Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ) - Танич Таня
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И даже мое чинное и не вызывающее подозрений поведение, казалось, только больше угнетало его, вызывая вспышки раздражения и злости, которые уходили к ночи, но неизменно возвращались к утру. Пусть каждый вечер я ждала его дома, с готовым ужином, а ключи показательно висели на крючке, подчеркивая, что я пользуюсь своей свободой со всей ответственностью и, уходя, всегда возвращаюсь — этот вымученный уют не приносил ему радости.
Меньше всего Марк хотел делить свою жизнь с тихой и молчаливой женой-хозяйкой, поэтому вскоре он начал безжалостно срывать с меня эту маску, стараясь доказать и напомнить, что это не я, я не могу быть такой — и для этого годились любые способы. В его словах все чаще стала звучать грубость и жестокость, а я, стараясь не вспыхнуть в ответ, училась и училась терпеть, прикусив язык.
— Кого ты снова играешь, Алёша? Зачем ты это делаешь? — спрашивал он меня, когда, едва сдерживаясь и дрожа от ярости, я молча швыряла посуду в мойку с такой силой, что мыть её больше не было смысла — она превращалась в груду осколков.
— Ты не такая! Можешь закрываться от кого угодно, но со мной ты такой не будешь! — били в спину его слова, когда я пыталась уйти к себе и запереть дверь, которую Марк ненавидел и не позволял её закрывать, а потом и вовсе снес с петель. Он силой останавливал меня, и все мои попытки уединиться превращались в новую безумную ссору, в новые раны и ссадины, которые на утро приходилось маскировать пластырем и прятать под одеждой.
— Я не понимаю тебя, Марк… — всякий раз говорила я, заклеивая прозрачной медицинской лентой свежие царапины на его подбородке, чтобы замаскировать их под случайные порезы при бритье. — Я могу выглядеть как угодно, меня никто, кроме тебя, не видит. Но неужели ты думаешь, что не вызываешь подозрений на работе? Тебе ещё не начали задавать вопросы по этому поводу? Ты выглядишь так, будто каждое утро бреешься опасной бритвой, при этом падая с лестницы. Зачем ты делаешь это? Я же не хочу тебя… ранить. Ты сам вынуждаешь меня делать это, каждый раз, снова и снова. Зачем, Марк? Где твой здравый смысл? Неужели даже ты разучился думать о последствиях?
— Мне все равно. Это мое личное дело, как я выгляжу. И можешь быть уверена, я найду способ закрыть рот излишне любопытным, — несмотря на обычный уверенный тон его голоса, я понимала, что на самом деле руль управления ситуацией давно выскользнул у него из его рук, и мы просто падаем вниз, барахтаясь в хаосе наших противоречивых желаний. Падение было длительным и даже захватывающим, но я прекрасно знала, что когда-нибудь, мы достигнем дна и разобьёмся. Оба.
Иногда мне даже хотелось, чтобы это, наконец, случилось. Чтобы мы вдвоём, не только я одна, поплатились за те ошибки и выборы, которые сделали. Но как только я явственно осознала это желание, меня охватил такой ужас, что впервые с прошлогоднего побега, я вылетела на улицу стрелой, забыв о вечном самоконтроле и необходимости возвращаться до прихода Марка, и просто бежала — долго, изнурительно, бездумно, пока лёгкие не начали гореть при каждом вдохе, а колени подгибаться от усталости. Остановившись где-то на окраине города в неизвестном мне районе, оглушенная грохотом собственного выскакивающего из груди сердца, я схватилась руками за голову, продолжая втягивать в себя воздух с громким свистом, не понимая, то ли это от невозможности дышать, то ли от рыданий, сдавивших горло.
Это был тупик — самый страшный, о котором я и подумать не могла. Вместо того, чтобы и дальше пытаться уберечь Марка, мне захотелось причинить ему вред, отомстить, заставить расплачиваться за все, наравне со мной. Дальше так продолжаться не могло. Нужно было что-то менять — наверняка, без возможности повернуть назад. Только вот как? Как?!
Эта мысль стучала громкими молоточками у меня в голове каждый раз, когда, прихватив для отвлечения внимания куртку и наушники, я убегала навстречу новому весеннему вечеру, чтобы немного остыть и успокоиться перед встречей с Марком, чтобы удержаться у черты, переступив которую, я могла неосознанно попытаться его…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Нет, я не могла, не хотела даже думать об этом, встряхивая на бегу волосами, чтобы отогнать от себя чудовищное наваждение, а в голове продолжали звучать его слова, оказавшиеся почти пророческими: «Когда-нибудь мы убьём друг друга, Алёша. Если не научимся останавливаться».
Остановиться в этот раз попытался уже Марк. Видимо, происходящая внутри борьба так явно и открыто читалась на моем лице, что это начало его пугать и заставило вновь взять себя в руки. На смену ежевечерним приступам агрессии так же неожиданно пришла глубокая и мирная нежность, окутывающая меня, подобно тёплому бризу в летний вечер. Уже несколько недель он не изводил меня, не пытался раскачать пусть даже на откровенный негатив, только бы не наблюдать отстранено-молчаливую покорность. Или же я отдала ему с лихвой все эмоции, которые только были внутри меня, или же он понял, что таким образом лишь делает хуже нам обоим, но ситуация изменилась удивительным образом. Я снова могла видеть перед собой прежнего Марка — уравновешенного, решительного, рядом с которым утихали любые шторма.
Но и это не уберегло меня от нового, на этот раз точно последнего побега. Побега, который и Марк, и я восприняли спокойно и почти буднично, несмотря на то, что он стал самым важным и успокоил меня. Ведь именно он помог расставить все точки над и, отыскать ответ на тот самый вопрос, который мучил меня так давно — какой выбор сделать, какой пазл сдвинуть с места, чтобы, наконец, решить ту головоломку, над которой я билась всю жизнь.
Все это время я безуспешно пыталась созидать и творить, находить новые пути и компромиссы, напрочь забыв о силе разрушения. А ведь зря, очень зря. Когда нитки в клубке твоей жизни запутались так, что превратились в удавку и для тебя, и для того, кого ты любишь, не имеет смысла продолжать распутывать их, лишь сильнее затягивая петлю. Ее нужно разорвать, разрубить, не боясь поранить того, кого спасаешь. Поступая так, ты даришь ему шанс на новую жизнь, и пусть из двоих запутавшихся на поверхность выплывет только один — такова цена освобождения, которую я готова заплатить с лёгкостью и благодарностью за найденный ответ.
Уже несколько дней между нами нет скандалов, только чувствуется легкий намёк на какую-то тайну, и мы, пытаясь поймать её, все говорим и говорим — много, как в самом начале, когда только планировали свою взрослую жизнь. И хотя я знаю, что скрывается за этой недосказанностью, все равно, продолжаю хранить её и молчать о том, что случится скоро. Мне хочется насладиться ощущением покоя и безмятежности, последней остановкой перед решительными изменениями, которые произойдут с каждым из нас. Как солнце, садясь за горизонт, с последними лучами отдаёт земле всю теплоту, в которой хочется раствориться, так и я растворяюсь в происходящем, растворяюсь в Марке, в уверенности, исходящей от него, в теплоте, которая сквозит в каждом слове и жесте.
Мы снова сидим в белой комнате, которую он создал для меня как убежище, и которую я в попытках спрятаться от себя, наполнила множеством ненужных вещей. Теперь она снова пуста, как и следовало быть, и медовый закат льётся сквозь открытые настежь высокие окна. Сегодня Марк впервые за долгое время смог вернуться пораньше и мы, поддавшись давно забытой беспечности, отдыхаем и пьём вино, такое же золотое и терпкое, как и сегодняшний вечер. Вечер, в который я должна сказать ему то, что он поймёт много дней, а, может, и лет спустя.
А пока я просто слушаю Марка, прикрыв глаза и положив голову ему на колени, даже не огорчаясь из-за того, что некоторым его словам не суждено сбыться, а некоторым — суждено, но совсем не так, как он понимает их сейчас.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Знаешь, Алёша, я не могу этого объяснить… Что-то на уровне предчувствия. И хоть я не особо верю предчувствиям, но теперь мне кажется… Нет, я уверен — скоро произойдёт что-то важное. И у нас получится изменить все. Все то, о чем мы думали этой весной и не смогли сделать, обязательно получится этим летом. Главное только подождать. Осталась всего каких-то пара недель, и мы… — он делает глубокий вдох, а я открываю глаза, чтобы видеть его лицо. — Мы уедем, как я и обещал — хочешь? Подальше от этого города, который ты так и не приняла. Купим себе новый дом и останемся жить где-нибудь в другом месте, которое тебе понравится. Я не буду против. Я сдам все дела и оставлю службу. Не так уж она мне и нужна, эта карьера. Пришло время остановиться, хоть я и не зашёл так далеко, как хотел. Но я чувствую, что это только отдаляет меня от тебя. И любая победа, даже месть отцу не будет мне в радость, если за неё придётся платить такую цену.