Сказки о сотворении мира - Ирина Ванка

— Есть физическая теория ретрансляции первичных полей, как свойства пространства и времени, — объяснил Натан Валерьянович. — Никем в ученом мире пока еще не доказанная.

— Учитель скромничает, — заметил Оскар.

— Помнишь старые сказки, где герой чудесным образом оживает, или получает в награду несколько жизней? Похоже, наши предки знали о первичной природе больше, чем мы. Вся теория эволюции построена на свойстве ретрансляции пространства. Построена на гораздо более тонком уровне, чем описано в учебниках, но ее сторонники не подозревают об этом.

— Объясните по-человечески, — попросила Мира.

— Видишь ли, природа, как все разумное, имеет свойство анализировать самое себя. Для этого на каждую ситуацию, на всякий непредвиденный случай она создает «резервные копии». Чем сложнее ситуация, тем больше копий. Создает и архивирует так, чтобы исключить доступ к ним из реального мира. Если грамотно и вовремя разархивировать такой «файл», можно остаться в живых при собственной могиле. Этот казус наблюдался всегда, и в древней истории человечества и теперь. Даже здесь на маяке мы наблюдаем одну из разновидностей того же казуса, когда система под названием «человек после смерти» не распакована до конца, а оставлена на некой промежуточной стадии, где уже активированы одни свойства, но еще не включились другие. Явление такого рода имеет массу разновидностей. Мы с Оскаром отнесли их к ошибкам Греаля.

— Ошибкам? — удивилась графиня.

— Да, у нас есть все основания утверждать, что программа «компьютера», ответственного за наше бытие, не отлажена надлежащим образом.

— Глючит, — объяснил Оскар.

— Ничего подобного, — возразила графиня. — Просто умная «машина» работает в руках ламера.

«Самолет санкт-петербургской авиакомпании был атакован летающей тарелкой», — прочел капитан Карась заголовок газетной статьи и поднял взгляд на помощника.

— Прищемить им хвост, Валерий Петрович? — спросил помощник. — Чтобы не болтали…

— Поздно, — ответил Карась.

— Так ведь небылицы пишут…

— Тем более. Журналистов воспитывать все равно, что свиней стричь: визгу много, шерсти мало. Ты бы лучше свидетельницу поторопил.

— Уже едут, Валерий Петрович.

— Ночь на дворе, они все едут. Ребенку спать пора.

— У них особый ребенок. Днем спит, по ночам медитирует. Просили юродивых?

— Метро закроется скоро…

— Я за ними машину послал.

— Так, поди, встреть.

— Слушаюсь, — ответил помощник и позволил начальнику дочитать статью.

Ничего нового об «аномальных тенденциях…» Валерий Петрович для себя не открыл. За годы работы в специальном отделе он начитался всякого, и представлял себе примерное соотношение правды и вымысла в аналогичных статьях. Валерий Петрович узнал, что неопознанный летающий объект атаковал самолет смертоносным лучом при заходе на посадку. Только умелые действия пилотов и авиадиспетчеров позволили предотвратить катастрофу в воздухе, но последствия инопланетной атаки стали проявляться на земле. Один за другим пропадают пассажиры пресловутого рейса. Половина из них сгорела заживо, другая половина пропала при загадочных обстоятельствах. Ясновидящая девочка, Настенька Комарова, ясно видела гуманоида, одетого в человеческую одежду, который сошел по трапу прибывшего рейса и растворился в толпе. Что это было? Попытка пришельцев уничтожить агента, принявшего человеческую личину, или проверка на вшивость для всего человечества? По факту ведется расследование. Подробности засекречены.

Последняя фраза Валерия Петровича особенно огорчила. Ни разу за годы своей работы в СОРАТНИКе он лично не засекретил ни одного аномального факта. Просто ни один журналист не обратился к нему за прямым разъяснением. Однажды он сам пригласил любопытного спецкора для интервью по факту «крушения НЛО», расследованного им, но спецкор не явился. Более того, объяснил свое поведение предельно глупо: «Все равно не скажете правды»… «А если скажу?» — удивился Карась. «Тогда неинтересно будет читать», — ответил корреспондент и даже не извинился за то, что капитан национальной безопасности битый час прождал его в своем кабинете вместо того, чтобы спуститься в буфет и по-человечески пообедать.

Федор просунул голову в кабинет.

— Валерий Петрович… они поднимаются по лестнице.

Карась выключил настольную лампу, убрал газету и щелкнул кнопкой диктофона.

— С ней мама и бабушка, — уточнил помощник.

— Бабушка посидит в вестибюле, — ответил капитан.

Бледненькую восьмилетнюю Настю Комарову ввели в кабинет и усадили в широкое кресло.

— Настя, расскажи теперь Валерию Петровичу все, что ты видела в аэропорту, — попросил Федор.

— Расскажи, доченька, — добавила мать.

Девочка серьезно поглядела на следователя. Капитан улыбнулся. Ребенка он допрашивал впервые, и чувствовал себя заранее виноватым.

— Расскажи, Настенька, — попросил он.

— Я видела, как дядя исчез, — ответил ребенок.

— Как он исчез? — уточнил Карась.

— Я не знаю, — пожала плечами девочка. — Он подпрыгнул и исчез, когда мы несли чемодан.

— Исчез один? Может быть, исчезли два дяди?

— Нет, — возразил ребенок. — Только один. Он шел впереди, поэтому я видела…

— Этот? — капитан предъявил для опознания фотографию «покойного» профессора.

— Нет… не этот, — неуверенно ответила Настя.

— Посмотри внимательно, не торопись.

— Нет, исчез другой дядя, этот дядя остался. Я видела его, но он никуда не исчез. Он разговаривал с тем дядей, который исчез. Мама сказала мне стоять возле чемодана, и я смотрела на них…

Карась вынул фотографию Оскара Шутова из личного дела:

— Этот?

Ребенок смутился.

— Нет. Его я не видела.

— Так, так… Что ты видела, девочка, рассказывай все, что помнишь очень подробно.

— Я на них смотрела. На того, в очках, который на фотографии, и на того, который исчез. Тот был низенький, в длинном плаще. Он отдал что-то дяде в очках, а потом мы пошли, и все пошли, и тот дядя в плаще пошел с нами. И я увидела…

— Кто это видел, кроме тебя? — задал провокационный вопрос капитан.

— Никто. Мама смотрела, где папа. А папа ждал нас не там, где ждут, а на улице у машины. А мне все равно не видно, кто встречает… я смотрела на дядю. У него такой плащ… почти что до пола. Я думала, он наступит на него и упадет, а он не упал, а пропал.

— Настенька, вспомни, пожалуйста, что было вокруг дяди, когда он исчез? Облако? Светлое пятно? Что-то еще? Он растаял, растворился, рассыпался…