа в грязи. Сейчас я понимал, что шансы мои уменьшались с каждым мгновением. Германцы были повсюду — всадники могли появиться в любое мгновение. Но, в отличие от римлян, германцы не умели в полной мере воспользоваться удачным для себя стечением обстоятельств и победой.

В этом отношении они тоже были очень похожи на нас, кельтов. Нам нужно не много — подраться в свое удовольствие и захватить богатую добычу. Мы никогда не стремились завоевать весь мир и построить гигантскую империю. Лишь благодаря этой общей черте германцев и кельтов у меня пока что оставался хоть какой-то шанс выжить. Я еще на что-то надеялся. Правой рукой я нашупал в грязи толстый сук дерева, опираясь на него, встал на ноги и пошел так быстро, как только мог, вдоль гребня холма. Мне казалось, будто мои ступни наливаются свинцом. Каждый шаг требовал от меня больше усилий, чем предыдущий. Вытаскивать ноги из грязного месива становилось все труднее и труднее. На мои подошвы налипли огромные куски глины и земли. Вдруг моя левая нога погрузилась по щиколотку в грязь, я потерял равновесие и рухнул как подкошенный. Скользя вниз, я сам себе напоминал бочку, катящуюся быстрее и быстрее с каждым мгновением. Казалось, что я катился по скользкому склону целую вечность. Ударившись коленями об огромный камень, я перелетел через него и упал на живот прямо в протекавший рядом ручей. Словно богам показалось мало той воды, которую они уже вылили на меня!

Ручей был довольно мутным, но вода в нем не пахла гнилью. Что мне оставалось делать? Я решил отнестись к этому факту как к доброму знамению, ниспосланному мне нашими богами воды. Я встал на колени и тщательно вымыл грудь, а затем шею. Наконец, поднявшись на ноги, я увидел труп, плывущий ко мне по течению. Поскольку тело было перевернуто на живот, его лица я не видел. Однако, присмотревшись повнимательнее, я понял, что это был старейшина нашей деревни Постулус. Из его спины торчали четыре стрелы. Похоже, его убили, когда он пытался убежать от преследователей. Подтянув тело к берегу, я снял с него все украшения, свидетельствовавшие о знатном происхождении их владельца: торкус, массивный золотой обруч, который старейшина нашей деревни носил на шее. Затем я положил Постулусу под язык серебряную греческую драхму для паромщика. Я надеялся, что он встретится с дядюшкой Кельтиллом, а паромщик не только усадит их на лучшие места, но и нальет по кубку фалернского вина. Двух серебряных монет должно было вполне хватить, чтобы расплатиться за подобную роскошь.

На противоположном берегу я обнаружил тело убитого германца. Из его правого бока торчал меч Постулуса. Надеясь втереться в доверие к германским богам и заручиться их поддержкой, я положил мертвому воину под язык мелкую монету — медный римский асс. Во всяком случае, этого должно быть вполне достаточно, чтобы заплатить лодочнику за стоячее место и перебраться на другой берег.

Все мое тело было покрыто небольшими кровоточащими ранами. Германский меч я уже успел где-то потерять, но лук и колчан со стрелами оставались при мне. На поясе висели оба кинжала, полученный от дядюшки Кельтилла кошелек с деньгами и волосы, отрезанные мною у поверженного германского вождя.

Я инстинктивно поднес руку к шее и дрожащими пальцами нащупал амулет. Хвала богам, колесо Тараниса оказалось на месте. Крепко зажав его в ладони, я закрыл глаза и начал упрашивать дядюшку Кельтилла замолвить за меня словечко перед богами. Хоть кто-нибудь должен был услышать мои мольбы о помощи! Но я каким-то образом чувствовал, что душа моего дядюшки еще не добралась до царства мертвых. Он был в пути. По-видимому, лодочник не особо торопился. Сначала я увидел молнии, а затем, услышав где-то вдали глухие раскаты грома, со злостью взглянул на небо. Я замерз и стоял по грудь в воде, на мне не осталось ни одной сухой нитки, а дождь все не прекращался, будто боги сговорились и решили утопить меня, словно слепого котенка.

— Таранис! — заорал я что было мочи. — Когда же ты, наконец, прекратишь издеваться надо мной? Немедленно развей эти мерзкие тучи!

Ослепительно яркие молнии разрезали небеса. Вот какой ответ я получил на свои нахальные требования. Это Таранис метал в смертных свои огненные стрелы. Может быть, он разозлился на меня из-за того, что я не принес ему в жертву голову германца?

— Таранис! — завопил я, пытаясь перекричать шум дождя и свист ветра. — Если ты решил во что бы то ни стало заставить меня принести жертву, то можешь взять себе мою жизнь! Но помни, Эпона тебе этого не простит, потому что я нахожусь под ее личным покровительством!

Все небо покрыли ярко-синие зигзаги. Таранис злился. Казалось, что пущенные им молнии разорвут небосвод и он рухнет на землю, а оглушительные раскаты грома заставляли содрогаться людей, животных и даже столетние деревья. Окоченевшие пальцы не слушались, но мне кое-как удалось развязать кожаный шнурок, при помощи которого крепился к моему поясу полученный от дядюшки Кельтилла кошелек. Раскрыв его, я достал несколько золотых монет и протянул их на раскрытой ладони к небу, предлагая Таранису принять эту жертву.