Ксеноугроза: Омнибус - Питер Фехервари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полковник носил траурно-чёрную шинель с вплетёнными в ткань серебряными чешуйками, что сверкали в такт его шагам. На гладкой оливковой коже Таласки не имелось пятен и шрамов, но она туго обтягивала бритый череп, словно на свежем трупе. Офицеру вполне могло быть как тридцать, так и пятьдесят лет.
— Крест, — задумчиво повторил Кангре. — Это твое настоящее имя?
Он говорил беспечно, почти мимоходом, но Эмброуз не сомневался: в высоком худощавом человеке, что бродил по комнате, не было ничего беспечного.
— Нет, — ответил бывший капитан, — не настоящее.
— Имена, данные при рождении, не важны, — одобрил командир. — Значение имеют лишь те, которые мы выбираем сами.
— А ты — действительно Кангре Таласка?
Остановившись, полковник оглянулся через плечо. Он улыбался, но это почему-то лишь подчеркивало серебряную холодность его взгляда. Глаза офицера представляли собой изящные аугментические имплантаты, куда более совершенные, чем органы зрения, грубо пересаженные Кресту.
— Если я не Кангре Таласка, то кто же я?
— Ты — полковник, — рискнул предположить Эмброуз. — Твой долг перед бойцами определяет твою личность.
Улыбка командира расширилась, но глаза остались холодными.
— Хороший ответ, — сказал Таласка, — но мой долг гораздо значительнее. Я — Собиратель Веры и верных, и я не по совпадению оказался на Искуплении. Понимаешь меня?
«Не по совпадению», — Крест услышал в этом отголосок доводов Лазаро. Нет, не просто отголосок. Кем бы ни был полковник, — или кем бы ни считал себя — таковым его сделал проповедник.
— Я спросил, понимаешь ли ты? — надавил Кангре.
— Я готов учиться.
Таласка зашагал к нему с грациозностью хищника.
— Комиссар Клавель сказал, что когда-то ты был офицером. Теперь ты дезертир?
Крест помедлил — его собеседника как будто распирал изнутри туго скрученный клубок жестокости.
— Не знаю, — покаялся Эмброуз, чувствуя, что устал до глубины души. — Я был ранен. Болен…
Повинуясь необъяснимому чутью, бывший капитан снял перчатку и поднял левую руку. Он подавил дрожь, заметив отражение омертвелой клешни в глазах полковника.
— Думал, что умру там, но, похоже… совпадений не бывает, Собиратель.
«Если я ошибся в нём — мне конец».
— Кажется, ты выбрал себе правильное имя, — наконец решил Таласка. Резко повернувшись, он вновь заходил по комнате. — Скажи, что думаешь о нашей бронетехнике?
Проверка только началась, но Крест чувствовал, что преодолел важнейший барьер.
После того, как капитан Омазет указала на подходящих рекрутов, они собрались у ворот, чтобы попрощаться с собратьями. Верная данному слову, женщина подготовила колонну легкобронированных машин, — она назвала их «Химерами» — в которых паломников должны были отправить на Шпиль Каритас и передать там Спиральной Заре.
— Я хочу остаться, Ари, — прохрипела Офель, цепляясь за руки медике. Девушка пылала от жара, воспалённые глаза слезились. Она настолько ослабла, что товарищам пришлось на руках поднять её в бронетранспортёр.
— Скоро ты будешь в безопасности, — пообещала Арикен, осторожно освободилась из хватки подруги и отошла. — В Шпилях за тобой приглядят, Офель.
— Нет… нет… так неправильно… Подожди…
Люк «Химеры» захлопнулся, обрубив нить лихорадочного взгляда девушки.
— Всё будет хорошо, — прошептала медике вслед удаляющейся машине.
— Мне жаль, Арикен, — сказал Бхарло, стоявший у её плеча. Лицо наставника словно бы сжалось, как и он сам.
— Ты ничего не мог сделать, пастырь.
— Наверное, но кому нужен незрячий поводырь?
— Так что сказала тебе капитан? — спросила медике.
Выбрав свою десятину, Омазет отозвала Бхарло в сторону и о чём-то тихо переговорила с ним.
— Она разглядела человека, которым я был, и посоветовала мне вновь отыскать его.
— Этот человек — не тот, кто нужен тебе сейчас.
— Возможно, — пастырь сверкнул привычной грустной улыбкой. Затем он отвернулся и забрался в последний БТР. — Удачи, друг мой.
«Почему капитан не взяла его? — удивлялась Арикен, глядя на отбывающий конвой. — Если кто из нас и умеет драться, так это Бхарло».
Исповедник Лазаро ждал за дверью комнаты для совещаний, пока Крест и Таласка наконец не завершили разговор. Втроём гвардейцы отправились в скромную офицерскую столовую, где к ним присоединились комиссар и другие высокие чины полка.
— К сожалению, капитан Омазет не появится, — сказал Клавель. — Прислала сообщение, что будет занята с новобранцами.
Полковник коротко кивнул. Эмброуз почувствовал, что отсутствие Омазет не стало для остальных неожиданностью.
— Капитан Ведьма думает, что слишком хороша для компании тронобоязненных солдат, — заметил один из офицеров. Аккуратно подстриженные волосы с проседью и эспаньолка обрамляли его ястребиное лицо, словно бы заостряя хищные черты.
— Она всех людей одинаково ненавидит, товарищ, — отозвался другой гвардеец и сердито оскалился. В спутанной чёрной бороде мелькнули зубы с железными коронками. На вытянутой, словно пуля, бритой голове офицера сражались за территорию железные кольца и татуировки. Он возвышался над сослуживцами, и его громадному телу было тесно в отороченной мехом шинели.
— Майор Шаваль Казан, пехотный командир, — представил великана Шандор, затем кивнул в сторону седеющего офицера: — И майор Маркел Ростик, командир моторизованных соединений.
— Квезада, — назвался третий гвардеец, когда священник повернулся к нему. — Капитан Висельников.
— Ветеранский взвод полка, — пояснил Лазаро. — Чрезвычайно исключительные бойцы.
— По милости Императора, — согласился Квезада.
Он был старше остальных и носил простой мундир, на котором выделялся лишь алый кушак. Белые, как снег, волосы офицер зачесывал назад и собирал в высокий чуб на макушке, открывая морщинистое лицо. Если Ростик и Казан пристально изучали незнакомца, Квезада просто наблюдал за ним.
— Капитан Крест будет служить в отделе тылового обеспечения, — сообщил комиссар Клавель. — Предполагаю, господа, что вы окажете ему всяческую поддержку.
— Он принёс клятву? — требовательно спросил Маркел.
— Да, сэр, — Эмброуз поднял правую руку, показывая символ, который полковник Таласка нанёс ему на ладонь иглой и чернилами. — Я встаю с вами под Чёрным Флагом.
«Таков обычай Вассаго, Крест, — сказал ему командир. — Полки Чёрных Флагов собирают с пяти Затонувших Миров, — Верзанта, Леты, Шилара, Кантико и Ктолла — но мы всегда вливаем себе свежую кровь со стороны. Находим выживших бойцов разбитых армий, воинов без надежды и цели, порой даже отступников, что ищут второй шанс. Все они перерождаются под Чёрным Флагом Вассаго».
— Странная метка, — Ростик хмуро смотрел на татуировку Креста, стилизованную восьмерку с недремлющим глазом в центре.
— Но верная для этого человека, — рассудил Квезада.
Повинуясь жесту полковника, офицеры сели. Эмброуз ждал, что они начнутся интересоваться его прошлым, но гвардейцы обедали почти в полном молчании, словно вопросы нарушили бы какой-то неписаный кодекс поведения.
«Возможно, им достаточно метки», — решил Крест.
Угощение Таласки оказалось таким же непритязательным, как и сам офицер. В меню входила вода и стандартные пайки, выложенные на жестяные тарелки, но никто из гвардейцев не жаловался, и уважение Эмброуза к Чёрным Флагам несколько возросло. Восьмой полк, возможно, был странноватым, однако его командиры не пользовались привилегиями своих званий — по крайней мере, в присутствии полковника.
«И над всеми ними висит тень, — ощутил Крест. — Облазть нанесла Чёрным Флагам тяжёлую рану, быть может, даже смертельную. — Охваченный приступом стыда, Эмброуз вспомнил свой прежний полк. — Неужели от него остался только я?»
Три офицера отбыли вскоре после трапезы, и Крест вдруг осознал, что полковник за всё это время не произнёс ни слова. Даже после их ухода Кангре не прервал мрачных раздумий. Капитан посмотрел на Лазаро и Клавеля, но и тот, и другой прятали глаза.
— Что думаешь о них, Крест? — неожиданно спросил Таласка.
— Ростик не так смышлён, как считает сам, — ответил Эмброуз, которому показалось, что это очередная проверка, — но Казан сообразительнее, чем пытается представить. Квезада… Ничего не могу сказать о Квезаде.
— Я никому из них не доверяю, — объявил полковник. — Я вообще никому не доверяю, кроме людей в этой комнате и моих Безмолвных Паладинов.
«Зреет мятеж?» — подумал Крест. Такое нередко случалось в деморализованных полках, особенно если солдаты утрачивали веру в командующего офицера.