Нежность - Федор Раззаков

В 1952 году свет увидела книга Черкасова «Записки советского актера», которая имела большой успех у читателей. Получив за нее гонорар, актер наконец сумел купить себе сборный щитовой дом и построился на Карельском перешейке в дачном поселке Комарово. От дома актера на Кронверкском проспекте туда можно было добраться на машине всего за полчаса. Соседями Черкасовых в дачном поселке была семья композитора Дмитрия Шостаковича.

В 1964 году супруги Черкасовы отметили 35-летие с момента своего знакомства. А два года спустя – в сентябре 66-го – Николай Черкасов скончался. У него началась водянка, с которой больные сердце и легкие не справились.

Борис ЧИРКОВ

Свою первую жену Чирков встретил в 1926 году, когда после учебы в ленинградском ИСИ поступил на работу в Театр юного зрителя, которым руководил А. Брянцев. Там же работала и молодая актриса Елизавета Уварова, с которой у него вскоре начался служебный роман. Спустя несколько месяцев Борис переехал жить к ней. Правда, в ЗАГС молодые не торопились, предпочитая официальному гражданский брак. Уварова была страстным книголюбом, и очень скоро эта ее страсть передалась супругу. И вскоре почти все ленинградские букинисты знали Чиркова, который, не жалея денег, приобретал у них редкие книги.

Борис жил с Елизаветой до тех пор, пока на его голову не обрушилась всесоюзная слава. Случилось это в 1935 году, когда на экраны страны вышел первый фильм кинотрилогии о Максиме – «Юность Максима». За эту роль в январе 1935 года молодому актеру было присвоено звание заслуженного артиста РСФСР. А спустя три года, после выхода на экраны уже всей трилогии, Чирков был награжден орденом Ленина. Буквально через несколько недель после этого он навсегда покинул Ленинград и стал москвичом. Причем его переезду сопутствовали события весьма драматические.

В апреле 38-го Чирков должен был (в числе других актеров театра и кино) выступить в Большом театре – в торжественном концерте, посвященном очередному съезду ЦК ВЛКСМ. Приехав в Москву за несколько дней до концерта, Борис поселился в гостинице «Москва». Вскоре начались репетиции. Во время одной из них к нашему герою подошла балерина из кордебалета и, глядя прямо ему в глаза, произнесла: «Значит, вот вы какой, Максим? Я давно мечтала с вами познакомиться». – «Так в чем же дело?» – не растерялся Чирков, пораженный красотой этой женщины.

Получив номер телефона новой знакомой, Борис уже на следующий день позвонил ей и был приглашен на ужин. Ночевать он остался у нее.

В Москве актер пробыл несколько дней. Все это время он жил у балерины и возвращаться домой явно не торопился. А когда все же пришлось расставаться, он дал балерине слово, что скоро вернется. Тем более что во время пребывания в Москве выяснилось, что сам председатель Совнаркома Вячеслав Молотов – его дальний родственник (мать Чиркова была дочерью его родного брата), и в связи с этим Молотов лично предложил Чиркову переехать в Москву. Короче, актер свой выбор сделал: он ушел от Уваровой и переехал в Москву. И хотя его столичный роман с балериной продлился недолго, тем не менее отныне Чирков стал москвичом.

На протяжении нескольких последующих лет у актера было немало «амурных» приключений, но ни одно из них не привело к браку. Так продолжалось вплоть до 6 января 1949 года, пока он не встретил девушку, которая стала его первой и последней официальной женой. Это была Людмила Геника, дочка проректора ВГИКа. Встреча наших героев произошла на дне рождения Николая Крючкова, с которым Чирков давно дружил.

Но послушаем саму Л. Генику-Чиркову: «Гостей было много. Все были молоды. Четыре года, как кончилась война, и радость жизни, ощущение ее полноты будили веселье гостей. Застолье продолжалось уже несколько часов. Шум, гам, все разговаривали друг с другом.

Звонок возвестил о приходе нового гостя. Он вошел, но никто не обратил на него внимания. Хозяйка дома, моя подруга, усадила его за стол прямо напротив меня и умчалась по своим хозяйским делам (женой Н. Крючкова была тогда актриса Алла Парфаньяк. – Ф.Р.). Он наполнил бокал, приподнял его, вероятно, хотел сказать какие-то поздравительные слова, но все кругом шумело, веселилось. Он улыбнулся, осмотрелся по сторонам, наткнулся на мой заинтересованный взгляд и, лукаво улыбнувшись, сказал: «Ну, тогда ваше здоровье». Так мы познакомились.

Тогда меня сразу поразили его глаза. Они были удивительные – огромные, внимательные, ласковые, умные… Внутри них зажигались лукавые огоньки, и сразу же Борис Петрович становился похож на мальчишку, который собирается напроказить, но удерживается из последних сил.

Мы проговорили весь вечер. К концу праздника выяснилось, что мы живем неподалеку друг от друга, поэтому домой поехали вместе. Это малое землячество как-то душевно сблизило нас.

Тринадцатого января состоялась наша вторая встреча. Борис Петрович пригласил мою подругу, ее мужа и меня вместе встретить старый Новый год. Накануне с большим успехом была принята картина, в которой он играл главную роль, и Чирков хотел отметить оба эти события.

Мне и хотелось пойти, и не хотелось. Я собиралась встречать Новый год в компании, где все давно были известны друг другу, куда можно было явиться в любом виде, и где проблема вечернего туалета для меня, молодой актрисы с окладом в 325 р., не возникала. Тем не менее меня уговорили, правда, сделать это было не так уж трудно.

Но когда я вошла в зал «Гранд-отеля», все мои женские комплексы охватили меня с невероятной силой. Большой зал залит светом, почти вся артистическая Москва здесь, и такие нарядные, такие яркие туалеты! Я села за стол и решила – танцевать не буду, зато сидя за столом блесну эрудицией (все-таки профессорская дочка!) и за непринужденной (светской, интеллигентной) беседой все, а главное всех, поставлю на место.

И – опять глаза! Посмотрели на меня с удивлением и с какой-то затаенной горечью и печалью. Потом они сощурились, блеснули огоньком, и на меня посыпалась груда цитат, сентенций, умозаключений, причем все это было преподнесено нарочито выспренно – вроде бы и с юмором, но сарказма было куда больше. Как же меня поставили на место! Как же было стыдно, но до чего же увлекательно слушать – ведь я добрую половину всего этого не знала. Вероятно, на моей физиономии отразились и эта заинтересованность, и увлеченность, потому что глаза смягчились, потеплели и даже чем-то заинтересовались. Комплексы кончились. Мы пошли танцевать. Удивительные глаза оказались совсем рядом, и как же легко и радостно было в них смотреть…

Семнадцатого января – наша третья встреча. Каток «Динамо». Перерыв на обед. Каток пуст, на нем только три фигуры, из которых одна – моя. Мои «соледники» старше меня. За мной – молодость, ощущение, что я нравлюсь, уверенность! Но и самоуверенность, конечно. Ну, сейчас я покажу, как надо кататься! Начинаю бег, стараюсь изо всех сил – и поэтому спотыкаюсь, сбиваюсь с ритма. Наконец выравниваюсь и победоносно оглядываюсь. Коля на «норвегах» в низкой посадке идет на блестящей скорости по большому кругу катка. Борис Петрович посередине катка на фигурных коньках крутит пируэты, чертит вензеля и на меня – никакого внимания! Впрочем, нет. У фигуриста очень лукавый взгляд – мимолетный, но такой острый, такой насмешливый, что я тут же грохаюсь на лед. Обидно до слез. Он тут же подлетает, поднимает меня, и глаза становятся участливыми – в них раскаяние за насмешливую улыбку…