Эйзенхауэр. Солдат и Президент - СТИВЕН АМБРОЗ

[* Уоррен Хардинг (1865 — 1923) — Президент США в 1921 — 1923 гг. Вильям Маккинли (1843 — 1901) — Президент США в 1897 — 1901 гг.]

Эйзенхауэр хотел, чтобы сенатор Маккарти был устранен из общественной жизни страны, но это нужно было сделать так, чтобы в дальнейшем не ухудшить состояния гражданских свобод в США и имиджа страны в этом вопросе. Но поскольку Эйзенхауэр не пожелал прямо обвинить Маккарти или каким-либо другим образом противостоять этому сенатору от Висконсина, Маккарти, прежде чем ушел со сцены, смог причинить много вреда гражданским свободам, Республиканской партии, многочисленным отдельным лицам, армии США, исполнительным органам правительства. Единственный значительный вклад Эйзенхауэра, повлиявший на падение Маккарти, был негативным — он не разрешил предоставить сенатору документы и дела исполнительных органов власти и вызывать сотрудников правительственных учреждений для дачи показаний в его комиссии. Осторожный, колеблющийся подход Эйзенхауэра — или отсутствие такового — к Маккарти не улучшил репутацию Президента, а, наоборот, причинил ей много вреда.

Эйзенхауэр хотел в январе 1953 года, чтобы Америка играла роль морального лидера, демонстрируя свое духовное превосходство и опережающее развитие Советскому Союзу и даже всему миру. Но по такой значительной моральной проблеме современности, как борьба за искоренение расовой сегрегации из жизни Америки, он отмалчивался, не высказав личного одобрения решения суда по делу "Браун против Топека". Это нанесло колоссальный вред движению за гражданские права и имиджу Америки.

В борьбе за гражданские права и свободы Эйзенхауэр вообще не был лидером, проявившим хотя бы весьма умеренный интерес к этим вопросам. Он просто рассчитывал, что эти проблемы отойдут от него. Что касается гражданских свобод, то крайности Маккарти и его сторонников были настолько явными, что эта проблема решалась как бы сама по себе. В отношении же гражданских прав — области, в которой степень консерватизма американцев намного выше, чем в области гражданских свобод, — отказ Эйзенхауэра идти впереди носил почти преступный характер. Кто может предсказать, каких успехов можно было бы достигнуть в решении этой постоянной проблемы, если бы Президент Эйзенхауэр объединился с главным судьей Уорреном и энергично выступил за равенство и справедливость независимо от цвета кожи? Но он этого не сделал, он отодвинул эту проблему в сторону; и то, что он не передал ее, как эстафету, своим преемникам, только усугубило ее.

Во внешних делах самой большой неудачей Эйзенхауэра, по его собственному суждению, было то, что ему не удалось достичь мира. Когда он оставил свой пост, напряженность, опасность и затраты, связанные с холодной войной, возросли, как никогда. Конечно, его личной вины в этом не было. Он старался договориться с русскими, выдвинул несколько предложений — "Атом для мира", "Открытое небо" и другие. Но все их Хрущев отверг. Конечно, в какой-то степени способствовал неудачам его глубоко укоренившийся антикоммунизм. Эйзенхауэр отказывался даже в малейшей степени доверять русским. Он продолжал и расширял экономическое, политическое и дипломатическое давление, а также тайные операции против Кремля в течение всего срока пребывания на посту президента. Такая политика годилась для завоевания голосов избирателей и, может быть, даже помогла выиграть некоторые сражения ограниченного масштаба в холодной войне, но она была губительна для дела мира во всем мире.

Вторая его неудача в том, что не было достигнуто договоренности о пределе гонки вооружений (не путать с фактическим разоружением, которое также было его целью). Лучше, чем кто-либо другой из мировых лидеров, Эйзенхауэр говорил о затратах на гонку вооружений, о ее опасностях и о ее сумасшествии. Но он не смог даже замедлить ее, не говоря уж о том, чтобы остановить. В данном случае упущенная возможность обернулась трагедией. Эйзенхауэр не только лучше многих понял тщетность гонки вооружений; по сравнению с другими он находился в наилучшем положении, позволявшем ему покончить с этой гонкой. Его престиж, особенно как военного, был настолько высок, что он мог бы заключить договор с русскими о запрещении атомных испытаний, просто дав заверения от своего имени в полезности такого договора для Соединенных Штатов. Но почти до самого конца пребывания в Овальном кабинете он продолжал считать, что риск расширения гонки вооружений менее опасен, чем риск, связанный с доверием русским.

Когда же, наконец, он был готов сделать попытку установить контроль над гонкой вооружений и дать согласие на заключение договора о полном запрещении ядерных испытаний без проведения инспекции на местах, то произошел инцидент с У-2. Так случилось, что это был именно тот самый полет Пауэрса, который Эйзенхауэр инстинктивно хотел отменить, но на котором настояли специалисты, отвечавшие за технологию проведения операции. В этом случае, так же как и в других, например увеличение производства атомных бомб, числа ядерных испытаний и количества ракет, он пошел на то, чтобы совет технических экспертов возобладал над его здравым смыслом. То, что это могло случиться с Эйзенхауэром, наглядно демонстрирует тиранию технологии в ядерно-ракетный век.

Эйзенхауэр надеялся предпринять наступление на коммунизм в Центральной и Восточной Европе. Но его нереалистичная и неэффективная воинственность, усиленная безответственной поддержкой его партией восстаний и освободительных движений в полицейском государстве, привела к трагедии 1956 года в Венгрии, которая всегда будет пятном на его биографии. При его Администрации "отбрасывание назад" не начиналось, поскольку лозунгом стали слова: "Позиции менять не надо". Но свободный мир оказался даже не в состоянии остаться на своей прежней позиции, когда Эйзенхауэр согласился на перемирие в Корее, по которому коммунисты получали контроль над северной частью Кореи; то же самое произошло и во Вьетнаме, и к этому следует добавить установление режима Кастро на Кубе.

Эти неудачи, взятые вместе, на первый взгляд являются убедительным основанием для обвинения. По мнению тех, кто критиковал политику Эйзенхауэра, эти провалы проистекали из самого большого его недостатка — неспособности осуществлять руководство. В отличие от Франклина Рузвельта и Трумэна Эйзенхауэр совсем не казался лидером, а лишь председателем правления, номинальным главой, президентом партии вигов, и это в то время, когда требовались решительные действия и решительная исполнительная власть.

Главная, наиболее острая и реалистичная критика президентства Эйзенхауэра обращена не на то, что он сделал, а на то, что он не сделал. Два срока его президентства — это время отложенных масштабных действий. Совершенно очевидно, что это верно в отношении расовых проблем и процесса десегрегации в жизни Америки. Это также верно в отношении проблем больших городов: рост трущоб, загрязнение окружающей среды, сужение налоговой базы *, достойные условия получения образования для всех, забота о престарелых, инвалидах и безработных. Гудпейстер предупреждал Президента: если и дальше откладывать решение проблем, то, когда наконец подойдет время браться за них, они станут неуправляемыми. Репутация Айка была бы сегодня намного выше, если бы он прислушался к этому предупреждению, и жизнь американцев была бы другой. Одной из причин тех крайностей, которые сопровождали программу Линдона Джонсона "Великое общество" в середине 60-х годов, как раз и был колоссальный масштаб тех проблем, которые Джонсон пытался решить. Возможно, эти проблемы не приобрели бы такого размаха, если бы Айк в свое время не отвернулся от них.