Золотая планета - Сергей Кусков

Мысль вновь вернулась к предстоящему разговору. Она поступила бы на месте девчонок также, платила бы Изабелле той же монетой, наплевав, что та принцесса. Может даже устроила бы хорошую пакость, чтобы знала с кем связывается. Но она не на их месте. Она — комвзвода, самого грозного и одиозного, но и самого боеспособного. Она отвечает за все и за всех, хочет этого или не хочет, и в первую очередь за состояние вверенного ей субъекта. Ей четко приказали: «Найди общий язык!», значит, язык искать придется. Вот только что еще можно придумать, когда все давно перепробовано?

«Девятку» всегда все боялись, и боялись заслуженно. Их взвод никогда не подчинялся общим правилам, наоборот, везде устанавливал свои. Например, к ним никто не прикоснулся пальцем, пока они считались бесправной «мелочью», хотя их одногодки летали по казармам под пинками более старших только так. А позже, когда Полигон остался за плечами, они поставили себя вровень с полноценными бойцами, «ангелами», со всеми их правами и привилегиями, и никто не пикнул слова против. Офицеры, посовещавшись, оставили все как есть, лишь ограничив их право свободного выхода в город, обязательного для всей «зелени».

Их призыв — часть эксперимента, набора взвода, состоящего не просто из сирот, а из убийц, перешедших границу закона и ни капельки в этом не раскаивающихся. Зачем корпусу это было нужно? Они не знают. Но одно знают точно: у каждой из них в жизни была своя дорога, разной сложности и с разными стартовыми условиями, но которая у всех окончилась одинаково — в венерианской тюрьме для смертников. До тех пор, пока добрые тетеньки со злыми глазами из службы вербовки не предложили сказочный неестественный контракт как альтернативу недалекому грядущему — своей кровью искупить вину перед королевой.

Маленькие девочки, за плечами которых хладнокровные убийства, в элитный боевой отряд ее величества? Это нечто! На момент призыва они были на века старше товарок из обычного потока, ведь уже могли то, чему остальным только предстояло учиться. Учиться долго и кропотливо, с тошнотой, дрожащими коленями, с молитвами и истерикой, с криками инструкторов до и с депрессией и мертвыми глазами после. Их уже можно было посылать на задания, все, что требовалось от инструкторов — научить, как именно нужно убивать, да привить чувство абсолютной преданности.

Наверное, их все же не готовили на убой, как они тогда считали. Но резервный план ликвидации взвода в случае сбоя или неподчинения, учитывая контингент, не существовать не мог. Этот план висел над «девяткой» все годы обучения, давил, держал в постоянном напряжении и страхе, заставлял трижды обдумывать слова и действия и следить друг за другом, чтобы не дать друг другу сорваться. Они в любой момент ждали прихода наказующих, и, наверное, только поэтому выжили.

«Девятка» стала монолитной командой, не делающей ошибок и до последнего идущей к цели. Ведь за ошибку расплата была бы только одна — утилизация, как и за недостаточное рвение. Даже когда перед ними ставили откровенно невыполнимые задачи, они выкладывались до последнего, не дорожа жизнью, пока их условно не «убивали», и это не могло остаться незамеченным. И в итоге из пяти потоков хранителями стали именно они, доказав, что взвод номер девять — вполне адекватные бойцы без тараканов в голове.

Но это еще не вся правда. Не только страх двигал ими все эти годы. Да, страх — великая вещь, способен раскрыть в человеке такое, что больше не под силу ничему, но на одном страхе далеко не уедешь. Преданность, офицеры добились ее! Все они, все девочки взвода, подлежали казни по достижении восемнадцати лет без права помилования, каждая прекрасно осознавала это, сидя в тюрьме, и после такого получить прощение и шанс второй жизни? Это много.

Да, они боялись наказующих, но понимали, почему им не доверяют. Потому страх не перерос в ненависть. Им дали понять, что их примут в свой круг, в семью корпуса, если они докажут, что достойны, и они доказали. Вот только теперь все это может полететь в мрачный Тартар из-за глупостей маленькой вредной девчонки, нянчась с которой они, страшные и всемогущие, допустили столько глупых обидных просчетов!

Лана вздохнула и вышла к одноэтажному домику зеленого цвета. Бросила взгляд на шестую иконку — все пять дежурящих синих точек были на месте, как и одна зеленая. Больше в доме никого не наблюдалось, даже слуг. Вот и славно!

Девчонки заблаговременно открыли дверь — молодцы, службу несут. Впрочем, иного от них она и не ждала, королевский дворец — не вольная Ямайка, где ей за всеми приходилось следить и раздавать пендали. Девчонки, ни разу не бывавшие на голубой планете, ни разу не видевшие море, песок, небо и не вдыхавшие свежий морской воздух, ошалели тогда от переполняющих эмоций. Ей стоило огромного труда привести их в чувство, тем более, что самой хотелось сойти с ума не меньше. Тогда спасли только воля и железная дисциплина. Здесь же, под боком у ее величества, все вернулось на круги своя, несмотря на точно такой же воздух, такое же жаркое солнце и виднеющуюся вдали полосу прибоя.

— Привет, — бегло бросила она, без стука зайдя в комнату к нулевому объекту и завалившись в кресло, закинув обутые в латные сапоги ноги одну на другую. Руки нервно теребили защелку к батарейке винтовки. Бэль сидела в противоположном конце комнаты, бледная, отощавшая, с желтоватым оттенком на лице и кругами под глазами, и делала вид, что все игнорирует. Наконец, тяжело вздохнув, с усилием выдавила:

— Ну, привет!

«Как вы все меня достали!» — прочла Лана в ее голосе. «Мне и так плохо, а тут вы еще лезете со своими нотациями!»

Снайпер Второй Национально-Освободительной армии Марса внутри нее почувствовал злость. Лана редко чувствовала себя им: прошлое не сразу, не без проблем, но отпустило ее, ушло. Но сейчас она ощутила себя как тогда — злым волчонком с винтовкой в руке, готовым пристрелить любого, кто скажет слово против.

Ну, держись сучка! Хватит, нанянчились! Волчонок понял, как надо говорить с ней. И что по-другому говорить не получится.

— А что это мы такие грустные? А что это сидим, ничего не едим? — оскалилась вдруг она, добавляя в голос как можно больше ехидства. — А, поняла! Жалеем себя! Кто ж нас, бедную и разнесчастную, еще пожалеет?

— Издеваться пришла, да? — вспыхнула Бэль, сыпля из глаз недовольными искрами. — Можешь не утруждать себя, я все сказала. Ничего не буду есть, пока меня не отправят назад, на Венеру!

— Конечно, все должны нас жалеть! — продолжила Лана, не обращая на выпад внимания. — И любить. Обязательно любить! Просто потому, что мы есть на белом свете. Мы же такие хорошие и добрые девочки, как нас можно не любить?