Генерал Самсонов - Святослав Рыбас

- Решайте сами, Николай Николаевич, - ответил начальник штаба без всякого выражения, как будто боялся выразить свое мнение.

- "Решайте?" - передразнил его Мартос, - Что за кисляйство? Надо помочь Артамонову, будь он неладен!.. Пошлите на разведку авиатора и казаков... Вы удовлетворены, полковник?

- Благодарю вас, - ответил Крымов.

Командир корпуса, конечно, не был старосветским помещиком, понял полковник, и в войне разумел толк, да вряд ли его кто-нибудь любил, хоть одна душа.

К полудню командир корпуса добрался до Нейденбурга, обогнав колонны. С холма был виден красивый город, многие здания, при рассмотрении в бинокль, оказались иллюминированы флагами Красного Креста.

- Уходят, - сказал Мартос. - Все бросают и уходят. Заманивают, что ли?.. - И улыбнулся Крымову. - Будем ждать ключей от города? Иди пошлем разведку?

Послали казаков и пеших разведчиков. Мартос ходил вдоль обочины, расспрашивал Крымова о жизни Самсонова в Туркестане, потом спросил, как Александр Васильевич ладит с Жилинским.

- Они однокашники, - ответил Крымов, не желая сплетничать.

- Все мы однокашники, - сказал Мартос. - Яков Григорьевич светский человек, а мы армейские служаки. Тут разница непреодолимая... Что говорит Александр Васильевич о наступлении? Вспоминает военную игру Шлиффена? Должен вспоминать! А Жилинский - вспоминает? Сильно сомневаюсь. Мы воюем полками и дивизиями, а Яков Григорьевич - соображениями.

Крымов со вчерашнего дня ничего не ел, и ему было скучно. Он думал о том, что из Нейденбурга надо возвращаться к Артамонову, подталкивать его вперед, - и еще думал о том, что должны испытывать голодные люди.

Потянуло дымом. Мартос и Крымов оглянулись - за крымовской машиной шофер с вестовым подвешивали на рогульке котелок, не дожидаясь нейденбургского обеда.

- Сейчас поедем, зря стараетесь, - сказал генерал.

- Не, ваше высокоблагородие, еще не скоро. Как раз успеем чаю напиться.

- Почему ты так считаешь?

- Потому, ваше высокоблагородие. Вы сперва казаков послали, после солдатиков пошлете, а вот тогда и сами пойдете. Без солдат вам не резон идти.

- Попью и я с вами, - сказал Крымов.

- Скифы! - насмешливо вымолвил Мартос. - Печенеги!

- Такая наша доля, ваше высокопревосходительство, - с виноватым видом, скрывающим лукавство, произнес вестовой. - У этого германца ничем не разживешься. Вот у нас на этом месте рос бы кипрей, а они все выкосили. Другой раз нечем будет и чаек закрасить.

Мартос нахмурился, недовольно сказал Крымову:

- Распущенный у вас вестовой?

- Пока не жалуюсь, - возразил полковник. - Он и кашу из топора сварит...

За спиной Мартоса Мачуговский укоризненно покачал головой, словно говорил: "Не спорьте вы с ним, ради Бога!"

И в один миг образцовые колонны солдат, этот забитый Мачуговский и грубость Мартоса, - все соединялось в одно целое.

- У вас будет возможность разочароваться в нем, господин полковник, резко сказал Мартос. - Я не одобряю вольностей для нижних чинов, от этого падает дисциплина.

Крымов промолчал. "Такой же барин, - подумал он с сожалением. - И тоже внук Суворова и Кутузова".

- Помните, господин полковник, картину Верещагина "Апофеоз войны"? спросил Мартос. - Половина жертв на войне - от нашего бескультурья. А неуважение солдата к порядку - это главный грех бескультурья. Вы согласны со мной?

Чего добивался командир корпуса? Чтобы Крымов покаялся и больше не перечил генералу?

- Согласен, Николай Николаевич, - коротко сказал Крымов.

- Вот и хорошо. Скоро будем в Нейденбурге.

Однако в Нейденбург они попали не скоро. Вернулись казаки, доложили, что их только что обстреляли из окон и трое ранено. Докладывавший казак с бастонами старшего урядника на погонах возмущенно рассказывал о коварстве жителей; от него горячо пахло лошадиным потом; перегнувшись набок, казак вынул из кармана шаровар несколько германских монет и показал на ладони Мартосу как доказательство, но доказательство чего - не понятно.

- Так! - воскликнул Мартос. - Вот вам и ключи? Ну я им покажу за Янов и Калиш. Попомнят, как жечь города? - И он распорядился живо послать за артиллерийским дивизионом, чтобы по одной батарее обстреляли Нейденбург с двух сторон.

- Николай Николаевич, остановитесь? - попытался помешать ему Мачуговский. - Зачем разрушать город?

- Вы тюхтой? - бросил Мартос. - Я не намерен понапрасну лить русскую кровь. И никому не позволю.

- Я не тюхтей, - обиженно сказал Мачуговский. - Я не позволю!

- Ладно, ладно, ничего, - произнес Мартос. - У них там баррикада, оборона - парочка хороших залпов не помешает.

Мачуговский подошел к Крымову, просительно на него смотрел. Полковник пожал плечами, окликнул вестового:

- Степан? Как чаек?

- Эх вы! - вздохнул Мачуговский.

Крымов подошел к костерку, велел Степану взять жестянку с английским чаем и окорок.

Степан расстелил на траве попонку, поверх же - полотенце и поставил медные кружки.

- Николай Николаевич! - пригласил Крымов.

Мартос отмахнулся пренебрежительно, Мачуговский отвернулся.

- Ну как хотите, - вымолвил Крымов и присел на попонку. - Садись, Степан, садись, Михаил.

Вестовой и шофер замялись, робея перед генералами.

- Мы - там, - Степан кивнул за автомобиль, явно желая укрыться.

Что оставалось Крымову? Он встал с попонки и с равнодушным видом показал Степану, что не будет закусывать, сейчас некогда.

* * *

Горе побежденным!

После обстрела мелинитовыми гранатами Нейденбург в нескольких местах задымил. Ответного артиллерийского огня не последовало. Город молча ждал. С железнодорожной станции отходил поезд. Немцы уезжали, поляки оставались. В городском госпитале оставалось четверо раненых германцев вместе с врачом и сестрой.

И русские вошли в город.

Как сказано в Писании: "Горе тебе, Вавилон, город крепкий!"

Жители стояли вдоль домов, смотрели равнодушно, а один старик поклонился Крымову.

Солнце горело в окнах, добавляя к запаху дыма, доносившегося с окраин, тревожное впечатление огромного пожара. Это был первый в крымовской жизни европейский город, в который он входил с наступающими войсками, и Крымов чувствовал величие вековых традиций. "Что ж, мы тоже весьма воодушевлены, подумал он, вспомнив слова капитана Гринера. - Поглядим, что будет завтра дальше".

Штаб корпуса занял дом ландрата, и конвойцы, осмотрев все помещения, вывели на площадь повара в белом колпаке и еще трех слуг.

- Где господин ландрат? - спросил адъютант Мартоса.

Не было никакого господина ландрата, исчез. Зато в подвале сидят человек тридцать добропорядочных немецких хуторян, - по секрету доложили слуги. Зачем сидят? Хотели ограбить дом господина ландрата.

- О? - воскликнул Мартос, - А свалили бы на нас! - Гнать взашей к чертовой матери... Назначить коменданта города, взять из городских запасов всю муку, напечь хлеба.

Он распоряжался, не думая ни с кем советоваться. После решительности, проявленной при входе в Нейденбург, Мартос так же твердо распорядился о хлебопечении.

- Возьмите этого колбасника, - показал он на повара. - Он должен знать все хлебопекарни.

Повар взволнованно стал говорить, что у него готов обед для господ офицеров, который предназначался господину ландрату, а теперь его надо рассматривать как трофей,

- Конечно, возьмем, - по-немецки сказал Мартос. - А ты не бойся, мы тебя не съедим.

- Да, да, - закивал головой немец, улыбаясь. - Меня есть не надо, я уже старый, у меня кислое мясо.

Мартос показал жестом адъютанту: вперед, некогда болтать. Адъютант с несколькими казаками бросился в дом, следом за ними пошел Мартос, Мачуговский, штабные,

Итак, Нейденбург согласно директиве Самсонова был занят. Все были довольны успехом, возможностью получить награду, ибо, что ни говорите, за взятый город всегда положены ордена. И Крымов тоже думал об ордене, а потом вспомнил: Сольдау! Однако искровая команда еще не подошла, послать искровую телеграмму по радиоволнам было нечем.

В представлении Крымова вчерашний день у Артамонова отдалился настолько, что нынче казалось, словно то происходило почти на японской войне.

Вокруг полковника царила суета, бегали вестовые, казаки, адъютанты, устраивали свои службы. Крымов вошел в зал, поглядел на картины, написанные крепкими красками, на охотников в шляпах с перьями, породистых собак, клыкастых кабанов и зубастых медведей. Двое немцев застлали стол скатертью и принялись выставлять из шкафа посуду. Все-таки обед должен состояться! Мартос был великолепен. Вот где апофеоз войны.

Крымов пошел на пункт связи, где телефонисты разворачивали полевую станцию. Там был Мачуговский. Полковник написал телеграмму, а штаб первого корпуса и попросил Мачуговского, как только придет искровая команда, сразу отправить ее.