Подвиг разведчика - Валерий Рощин

Скоро в каменной «кишке» снова воцарилась тишина — ни приглушенных хлопков, ни хрипов умирающих врагов, а только мерный звук, похожий на скрип снега под ногами, доносился из-за нагромождения бесформенных валунов. Ниязов осторожно выглянул из-за естественного бруствера и вскинул короткую винтовку…

— По ногам, — напомнил командир, глядя на убегавшего чеченца, бросившего или потерявшего впопыхах автомат.

«винторез» изрыгнул последнюю пулю и отсалютовал точному попаданию тонкой струйкой дымка, подхваченного дуновением свежего ветра.

Раненного в ногу пленного кавказца тащили на себе, осторожно обходя обширный лагерь, устроенный нагло и открыто на пологом склоне длинного изогнутого отрога. Бандиту сделали обезболивающий укол, заткнули рот, дабы не орал, спутали капроновым фалом руки — слишком уж оказался строптивым и буйным. Говорить там — на месте скоротечной стычки, наотрез отказался, не понимая по-русски, оплевывая каждого кто приближался и отрывисто ругаясь на чеченском так, что напрочь вывел из себя невозмутимого улема. Безобразные выходки пресек Павел, ухватив воина Аллаха за квадратную бороду, да маханув перед самым носом острейшим лезвием кинжала.

— Переведи, Ризван Халифыч, — зло прошептал Ниязов, поднося пучок отрезанных волос к выкаченным от злобного бессилия глазам моджахеда. — Не уймется — точно так же лишится своего члена. Клянусь новым оптическим прицелом!

Старик пожевал губами, подбирая нужные слова и, озвучил сказанное. Тот притих, однако ненавидящий взгляд по-прежнему метал гневные искры и обжигал неверных.

«Чеченцы могли идти к грунтовой дороге на Шарой с каким-то секретным поручением, или просто топать по следам отары, надумав приготовить свеженькой баранины в походных котлах», — размышлял командир, пытаясь подвести логическую базу под нежданное появление шестерых боевиков. При обыске трупов, разведчики опять не обнаружили ничего, кроме оружия, провизии и тугой пачки российских купюр. Скарб убитых чеченцев практически ничем не отличался от имущества их собратьев, заваленных снайпером Ниязовым близ долинки, где группа десантировалась с вертолета. Ни Константин, ни Павел пока не понимали, для какой цели небольшие группы моджахедов бродили по безлюдным горным районам и таскали с собой немалые суммы денег…

«Даст бог, разберемся и в этом, — решил майор. — В любом случае вынужденная ликвидация этих «духов» не должна повлиять на ход нашей операции. Да и старик-чабан не пострадает — успеет выйти на дорогу прежде, чем главарь обеспокоится пропажей шестерки. А потом уж его не отыщут…»

Удалившись от лагеря на безопасное расстояние, группа остановилась в центре небольшой седловины. Поначалу допрос пленного ничего не дал. Тогда Костя молча достал «Гюрзу» и, равнодушно пожав плечами, передернул затвор…

Улем с инженером испуганно отпрянули, а снайпер, глядя на боевика, ухмыльнулся:

— Допрыгался, абрек?.. Сам виноват, упрямец.

И тот, без переводчика осознав, что с ним не шутят, заговорил…

— Он требует гарантий, — пояснил Чиркейнов. — Вы должны дать ему слово, что не убьете.

— Хорошо, — на удивление легко согласился майор. — Я даю ему слово.

— И еще просит, чтобы не тащили с собой в плен. Провести остаток жизни в тюрьме он тоже не желает.

— И с собой мы его не возьмем, — спокойно откликнулся Константин. — Я даже верну ему автомат. Без патронов.

По мере перевода фраз русского офицера, чеченец менялся в лице, затем, посидев с минуту в раздумье, хмуро повел всклокоченными бровями, кивнул и что-то пробурчал.

— Спрашивай, Костя-майор, — отчего-то шепотом молвил Ризван Халифович.

Допрос не занял и четверти часа. Кавказец подробно рассказал о составе банды, о вооружении, о намерениях ее амира. Свежедобытая информация показалась Яровому весьма ценной, но самая интересная ее часть требовала обязательной проверки…

Спустя полчаса после ухода разведгруппы, в уютной седловине меж невысоких гор раздался нечеловеческий, душераздирающий вой. По снегу в неистовой истерике катался чеченец со связанными руками. Ноги его от веревок были свободны, да из-за разбитого пулей коленного сустава сделать он не мог ни единого шагу. К тому же неумолимо утрачивал волшебное действо спасительный промедол, уступая место невыносимой боли. Мужчина пучил глаза на лежащий рядом пустой автомат, пробовал ползти, стонал, рвал зубами на себе одежду; молил Всевышнего сначала о помощи, потом о смерти…

И Аллах смилостивился — моджахед затих с наступлением предпоследней декабрьской ночи, плененный холодом, пробравшимся до самых косточек, до самого нутра, и постепенно заставившим навсегда забыться легким, приятным сном.

Глава седьмая

/Горная Чечня/

В ночь с 30 на 31 декабря майор аккуратно провел группу мимо единственного чеченского дозора и обосновался на невысоком взгорке, открывавшем отличный обзор на три стороны света. С поросшей редким кустарником вершины неплохо просматривался и берег Шароаргуна, и лагерь сепаратистов.

Пленный чеченец так же не обманул командира разведчиков — ранним утром следующего дня большая часть банды снялась и длинной вереницей двинулась на восток, оставив на месте обширного бивака немногочисленный отряд, численностью до тридцати хорошо вооруженных бойцов. За их-то действиями, дабы удостовериться в абсолютной правдивости полученных сведений, и намеревался проследить майор Яровой, прежде чем отправить весьма интересное сообщение в Центр…

Инженера с богословом Константин к наблюдению не привлекал, строго запретив покидать поросшую редким кустарником макушку возвышенности. Бергу он посоветовал настроить аппаратуру и, не теряя даром времени, заняться прослушиванием эфира; Чиркейнову перед приготовлением обеда разрешил отдохнуть. Сам же попеременно с Ниязовым с самого утра внимательно следил за остатками бандитского соединения.

Поведение боевиков походило на вольготную жизнь отдыхающих на зимней турбазе. Они вальяжно прохаживались в ближайший лесочек, где собирали сухие дровишки, поддерживали огонь в кострищах возле импортных утепленных палаток, не спеша готовили пищу и от нечего делать чистили оружие.

Однако часам к одиннадцати утра внезапно все переменилось.

Сначала от быстрой реки послышалось натужное тарахтение двигателя, потом на востоке — на белом фоне далекой и высокой горы взметнулись облачка черного дыма и, наконец, показался старенький гусеничный трактор. На стальных тросах сельский трудяга тянул за собой почерневшую от огня боевую машину пехоты…

— Значит, абрек не солгал, — прошептал офицер спецназа, рассматривая в бинокль технику и четырех кавказцев, весело топающих слева от трактора по ровному правому берегу Шароаргуна.

БМП была основательно искорежена — узкие гусеницы отсутствовали, в маленькой башне зияло сквозное рваное отверстие от прямого попадания гранатометного заряда, вместо люков чернели дыры, а из выгоревшего нутра торчали какие-то металлические балки, трубы и запчасти. Трактор подтащил боевую машину к биваку, выпустил из трубы темный гриб и затих. Вокруг сгрудились чеченцы, что-то живо меж собой обсуждая и радостно похлопывая ладонями по алюминиевому борту бронированного трофея.

А потом над той же речной излучиной показался «Урал», тащивший на жесткой сцепке пятнистый «КамАЗ» или то, что от него оставалось.

Примерно через полчаса буксиры поволокли обе неисправные машины дальше по берегу в направлении российско-грузинской границы…

— Не соврал мусульманин, — усмехнулся снайпер, подошедший сменить командира. — Теперь понятно, для чего те небольшие боевые группы таскали с собой деньги; вот только для чего местным «пионерам» весь этот скупаемый хлам?

— Честно признаться, пока не пойму, что они затеяли, — передав ему бинокль, проворчал офицер. — Надо бы сообщить об этих фортелях в Центр, раз уж проверили и убедились.

Он поспешно накидал в блокноте текст и отнес его Бергу, а по прошествии десяти минут, когда сеанс связи завершился, прикурил сигарету и сжег исписанную страничку. «Все, — расслабившись, направился к «дежурному повару» спецназовец, — дальше пусть думают сами. Там — в Питере собрались дяди с большими звездами на погонах и умными головами на плечах — это их забота, а мы сейчас пообедаем, потихонечку снимемся и отправимся выбирать спокойное местечко для встречи Нового Года с последующей ночевкой. Завтра предстоит очередной трудный день».

Костры для приготовления пищи и обогрева они разжигали только в сумерках, когда дым растворялся на фоне темно-серого неба, а ночная мгла, способная издалека выдать отблески пламенных языков, еще не подступала. Потому богослов, заведовавший сегодня кухонным хозяйством, наскоро изобрел обед из набора холодных продуктов.