Мир приключений 1974 - Николай Коротеев

Любава несла туфли в руке, помахивая ими в такт шагам.

— Хорошо идти босиком, — сказала она.

Этой тропинкой Эо шел впервые. Это он помнил отлично. Вечно опаздывал, всегда не хватало времени, постоянно пользовался тем или другим летательным аппаратом. Почему же и его охватило сейчас чувство, что он уже бывал здесь?..

Впереди них бежали две длинные черные тени. Вскрикнула в кустах ночная птица.

— Земля дышит, — сказала Любава. — Сейчас здесь суша, а когда-нибудь, наверно, будет море.

— И раньше здесь, наверно, плескались волны, — произнес Эо. Остановившись, он разглядывал какой-то предмет под ногами, затем нагнулся, поднял его и сказал: — Только море может так обкатать камень.

Любава взяла предмет.

— Легкий камень, — сказала она. — Слишком легкий.

— Ты права, — согласился Эо, — волны здесь ни при чем. Посмотри, как искусно выточена горловина. Это могли сделать только человеческие руки.

— II дно как срезанное… — добавила Любава, разглядывая находку.

— Бутылка! — одновременно воскликнули оба.

Нужна была немалая фантазия, чтобы угадать бутылку в этом странном камне. Окаменелые ракушки давно срослись с его поверхностью. Затвердевшие водоросли стали его частью. В горлышке еле угадывалась пробка.

— Открой, — попросила Любава. — Вдруг это вестник несчастья?

Во сне, что ли, видел Эо и эту ночь, и девушку с узким лицом восточной царицы, и странный сосуд у нее в руках? Он силился вспомнить, откуда знакома ему эта картина, по память о ней ускользала.

Пробка долго не поддавалась. Наконец Эо вытащил ее зубами, ощутив во рту мимолетный привкус морской соли. В бутылке не оказалось ничего, кроме обесцвеченной ленты. Эо повертел ее, разглядывая в голубоватых лучах Лупи.

— Осторожней, — попросила Любава.

— Странно: я не вижу ни одного письменного знака, — произнес Эо.

Любава взяла из рук Эо ленту и долго разглядывала ее, то отдаляя, то близко поднося к глазам.

— Здесь и не нужно никаких знаков, Эо, — негромко сказала она. Затем вложила ленту в бутылку и с усилием заткнула горлышко пробкой. — Утром отнесем ее вниз и бросим в море. На счастье, — добавила она.

А. ПАЛЕЙ

МУЖЕСТВО

Фантастический рассказ

Солнце прошло сравнительно небольшую часть своего пути от восточного края неба до зенита, но день уже давно пылал ровным, напряженным зноем. Ни одно пятнышко не нарушало безоблачной синевы. Крутые склоны горы резко уходили ввысь. Ажурные мачты электропередачи, спускавшиеся по ним, терялись, казались крошечными в их мощных складках. Мачтами, увешанными гирляндами серых изоляторов и связанными между собой ровными нитями проводов, была усеяна и равнина. Мачты были огромные, по на фоне горы не производили такого впечатления. С горой могли соперничать только прислоненные к ней трубы.

Гора представляла собой гигантский, неправильной формы каменный конус, возвышавшийся над долиной приблизительно на полтора километра. На ее вершине была небольшая природная выемка, в которой целиком, как лилипут в кармане Гулливера, умещалось шестиэтажное здание электростанции: снизу оно казалось игрушечным макетом. Если всмотреться внимательнее, в морщинах склонов кое-где приютились крошечные здания. Все они тонули в зелени, и потому их трудно было различить.

Трубы были грандиозные. Каждая из них имела не менее десяти метров в ширину. Перехваченные мощными поперечными скрепами, они были прислонены к склону на равных расстояниях друг от друга. Концы труб доходили до вершины горы. Каждая из них выходила из гигантского плоского металлического колпака, окрашенного в черный цвет, резко выделявшийся на фоне залитого солнцем ландшафта. Издали это сооружение можно было принять за оранжерею. Но на самом деле крыша опиралась не на стены, а на невысокие, десятиметровой высоты, колонны.

Огражденная со всех сторон трубами гора была похожа на великана, взятого в плен мощью человеческого разума. Не вырваться, не убежать! Стоп недвижно и выполняй заданную тебе работу!

Конечно, чтобы охватить взглядом всю эту величественную картину, нужно было находиться в отдалении от нее. Впрочем, к горе, трубам и колпакам над ними даже при желании невозможно было приблизиться: в сотне метров от них решетка ограждала запретную зону.

Трубы, выкрашенные в белый цвет (для наибольшего отражения солнечных лучей), резкими контрастными линиями прорезали покрытые зеленью склоны горы. Волнистая поверхность склонов и древесных крон подчеркивала геометрически прямые направления труб.

Местность была пустынна, в районе воздушных силовых установок жили только работники станции с семьями.

Но вдруг на извилистой тропинке среди деревьев показалась одинокая маленькая фигурка. Это был мальчик лет восьми. Он глядел на трубы и, судя по движениям его губ, напевал песенку. Но он и сам ее не слышал — мелодия тонула в мощном, репном, непрерывном гуле, похожем на рев громадного водопада.

Как всегда днем, трубы гудели. Воздух, накаляемый солнечными лучами под черными металлическими крышами, стремясь кверху, врывался в устья труб неудержимым ураганным потоком. Ему на смену притекали воздушные массы из долины, и вся ее поверхность была захвачена непрерывным движением воздуха, со страшной силой несшегося к трубам. В сторону труб наклонились травы, кустарники, ветви деревьев. В том же направлении изогнулись струи фонтанов и неслись облака брызг. А чем ближе к решетке запретной зоны, тем реже становилась растительность, и задолго до изящной бронзовой ограды она вовсе исчезала, оставляя каменистую поверхность во всей ее неприветливой первозданной наготе. Воздушные потоки по мере приближения к трубам всё ускорялись. Вблизи них непрерывный ровный ураган бушевал с такой силон, что, если бы здесь были растения, они были бы сломаны, вырваны с корнем и унесены вихрем. Внутри труб, изолированных от внешней температуры твердой вакуумной пеной, воздух несся кверху со скоростью 200 километров в час. Вырываясь из них, он со всей мощью своего напора ударял в лопасти воздушных турбин.

Трубы гудели. Этот рев невозможно было бы переносить, если бы он не был таким однотонным. Его однообразие заставляло слух привыкать к нему настолько, что люди перестали обращать на него внимание. Они как бы не слышали его и замечали только вначале, при восходе солнца. Ночью трубы молчали, силовые агрегаты не работали. Ночью поверхность долины быстро охлаждалась и переставала отдавать тепло воздуху. Разница между температурой воздуха долины и вершины горы сглаживалась, и воздушные потоки замирали. Турбины останавливались и переставали давать энергию в единое, всесоюзное высоковольтное кольцо.