Жуков. Портрет на фоне эпохи - Лаша Отхмезури

«Особенно отличались в создании рекламы Жукову бывший член Военного Совета 1-го Белорусского фронта Телегин, командующий авиацией Новиков, маршал бронетанковых войск Ротмистров, а также я и моя жена Русланова. Телегин под разными предлогами устраивал в Берлине и Москве банкеты, которые проходили в атмосфере лести и угодничества. Все мы старались перещеголять друг друга, на все лады восхваляя Жукова, называя его новым Суворовым, Кутузовым,  – и Жуков принимал это как должное.

[…] Надо сказать, что он не забывал нас поощрять. В августе 1944-го, когда Жуков был представителем Ставки на 1-м Белорусском фронте, я пожаловался ему, что меня обошли наградой за взятие города Седлец. Жуков тут же позвонил Рокоссовскому и предложил ему представить меня к награждению орденом Суворова I степени. Это указание было незамедлительно выполнено. Точно так же превысив свои полномочия, он наградил и мою жену Русланову. Когда Жуков стал Главкомом сухопутных войск, он взял меня к себе и назначил начальником Высшей кавалерийской школы. Он же помог мне получить еще одну квартиру, третью по счету. Неудивительно, что такое отношение Жукова ко мне и Руслановой превратило нас в преданных ему собачонок»[735]. Эти слова, сказанные в 1948 году, подтверждали данные, уже известные органам госбезопасности, которая вела непрерывное наблюдение за Жуковым и его окружением. В принципе обычное явление для советской высшей номенклатуры. Все подобные факты докладывались Сталину.

В конце 1945 – начале 1946 года Павел Дмитриевич Корин, один из придворных живописцев Кремля, был направлен в Берлин писать портрет Жукова. Очевидно, это было инициативой Ворошилова, покровителя советских живописцев. На портрете маршал изображен в парадной форме, с воинственным видом, кулак уперт в бок, грудь увешана наградами. Зато неизвестно, кто заказал Василию Яковлеву еще один портрет Жукова, тот самый, за который маршал дорого заплатит через двенадцать лет. Сталин? Ворошилов? Никаких следов официального заказа не найдено. Может быть, это сделал в частном порядке сам Жуков или один из его друзей? Тайна остается тайной. Первые наброски к портрету маршала лауреат Сталинской премии Яковлев сделал на Параде Победы. Работа, выполненная им за три месяца, имеет большие размеры. Жуков изображен в образе Георгия Победоносца, покровителя России. Его белый конь Кумир встал на дыбы на фоне горящего Рейхстага, попирая копытами задних ног нацистские знамена. Подобный конный портрет отсылает к имперской и религиозной символике, немыслимой при Сталине. Сразу вспоминаются Петр Великий и святой Георгий, поражающий дракона. Замысел – Жуков чудесный спаситель России – выражен так навязчиво, так невероятен в тогдашнем СССР, что сразу наводит на мысль о провокации, устроенной госбезопасностью, а то и самим Сталиным. Но доказать это невозможно.

В это же время скульптор Евгений Вучетич, в будущем автор фигуры солдата-освободителя в Трептов-парке и огромных статуй матери-Родины в Волгограде (Сталинграде) и Киеве, преподнес Жукову выполненный им его бюст в натуральную величину. На подставке Вучетич выгравировал:

Тебе не смог в венок победныйлавровой ветви я вплести,но постараюсь до столетийтвой светлый образ донести.

Славному русскому полководцу XX века, маршалу Г.К. Жукову в память о наших коротких встречах.

Все эти эпизоды говорят если не о возникновении культа личности Жукова, то, во всяком случае, о его огромной популярности в армии и в народе. А что, если хотя бы часть из тех 30 миллионов человек, что прошли за войну через Красную армию, связывали с ним надежды на улучшение своей жизни после победы? Этого нельзя исключить. И у Сталина начали возникать подозрения на его счет. Он хорошо знал русскую историю и помнил, что заговорщики-декабристы были офицерами, вернувшимися из Западной Европы в ореоле победителей Наполеона и ставшими выразителями надежд части общества на либерализацию. В июле 1943 года, во время Курской битвы, глава НКГБ Меркулов доложил Сталину о содержании разговора между двумя писателями: «Народ помимо [Сталина] выдвинул своих вождей – Жукова, Рокоссовского и других. Эти вожди бьют немцев и после победы потребуют себе места под солнцем… Кто-либо из этих популярных генералов станет диктатором либо потребует перемены в управлении страной… Вернувшаяся после войны солдатская масса, увидев, что при коллективизации не восстановить сельское хозяйство, свергнет советскую власть… в результате войны гегемония компартии падет и уступит место гегемонии крестьянской партии, которая создаст новую власть и освободит народ от колхозов…»[736] В Курске, как вспоминает Анфилов, маршала повсюду встречали возгласы «ура» его солдат, кричавших: «Где Жуков, там победа»[737]. 28 августа 1945 года начальник военной контрразведки Смерш Абакумов направил Сталину досье, собранное его подчиненным – Александром Вадисом, начальником Управления Смерш 1-го Белорусского фронта: «О Серове [уполномоченный НКВД в Германии] идут разговоры, что Героя Советского Союза он получил незаслуженно, это сделано Жуковым для того, чтобы приблизить Серова к себе… […] Многие считают, что Жуков является первым кандидатом на пост наркома обороны. Жуков груб и высокомерен, выпячивает свои заслуги, на дорогах плакаты „Слава маршалу Жукову“. В одном из разговоров с армейским политработником, когда тот сослался на директиву Булганина о политорганах, Жуков заявил: „Что Вы мне тычете Булганиным, я кто для Вас?“, желая подчеркнуть, что он не кто-нибудь, а заместитель наркома обороны»[738].

Документ, направленный Абакумовым Сталину 3 января 1947 года, освещает мечтания о либерализации, сосредоточивавшиеся на личности Жукова. Речь идет об оперативной записи разговора между генералами Гордовым и Рыбальченко, состоявшимся 28 декабря 1946 года, и между Гордовым и его женой, Татьяной Владимировной, имевшим место тремя днями позже. Гордов, командовавший в 1942 году Сталинградским фронтом, в тот момент командовал Приволжским военным округом. Рыбальченко был у него начальником штаба. Думая, что они одни, эти трое резко критиковали Сталина, политизацию армии, голод, царивший в стране, и отставку Жукова (которая произойдет 1 июня 1946 года).

«Т.В. Гордоеа: Вот сломили такой дух, как Жуков.

Гордое: Да. И духа нет.

Т.В.: И он сказал – извините, больше не буду, и пошел работать. Другой бы, если бы был с таким убеждением, как ты, он бы попросился в отставку и ушел от всего этого.