Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии - Уильям Манчестер

В одном из домов в маленьком американском городке в ящике стола хранится завернутая в папиросную бумагу семейная фотография, обычный моментальный снимок. По композиции она похожа на официальный портрет семьи Крупп, сделанный в 1931 году по случаю серебряной свадьбы Густава и Берты, который висит в большом зале виллы «Хюгель». Конечно, семья на фотографии снята в гораздо более скромном интерьере, да и глава этой семьи, торговец вином, хотя и был зажиточным человеком, не мог, в отличие от Круппа, прибегнуть к услугам знаменитого художника. Фотоснимок запечатлел отца семейства Игнация Рота и его миловидную жену Марию сидящими на диване. На коленях у матери – шестилетний сын Ирвинг, а позади стоят дочери: семнадцатилетняя Ольга, пятнадцатилетняя Елизавета и четырнадцатилетняя Эрнестина. Сестры выглядят покорными и благовоспитанными, их мать хранит невозмутимость, малыш явно ерзает, а отец необъяснимо суров. Хотя, возможно, причина в том, что фотограф, которым был его старший сын Иосиф, собирался эмигрировать в Палестину.

Игнаций и Мария, с момента образования Чехословакии в 1918 году, гордились тем, что имеют гражданство этой страны. Они жили в центре процветавшего в то время Ужгорода, главного города провинции Рутения. Рот думал, что далекая германская угроза никогда не станет реальной для евреев в этом краю.

Иосиф держался другого мнения. Наступил ноябрь 1938 года. Чемберлен уже заключил сделку с немцами за счет чехов. В конце сентября генерал Йодль записал в своем дневнике: «Подписано Мюнхенское соглашение. Чехословакия как держава перестала существовать… Гений фюрера и его решимость не отступать даже перед угрозой мировой войны снова принесли победу без применения силы. Теперь надо надеяться, что этот наивный, колеблющийся и слабый народ уже покорен и останется таковым впредь».

Поскольку Иосиф не был ни наивным, ни слабым, то он дожил до нашего времени, сохранив сделанную им фотографию. Оккупировав Судетскую область, Гитлер, конечно, «гарантировал» территориальную целостность остальной Чехословакии и, конечно, не собирался держать слово. После того как «маленькая чешская «линия Мажино» была в его руках, Гитлер вскоре захватил большую часть провинций этой страны, кинув несколько костей жадным и близоруким соседям. Одной из таких «костей» и была Рутения. На нее давно претендовала Венгрия, чьи войска были уже сконцентрированы на границе. Связи между Берлином и Будапештом в это время расширились и укрепились, так что 14 марта 1939 года напуганные жители провинции провозгласили независимость и попросили Гитлера их «защитить». Но опоздали. Уже после войны, разбирая дипломатическую переписку рейха, представители союзников обнаружили послание Хорти Гитлеру от 13 марта в ответ на «подарок»: «Ваше Превосходительство! Сердечно благодарю Вас. Я не нахожу слов, чтобы выразить свою радость, поскольку этот регион имеет для Венгрии решающее значение… Мы тщательно готовимся к началу дела. Уже есть приказ. 16 марта, в четверг, произойдет пограничный инцидент, а затем начнется общее наступление».

«А чего ждать?» – ответил Гитлер, и в восторге правитель Венгрии согласился. Уже рано утром 15-го числа венгерские войска пересекли границу. «Закарпатская Украинская республика» просуществовала менее двадцати четырех часов. На глазах у потрясенной семьи Рот венгерский флаг был поднят над зданием магистрата. Теперь их соплеменники официально считались людьми низшего сорта, и для новых властей это не было пустой формальностью. Елизавету и Эрнестину исключили из школы, а за семьей установили наблюдение. Однажды Рот-старший, возвращаясь домой вместе с Елизаветой, увидел, как незнакомый чиновник ударил по лицу сына его друга. В ответ на протесты Рота обидчик ответил, что юноша ловил рыбу без официального разрешения. Игнаций заметил, что этот проступок вряд ли заслуживает публичной пощечины. На другой день он был арестован. Рота обвинили в оскорблении венгров и приговорили к трем месяцам заключения.

Ко дню его освобождения семья задумала бежать из страны. Ольга была занята в торговой конторе отца, Елизавета начала штудировать немецкий и английский языки, а Эрнестина и Ирвинг старательно изучали географию в еврейской школе. Роты надеялись уехать к Иосифу и рассчитывали, что им поможет знание иностранных языков и сведения о других странах. Это была наивная и безнадежная затея. О том же самом мечтали многие тысячи местных евреев, и в СС это знали. Чтобы сразу выделить потенциальных беглецов, евреев заставили носить на одежде желтую звезду Давида. Критический момент наступил в апреле 1944 года, когда ужгородских евреев собрали в гетто, разрешив взять с собой только то, что они могли унести.

Шестеро членов семьи Рот – Игнаций, Мария, Ольга, Елизавета, Эрнестина и Ирвинг – оказались в числе тех, кого собрали в гетто, а затем отправили на железнодорожную станцию. Ирвингу было уже двенадцать лет, но он со своей детской мордашкой казался не старше девяти. А вот сестры просто расцвели. Никто не имел представления, что им предстоит. В других краях ходила молва о том, что в действительности означает «переселение на новые места», но эта бывшая чешская окраина была слишком глухим районом. Им раздали цветные открытки, чтобы написать родственникам. Всем велели, правда, написать один и тот же текст, но это не вызвало подозрений – это сочли просто проявлением немецкого формализма. В Ужгороде говорили в основном по-чешски, и евреям велели написать на этом языке: «Мы здесь живем хорошо, у нас есть работа, с нами хорошо обращаются. Ждем вашего приезда».

Впоследствии Елизавета вспоминала: «Нас везли в вагонах для скота. Сидеть было невозможно, удобства отсутствовали, запах стоял чудовищный, окна нельзя было открыть – их просто не было. Нас везли почти неделю. Наконец однажды, среди ночи, мы приехали на место. Двери вагонов отворились. Нас ослепил свет прожекторов. Кто-то заорал: «Мужчины налево, женщины направо!»

В суматохе Ирвинг потерял отца. Он бросился к сестрам (Марию уже осматривали женщины из СС). Ольга прижала к себе плачущего брата: «Я скажу, что я его мама». Это решение казалось разумным. Однако Ольга, сама не зная этого, подписала себе приговор. Как потом рассказывал Гесс на Нюрнбергском процессе, «дети нежного возраста, неспособные работать, уничтожались все без исключения». Эсэсовки, принимавшие, как выражался начальник лагеря, «оперативные решения», определили мелкого Ирвинга как «ребенка нежного возраста», и Ольга, назвавшись его матерью, вместе с ним должна была отправиться вслед за своими родителями в печи фирмы «Топф и сыновья». А Елизавету и Эрнестину спас возраст. Отборщики предпочли бы более крепких молодых женщин, но из опыта они знали, что люди в брачном возрасте обладают хорошей живучестью.