Ноттингем - Лина Винчестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Поверить не могу, чтобы Райли Беннет забыла телефон. Ты точно не в себе.
– Заткнись.
– Как себя чувствуешь? – Закинув рюкзак на плечо, Сойер поправляет мою съехавшую набок шапку. – Хотя можешь не отвечать, и так вижу. Какого черта?
– Я думала, что справлюсь. Меня ведь не зря называют Райли «все, везде и сразу» Беннет.
Склонив голову набок, он цокает языком.
– Никто тебя так не называет.
– Правда? Ты уверен?
– Я абсолютно точно уверен в этом, Райлс.
– Ну, значит, меня могли бы так называть, надо просто пустить слух о новом прозвище. – Шмыгнув носом, я потираю слезящиеся глаза. – Меня выгнали с тренировки, но я рада, потому что у меня гудит в ушах и ломит все тело. А еще я хочу плакать и спать. – Всхлипнув, я быстро вытираю слезы тыльной стороной ладони. – Хотя я уже плачу.
– Иди сюда.
Тихо усмехнувшись, Сойер притягивает меня к себе и крепко обнимает, отчего я окончательно расклеиваюсь.
– Пореви немного, – говорит он, покачивая меня в объятиях, – и я отвезу тебя домой. Идет? Будешь весь день спать, ну или читать свои любимые книги про холодные члены.
Рассмеявшись сквозь слезы, я прижимаюсь щекой к его груди. Почему-то, когда Сойер рядом, я разрешаю себе быть слабой и часто веду себя как нытик. Может, все дело в том, что в школе никто не должен видеть меня такой: жалкой, слабой и ноющей из-за пустяков. Все знают Райли Беннет из Ноттингема как позитивную девушку, которая никогда не устает, с легкостью везде все успевает и мотивирует других на победу.
А Сойер знает меня с другой стороны: настоящую, вредную и плаксивую. И в этом мы похожи, потому что тем, кто с ним близко не знаком, может показаться, что он суровый, немногословный и замкнутый. Когда мы вместе, то Сойер много смеется и шутит, а моментами может вести себя как ребенок, потащив меня на улицу, чтобы пройтись под летним дождем.
Наши настоящие версии словно секрет, который знаем только мы, и мне больше ни с кем не хочется делиться этим.
Глава 8
Родители ворчат на меня с присущей им родительской заботой. Мама заставляет поесть, хотя аппетита совсем нет. Она приносит мне куриный суп прямо в постель, и это значит, что уровень ее переживания дошел до отметки «критический».
Мама поддерживает меня во всем, разрешает ходить на свидания, знает, что я уже начала вести половую жизнь, поэтому время от времени напоминает о защите, но если я ем в постели – она превращается в злую мачеху и кричит до тех пор, пока тарелка с едой не окажется на обеденном столе. Страшно сосчитать, сколько раз мне прилетало за то, что я ела злаковое печенье в кровати и оставляла после себя крошки. Еда в постели в этом доме – привилегия для заболевших.
Выпив лекарство, я кутаюсь в одеяло и почти мгновенно засыпаю.
Просыпаюсь ближе к вечеру. Состояние паршивое, грудная клетка болит от кашля, влажная от пота пижама липнет к телу, но, несмотря на это, я чувствую себя намного лучше, чем днем.
Взяв телефон, заглядываю в соцсети. Хлоя с Ви, как обычно, написали в общем чате уйму сообщений.
Хлоя:
Каллум и Фелисити? Какого черта?! Весь Ноттингем сегодня только и говорил об этом.
Ви:
Кретин выбрал самую идиотскую тактику. Чего он добивается, ревности? К манчестерской мышке в похоронном платье? Не смешите меня.
Хлоя:
Райли, ты как? С Сойером получилось?
Вздохнув, я пишу, что ничего не вышло и, не дочитав переписку, отбрасываю телефон.
Переодевшись в чистую пижаму, спускаюсь на первый этаж. Папа в гостиной, потягивая пиво, смотрит «Крутой тюнинг». Я готова поспорить, что он уже видел все выпуски с десяток раз, но собирается посмотреть еще столько же.
– Можно составить компанию? – Не дожидаясь ответа, сажусь рядом, забираясь с ногами на диван.
– Солнышко, как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спрашивает он и, отставив пиво на журнальный столик, прикладывает ладонь к моему лбу. Так, если папа отставил пиво – значит, уровень его волнения намного больше, чем я могла себе представить.
– Уже готова к новой пробежке под дождем. Где мама и Фелисити?
– Мама ушла в винно-книжный клуб. Хотела остаться дома, вдруг у тебя снова сильно поднимется температура, но она так много и долго причитала, что я без сожаления выставил ее за порог и отправил к подругам.
Рассмеявшись, я опускаю голову на его плечо. От фланелевой рубашки пахнет бензином и машинным маслом. Похоже, папа не переодевался после работы и, поужинав, сразу сел к телевизору, чтобы не пропустить ни одной минуты «Крутого тюнинга».
– А Фелисити?
Папа молчит, и я похлопываю его по предплечью, требуя ответа.
– Она отпросилась на вечер, чтобы позаниматься с Каллумом. Он заехал и даже подарил цветы. А час назад Фелис позвонила и сказала, что после занятия они решили погулять.
Я поднимаю голову и смотрю на комод, где стоит ваза с белыми фрезиями.
– Это же мои любимые цветы.
Прочистив горло, папа с неловкостью потирает щеку, но при этом в его зеленых глазах не отражается ни капли сожаления.
– Хочешь знать, почему я отпустил ее с твоим бывшим, да еще и после того, как он подарил ей цветы?
– Вероятнее всего, потому, что я приемная и ты хочешь, чтобы я чувствовала себя униженной.
– Мне никогда не нравился этот парень. Я хочу, чтобы ты поняла, на какого идиота тратила свое время.
– Я это уже и так поняла. Необязательно для этого бросать под поезд Фелис. А если он воспользуется ею?
– Фелис умная и скромная девушка, мне знаком такой типаж еще по молодости. Так что твой бывший качок не получит от нее то, что планирует.
Как же мало отцы знают о том, насколько сильно меняются и на что готовы пойти влюбленные девушки, даже самые стеснительные.
– А я, по-твоему, не умная и не скромная?
– Я не это имел в виду. Ты умная, но любишь авантюры и открыта ко всему новому. Но насчет своей скромности ты явно погорячилась.
Папа тянется за пивом и делает долгий глоток.
– Я даже не стал предлагать ему пятьдесят баксов, чтобы отстал.
– Хочешь сказать, когда мы с Каллумом ходили на свидания, ты предлагал ему деньги, чтобы он отстал от меня?
– Да, я все время повышал ставки, дошел до трех сотен, а потом мама застукала и отругала. Пришлось прекратить.
– Это… даже не знаю, что сказать. – Я издаю